Накануне отъезда Джино ухитрился проникнуть в спальню Леоноры, и они долго строили планы на будущее. И целовались — сначала целомудренно, а затем все более страстно.

— Можешь взять меня, если хочешь, — выдохнула Леонора. — Я еще не… ну, ты понимаешь. Но с тобой, Джино… Я не хочу, чтобы ты… с другими женщинами. У мужчин бывают потребности…

Он заставил себя отстраниться.

— Ничего, я подожду.

— Но, Джино, в этом нет нужды. — У Леоноры пылали щеки. — Мы же любим друг друга, а если двое любят, в этом нет ничего плохого. Ведь так?

Он смотрел на нее, такую красивую, нежную, соблазнительную, и чувствовал, что у него вот-вот лопнут брюки.

— Нет ничего плохого, — подтвердил он. — Но нам есть что беречь.

Кто бы мог подумать, что Джино-Таран впадет в сентиментальность?

Сам он — в последнюю очередь.

В Нью-Йорке он первым делом снял другую комнату, в двух кварталах от своего прежнего жилья и тоже недалеко от свалки. Но он приходил только ночевать, а утром снова уходил на работу. Приходилось экономить каждый доллар и каждый цент. У него все еще оставался счет в банке — там лежало семьдесят пять баксов. Но основной капитал — больше двух тысяч новенькими, хрустящими бумажками — хранился в депозитном сейфе. Джино поставил перед собой задачу заработать много больше, только тогда он получит право на Леонору. Франклин Зеннокотти ни за что не отдаст ему свою дочь, если Джино не сможет обеспечить ей привычный образ жизни.

Его следующим шагом было отправиться к Жирному Ларри и узнать, что тут творится. Народу было полно, однако он не встретил никого из знакомых — одних желторотых юнцов за молочными коктейлями.

— Где наши? — спросил он Жирного Ларри.

Тот бросил вороватый взгляд по сторонам.

— Многое изменилось. Зайди с черного хода и стукни два раза.

Джино присвистнул. Жирный Ларри тоже начал приторговывать запрещенными спиртными напитками. Он зашел с черного хода, спустился по небольшой лестнице, ведущей в бывший подвал, и очутился в слабо освещенном баре. Четверо музыкантов наигрывали джазовые мелодии; между столиками сновали длинноногие полураздетые официантки. Должно быть, переоборудование подвала влетело Жирному Ларри в копеечку.

За одним из столов восседал Розовый Банан в шикарном костюме в полоску, с сигарой в толстых губах и стаканом дешевого ликера в руке, из которого он поил устроившуюся у него на коленях маленькую блондинку.

Да уж не мисс Зазнайка ли это? Теперь она выглядела гораздо старше благодаря помаде и перманенту, — но все такой же заносчивой. Мисс Зазнайка. Девушка, которая полностью владела его мыслями, пока он не встретил Леонору. Теперь она стала больше походить на женщину — и дешевку.

— Эй, Розовый Банан! — Джино начал пробираться к ним.

Старый приятель вскочил на ноги.

— Джино! Когда тебя выпустили? Как дела?

Джино скорчил гримасу.

— Ну, что тебе сказать, старина? Если коротко, то я бы не рекомендовал это место для проведения летних каникул.

Розовый Банан заржал и заключил Джино в объятия.

— Сейчас закажу тебе выпивку, и ты все расскажешь.

— Прошу прощения, — резко вклинилась мисс Зазнайка, дергая Банана за рукав.

— Ах да. Джино, ты помнишь Синди?

— Само собой. Она всегда была такая ласковая — как же мне забыть?

Синди уставилась на него.

— Ага, вспомнила. Джино Сантанджело. Д-Ж-И-Н-О. Не ты ли обещал, что я о тебе еще услышу?

— Точно, куколка, — он перестал обращать на нее внимание и повернулся к Банану. — Ну, ты даешь! Видно, у тебя неплохо идут дела. Когда мы виделись в последний раз, ты валялся на больничной койке с парочкой переломов. Что произошло?

Розовый Банан постучал себя по голове.

— Просто я поумнел. Помнишь, что ты сказал мне в больнице? Кому нужно копаться в чужом дерьме! Я поразмыслил и решил, что ты прав. И теперь я — большой человек, Джино. Можешь мне поверить. Большой человек.

Они сели, и Розовый Банан щелкнул пальцами, подзывая официантку.

— Чем же ты занимаешься? — допытывался Джино.

Приятель опустил глаза.

— Оказываю кое-какие услуги… разным важным шишкам.

Джино молчал. «Услуги»… Это может означать все что угодно. Не стоит давить на Банана. Они обсудят это с глазу на глаз, без Синди, которая теперь жарко дышит в затылок.

— Мы с Синди живем вместе, — сообщил Банан. — В хорошенькой квартирке на Сто десятой улице.

— Да, у вас тут действительно большие перемены. Вот уж от кого не ожидал, так это от тебя.

— Это еще почему? — окрысилась Синди.

Она погрубела, но была все так же хороша.

Джино пожал плечами.

— Не знаю. Просто мне так казалось. — Не скажешь ведь, что Банан отнюдь не тот человек, который мог заарканить приличную юбку. Он решил сменить тему. — Больше не ходишь в школу, а, крошка?

Синди облизнула ярко накрашенные губы.

— Я всегда ее ненавидела, так же, как и дом моих родителей. Взяла вот и бросила и то, и другое сразу. Мне семнадцать лет, что хочу, то и делаю. Это моя жизнь, не так ли?

Семнадцать. Столько же, сколько Леоноре. Но какая между ними разница! Синди — прожженная, размалеванная, доступная. И Леонора — нежная, красивая, нетронутая.

— Видишься с Катто? — спросил он Розового Банана.

— Катто! — Банан с отвращением выплюнул это имя. — Дурак набитый! Все еще сосет мамкину титьку!

— Что ты хочешь сказать?

— Что он болван. Сам не знает, чего хочет. Так до сих пор и вкалывает со своим стариком на свалке. И называет это чистыми деньгами. Плевал я на него!

— Я хочу танцевать! — потребовала Синди.

— Подожди, еще потанцуем.

— Я хочу сейчас!

Розовый Банан заколебался.

— Ладно, пошли.

Джино наблюдал за тем, как они идут на круг. Потом окинул взглядом все помещение бара. В углу Жирный Ларри беседовал с человеком, в котором Джино узнал Эдди-Зверя. Здесь же расположились еще несколько бандюг. Нетрудно будет завязать нужные связи.

Он потягивал «скотч» и смотрел, как танцуют Синди и Розовый Банан.

Бывшая мисс Зазнайка устроила целый спектакль, отчаянно виляя задом и выпячивая маленькие грудки. По-прежнему соблазнительная. Но ему начхать. У него есть Леонора — она стоит дюжины таких, как Синди.

* * *

На другой день Джино пошел проведать Катто. Тот жил в полуразвалившемся многоквартирном доме, в трех комнатах, вместе с отцом, матерью и четырьмя братьями и сестрами. Джино всегда был здесь желанным гостем.

Он поцеловал измученную заботами мать Катто.

— Миссис Боннио, Катто дома?

— Джино! Когда ты вернулся?

— Вчера. Я был в Сан-Франциско.

— А я думала, что в тюрьме, разбойник ты этакий! — она любовно погладила его по голове и крикнула: — Катто! Иди, посмотри, кто пришел!.. Останешься ужинать?

Явился Катто. Он сильно сутулился, и от него все так же воняло.

— Джино! Ах ты, бродяга! Мы по тебе соскучились.

Они обнялись. Вонь не смущала Джино: он вырос среди подобных запахов.

Ужин здесь был семейным ритуалом, и Джино чувствовал себя совсем как дома. Потом они с Катто потолковали о прежних временах. Джино спросил:

— Что случилось с Бананом? Весь цветет и пахнет. Как получилось, что он зашибает бабки, а ты нюхаешь дерьмо на свалке?

Катто посуровел.

— А ты разве не слышал?

— О чем?

— О том, почему он цветет и пахнет?

— Если бы слышал, так не спрашивал бы. — Но Катто не успел открыть рот, как Джино уже знал, в чем дело.

— Он убивает людей, — просто сказал Катто. — За деньги. Ему дают пятьсот баксов и предлагают с тобой разделаться. И все — ты покойник.

Джино молчал. Не то чтобы он был в шоке. Насилие давно стало частью жизни. Но Розовый Банан — киллер? Это не укладывалось в голове.

Катто сплюнул.

— Я с ним больше не вожусь. И тебе не советую, если у тебя есть голова на плечах.

Голова головой, а друг другом. Кто знает, что его ждет в будущем и когда человеку может понадобиться помощь старого кореша?

* * *

Старик закашлялся и выплюнул мокроту в скомканный платок.

Джино не отрывался от листа бумаги, аккуратно копируя написанное стариком:

«Милая Леонора, моя бесценная любовь!..»

Это было четвертое письмо за многие недели. В свое время, испытывая жгучий стыд за свою безграмотность, Джино обратился к этому старику, мистеру Пуласки, чтобы тот научил его орфографии и пунктуации. Благо комната мистера Пуласки была как раз над его новым жилищем. Это обходилось Джино в несколько долларов за письмо. Кроме того, общаясь с мистером Пуласки, он узнавал много нового.

Леонора прислала два ответных письма на надушенной розовой бумаге, и Джино всюду носил их с собой. Коста тоже писал, всякий раз умоляя не забывать о последнем разговоре с Франклином Зеннокотти перед отъездом из Сан-Франциско. Джино прекрасно помнил эту душеспасительную беседу. Франклин завел его в свой кабинет и прочел лекцию о том, как он должен распорядиться своей жизнью. Нарушать закон невыгодно, и все такое прочее.

Нарушать закон очень даже выгодно — в этом Джино убедился на собственном опыте. Вернувшись в Нью-Йорк, он быстро сумел добавить к двум тысячам в депозитном сейфе еще столько же. Только-то и дела, что крутить баранку краденого автомобиля. Один раз они ограбили банк, другой — меховой склад. Непыльная работенка! Оба раза он был очень осторожен, потому что ему меньше всего улыбалось снова загреметь в каталажку.

Его репутация одного из самых ловких и опытных «водил» Нью-Йорка неуклонно росла. Джино обращался с машиной, как с женщиной — чрезвычайно искусно. Но его амбиции простирались дальше карьеры водителя, тем более что эта работа — на открытом воздухе и крайне опасна. Чего он действительно хотел, это поучаствовать в какой-нибудь контрабандной операции — вот где настоящие деньги! Его кумирами стали такие парни, как Мейер Лански, Багси Сигель и особенно Лючания. Все они начинали с нуля, а посмотрите-ка на них сейчас!