— Милый Фредди. Славный, добрый Фредди.

Она почувствовала, как его увядший орган выскользнул из ее лона, и сказала:

— Милый мой, чудный Фредди. Спасибо тебе.

— Славный, добрый Фредди! — откликнулся Фредди с наигранной веселостью.

Он оделся и ушел. Карлотта услышала, как он дошел до своей комнаты, а минуту спустя пустил воду в душе. Бедный Фредди! Он так сдерживал отвращение, а теперь старался побыстрее отмыться от нее! Бедный Фредди! Чудесный, замечательный Фредди! А она заставила его пойти на такое! Как ужасно! А он согласился только из жалости. Или же это тоже входило в круг его обязанностей? В любом случае это было ужасно. А с ее стороны просто непростительно. Карлотта лежала, пытаясь понять, почему никак не может заплакать, почему ее глаза пересохли, как с ней случилось такое, что она утратила всякую способность чувствовать.


Ее тело выбросило на берег озера в полумиле от причала. По всей видимости, Карлотта заплыла так далеко, что сил плыть обратно попросту не осталось, и она пошла ко дну. Выглядело это довольно странно, поскольку плавала она не слишком хорошо и никогда прежде далеко не заплывала. И даже не пыталась. Как бы то ни было, время от времени подобные несчастные случаи происходят — так сказал главный инспектор полиции.

Мередит был сражен случившимся. Он очумело слонялся по дому, переложив все заботы на плечи Фредди. Фредди подготовил некролог для прессы, организовал похороны и вообще позаботился обо всем. Славный, добрый Фредди. Он также сжег оставленную Карлоттой записку: «Прости меня, Фредди. К.». Он сжег записку в своей пепельнице и спустил пепел в унитаз.

«Пульс» не стал печатать интервью с Мередитом, а материал, собранный Джослин, отправили в архив — в большом коричневом конверте, помеченном: «Хаусман, Мередит — актер».


Глава 5


Мисс Престон придерживалась твердого убеждения, что богатые зачастую так же страдают, как и бедные; этим убеждением и объяснялось ее стремление подавить свою неприязнь по отношению ко многим воспитанницам. Как-никак назначение ее школы состояло в оказании милосердия, а уж коль скоро вышло, что волею судьбы среди нуждающихся в милосердии оказались и дочери миллионеров, они должны были получать его. Сколько девочек, не познавших родительского тепла, оказалось на попечении бездушных учителей и воспитательниц! Сколько детей попало сюда из распавшихся семей! Воистину на долю мисс Престон выпала благородная и ответственная миссия. От нее зависело то, чтобы обездоленные девочки получили хоть толику детского счастья. Мисс Престон сама наслаждалась, работая с детьми, которых любила; с теми же, которых она недолюбливала, работать было куда сложнее, поскольку она не имела права демонстрировать им свое отношение. Зато впоследствии, когда ей удавалось, преодолев и упрямство и отчужденность, а порой даже озлобленность юных воспитанниц, добиться их превращения в чутких, образованных и добрых девушек, сердце мисс Престон переполнялось гордостью. Это и была ее награда за труд и долготерпение.

Обо всем этом мисс Престон размышляла, сидя за письменным столом в своей квартире, размещавшейся в главном здании школы. Перед ней на столе лежал лист бумаги, на котором остались пометки, сделанные во время телефонного разговора с мистером Джаггерсом. На маленьком столике в гостиной были расставлены чашки с блюдцами и вазочка с печеньем. Жаклин принесла на подносе молочник с дымящимся какао и сказала мисс Престон, что все готово.

— Спасибо, Жаклин, — ответила мисс Престон.

Да, все было готово. Заведенный в школе ритуал был куда разумнее, чем обильный и роскошный обед, предлагавшийся осужденному на казнь. Шоколад и печенье для девочек, лишившихся кого-то из родителей, служили для выражения соболезнования, в мягкой форме напоминали, что жизнь должна продолжаться. К тому же, и отнюдь не случайно, мисс Престон это давало возможность сойтись с самыми трудными подростками. А Мередит Хаусман как раз и была одной из самых трудных. Так что мисс Престон даже обрадовалась — не тому, что мачеха Мередит умерла, конечно, а что именно ей выпало на долю сообщить Мередит грустную весть. И возможно, попытаться проникнуть к девочке в душу, наладить контакт, помочь ей. В том, что Мередит нужно помочь, у мисс Престон не было ни малейших сомнений. Девочка была на редкость замкнутая, молчаливая и отчужденная. И это в тринадцать лет! И еще, по мнению мисс Престон, Мередит была вульгарна. Разве не вульгарно в таком возрасте пользоваться помадой или тенями для глаз?

В дверь постучали. Мисс Престон глубоко вздохнула, встала и впустила Мерри.

— Заходи, Мередит, — сказала она. Мисс Престон всегда называла воспитанниц полным именем.

— Спасибо, — сказала Мерри.

— Садись, пожалуйста, — предложила мисс Престон. Мерри присела на диван, а мисс Престон устроилась рядом. Во взгляде Мерри, устремленном на воспитательницу, не было и тени любопытства. В лучшем случае — почтительное внимание.

— Боюсь, что должна тебя огорчить, деточка, — сказала мисс Престон.

— Да? — вежливо поинтересовалась Мерри. И вновь — скорее безучастно, чем с любопытством.

— Твоя мачеха погибла.

Лицо Мерри даже не дрогнуло.

— О, — только и вырвалось у Мерри. И потом она спросила: — Как это случилось?

— Она утонула.

— Странно.

— Почему странно?

— Она никогда не любила плавать. А что случилось — она вывалилась за борт с лодки?

— Нет. Судя по всему, у нее свело ногу. Полной уверенности у полиции нет. Она была одна, и никто не видел, как это случилось.

— Как, она отправилась купаться в одиночку?

— Похоже, да.

— Удивительно.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего. Просто мне это кажется очень странным, — сказала Мерри.

— Вот как? — вскинула брови мисс Престон. Но Мерри не стала продолжать. — Хочешь чашечку шоколада?

— Нет, благодарю вас. Врач сказал, что хватит мне уже есть сладкое.

— О, мне кажется, что он понял бы. Все-таки такое несчастье…

— Несчастье? Нет, она меня не очень любила. Да и я платила ей тем же. Словом, пить какао по такому случаю не следует. Да и мне ничего не нужно. То есть я вам, конечно, благодарна за приглашение и сочувствие…

— О, право, — развела руками мисс Престон.

— Вы… вы хотели поговорить со мной еще о чем-нибудь? — спросила Мерри после того, как добрую минуту молча разглядывала пустые чашки и вазочку с печеньем.

— Нет, больше ничего, — сказала мисс Престон. — Можешь идти к себе.

— Спасибо, мисс Престон.

Мисс Престон кивком попрощалась с Мерри. Просто невероятно. Ни одна девочка еще не отказывалась от чашки шоколада. Она озадаченно качала головой, уязвленная и обиженная, а затем налила какао себе.


Мерри вернулась в свою комнату. Точнее, в комнату в восточном крыле, которую они занимали на двоих вместе с Хелен Фарнэм. Мерри нравилась Хелен, поскольку Хелен не походила на остальных девчонок. Возможно, потому, что она была из семьи Фарнэмов, или же из-за характера и внешности — толстушка Хелен держалась скромно и никогда не совала нос в чужие дела. Ее нисколько не смущало, что Мерри — дочь кинозвезды, и она была свято уверена, что никто не имеет права вторгаться в чью-то личную жизнь. Поэтому она никогда не задавала лишних вопросов и не позволяла себе отпускать двусмысленные шуточки. Она просто сидела и помнила, что ее зовут Хелен Фармэн, а больше ничего значения не имеет. Впрочем, когда твоя фамилия Фарнэм, возможно, что так и есть.

Вот почему Мерри могла непринужденно общаться с Хелен. И вот почему, вернувшись в их общую комнату, Мерри сразу без обиняков выпалила:

— Моя мачеха погибла. — О! Сочувствую.

— Не стоит. Мы с ней не слишком ладили.

— Да?

— К тому же мне кажется, что она покончила самоубийством. Не представляю, чтобы она могла просто так утонуть. Я имею в виду — случайно.

— Да?

— Так потешно было смотреть на мисс Престон. Мне показалось — она страшно огорчилась, что я не расплакалась.

— Да? А шоколадом она тебя угостила?

— Да.

— Так я и думала. Пег Хамильтон тоже угощали шоколадом, когда умер ее отец.

— Но я пить не стала.

— Надо же.

— Но я вот что подумала…

— Да.

— Может быть, стоило выпить.

— Почему?

— На самом деле я думала вовсе не про шоколад. Просто мне кажется, что я должна выглядеть расстроенной. Хотя бы немножко. Это позволило бы хоть какое-то время не общаться с этими простушками.

— О'кей.

— В каком смысле?

— Я скажу нашим главным сплетницам, что ты ужасно расстроена. Тебе тогда останется только избегать их общества и выглядеть грустной.

— Я и так стараюсь их избегать. — Тогда все просто.

— Спасибо. Ты просто чудо.

Хелен принялась за уроки, а Мерри задумалась над тем, что на самом деле почувствовала, узнав о смерти Карлотты. Она пришла к выводу, что даже рада. Теперь между ней и отцом никто больше не стоял. И это было приятно. Но выглядело это слишком бессердечно и бесчувственно. Правда, призналась себе Мерри, теперь ей будет легче сносить пребывание в школе. После кончины Карлотты отцу в любом случае пришлось бы отослать дочь в школу. Но почему все-таки Карлотта утонула? Неужели она и впрямь решила свести счеты с жизнью? Но из-за чего? До тех пор пока Мерри не узнала, что Карлотта предложила отослать ее в интернат, ей казалось, что мачеха ее любит. Души в ней не чает. Да и сама она успела привязаться к Карлотте. Но… Вспоминать все это было тяжело… И страшно. Мерри бросила взгляд в сторону Хелен Фарнэм, надула щечки, как порой это делала сама Хелен, и решила — что случилось, то случалось…


Мередита раздражало не то, что будильник такой шумный, а то, что он такой дешевый. Уродливый, круглый будильник стоял на белом металлическом столике у изголовья кровати Мередита и громко тикал. Где только доктор Марстон откопал его? В «Лиггете»? Нет — ни там, ни в «Уолворте» или «Кресге» такую дешевку не потерпели бы, а между тем этот уродец с двумя шишками-звонками на голове стоит тут рядом и оглушительно тикает. Словно молотком по голове. Невыносимо. И жутко стыдно, что доктор Марстон опустился до того, что привез такую гнусную образину в Швейцарию из Соединенных Штатов.