— Ну а ты? Почему до сих пор не женился?

Рид повел плечами так, будто у него занемели мышцы.

— Я был женат. В Колорадо, сразу после того, как ушел из армии. Мы жили вместе ровно месяц.

— Ого, целый месяц?

В ответ на иронический вопрос он кивнул с мрачной улыбкой.

— Я честно пытался предупредить ее, что та подготовка, которую я прошел в десантном подразделении, и те навыки, которые приобрел в Центральной Америке и на Карибах, довели до того, что я стал похож на бездушную машину, на животное, живущее только инстинктами. Она думала, что сможет изменить меня. Это случилось через две недели после нашей свадьбы. Она поднялась ко мне в ванную. Я стоял к ней спиной и брился электробритвой, поэтому не слышал, как она вошла. Она обняла меня за шею. И тут сработал этот самый инстинкт. Она пролежала в больнице две недели; я не убил ее лишь по счастливой случайности. В день своей выписки она подала на развод.

— Как это ужасно, — медленно проговорила Камми и добавила: — Для тебя.

— Ей тоже пришлось несладко.

— И с тех пор ты больше не женился?

Он абсолютно спокойно посмотрел на нее.

— Знаешь, я просто не гожусь для семейной жизни. Ни одна женщина не согласится иметь такого мужа.

На какую-то долю секунды она представила, каким он должен выглядеть в глазах других женщин. Крепкое телосложение, широкий лоб и четко очерченный выразительный рот, прямой нос с едва заметной горбинкой на переносице. На впалых щеках и подбородке короткая щетина золотистого цвета, шрам над глазом, наполовину скрытый бровью. Большие, коричневые от загара руки красивой формы, ровные пальцы с аккуратно подстриженными ногтями. Самоуверенность в крови — он с ней родился и считал ее чем-то само собой разумеющимся. Ах да, еще глаза! Ясные, спокойные, таящие насмешку и боль, но в любом случае они не были глазами животного.

— Мне кажется, ты себя недооцениваешь, — наконец сказала она.

— Ты ошибаешься.

Он произнес это твердо и сухо, без малейшего намека на какие бы то ни было эмоции. Было ли в его словах предостережение? Но если даже и так, оно не имело к ней никакого отношения.

— Ты еще не все рассказал мне. Твой брак — как он закончился? — Камми задумчиво склонила голову набок. — По-моему, произошло что-то еще.

Он так резко встал из-за стола, что стул отшвырнуло в сторону.

— Допивай свой кофе. Я отвезу тебя домой.

— Ты хотел сказать, к моей машине, — уточнила она, прикрывая глаза и чувствуя, как ее лицо заливается краской. Камми не привыкла, чтобы ее выгоняли, даже в том случае, если сама просила об этом. На какое-то мгновение она забыла, кем он был, этот парень.

— Я хотел сказать — домой, — повторил Рид.

Когда она вопросительно посмотрела на него, он подошел к буфету, достал оттуда сумочку и ключи и бросил их на стол.

— Я ходил туда, чтобы на всякий случай проверить, как там Кит, а заодно пригнать твою машину, чтобы сэкономить время. Но увы, кто-то проколол ей шины.

Мысль о том, что он еще раз ходил по ночному лесу под холодным проливным дождем только ради того, чтобы избавить ее от лишнего беспокойства, вызвала какое-то странное чувство. Однако Камми не стала заострять на нем внимания и с отвращением сказала:

— Это Кит.

Рид кивнул и, взяв со стола свою чашку, одним глотком допил кофе.

— Там были его следы. Похоже, он не горит желанием разводиться с тобой.

— Похоже, что так, — ответила Камми и вкратце рассказала ему о том, как травил и преследовал ее муж.

— Кто-то должен поговорить с ним.

В голосе Рида слышалась дикая ярость, которую он изо всех сил старался сдержать.

Камми мельком взглянула на него, отодвигая стул и поднимаясь на ноги. Выражение его лица было абсолютно непроницаемым, и понять, что он думал и что собирался предпринять, было невозможно.

— Надеюсь, что после сегодняшнего это не потребуется, — сказала она.

Тень кривой улыбки промелькнула на его лице, но он промолчал.

В гараже «Форта» стояли джип «Чероки» и «Линкольн». И так как им предстояло преодолеть довольно значительный участок расхлябанной проселочной дороги, Рид выкатил джип.

Усевшись на сиденье, Камми попыталась натянуть на колени подол длинной мятой рубашки из полосатой фланели. По всей видимости, эта старая поношенная рубашка сохранилась как реликвия, как память о школьных годах Рида. «Наверное, — с неясной грустью подумала она, — он очень любил эту вещь и она путешествовала с ним по всему миру».

Камми представила себе, что скажут люди, если увидят ее в этой рубашке. Уж тогда местные сплетники вволю почешут языками. Но у нее даже мысли не возникло снова натягивать свое липкое белье и влезать в мокрые джинсы и блузку. Если людям не подбросить для пересудов чего-нибудь новенького и занимательного, то они непременно сами придумают какую-нибудь гадость.

Дорогой они почти не разговаривали с Ридом. В тишине кабины хорошо было слышно, как дождь без устали барабанил по крыше джипа и визгливо скрипели «дворники». Вдруг он взглянул на Камми, потом посмотрел на дорогу и снова повернул к ней голову. Его лицо было слегка освещено слабым изумрудным светом лампочек приборного щитка, но глаза оставались в тени. Его пристальный взгляд остановился на ее волосах, скользнул по плечам, задержался на груди, обрисованной мягкой фланелью, коснулся подола рубашки, который снова задрался вверх, открыв колени, затем медленно вернулся к лицу, и их глаза встретились.

Камми физически ощутила глубоко волнующее легкое прикосновение его теплого ласкающего взгляда. Она хотела отвернуться, но не смогла, словно попалась в невидимую ловушку. Еще никогда в жизни она не чувствовала такого властного притяжения мужчины, его молодого тела и той силы, которая была заключена в этом теле. В этом мужчине было что-то стихийное, неудержимое и в то же время прочное, как в заросших соснами холмах заповедника. Но, несмотря на это, его сдерживали какие-то внутренние барьеры, напоминавшие непроходимую стену дремучего леса; барьеры, за которыми можно было укрыться от врага или устроить засаду.

Все-таки, если внимательно присмотреться, в нем действительно присутствовало какое-то животное начало, как он говорил. Его дикая натура не поддавалась приручению, в ней чувствовалось что-то хищное и опасное. С этим человеком требовалось быть настороже, как с редкой рыжевато-коричневой пумой, которую обычно называют болотной пантерой. Но как бы там ни было, Камми не боялась его. Ей вдруг нестерпимо захотелось узнать, что он сделает, если она возьмет и придвинется к нему ближе: повернется и начнет штурм или позволит ей самой довести его до безумства? Потребность выяснить это пьянящим вином бродила у нее в крови.

С усилием отвернувшись от него, Камми уставилась в темноту за окном. Стиснув зубы, она ждала, когда пройдет это временное умопомешательство.

Машина свернула на подъездную аллею и стала вскарабкиваться на холм к неясно вырисовывавшемуся в ночи дому, в котором жила Камми. Дом этот был на несколько десятков лет старше «Форта» и в официальных бумагах зарегистрирован был под названием «Вечнозеленый», однако большинство жителей городка звали его просто дом Гринли. Это было двухэтажное здание с центральными воротами в форме веера, с окнами, разделенными рамами на четыре одинаковых квадрата, с пристроенными балконом и верандой, что являлось типичной чертой домов, построенных луизианскими плантаторами до Гражданской войны. За свою долгую жизнь здание не раз подвергалось переделкам, но до сих пор не утратило своего духа — духа старых добрых времен.

В довоенные годы, на которые пришелся расцвет благосостояния семейства Гринли, дом был окружен несколькими тысячами акров хлопковых плантаций. Со временем отдаленные земли снова заросли лесом, а те участки, которые находились поближе и примыкали к дороге, были распроданы ради оплаты закладных или получения крупной суммы наличными. На сегодняшний день вокруг дома осталось меньше восьми акров не заросшей лесом земли, хотя, по мнению Камми, этого было предостаточно, чтобы все лето скашивать траву с лужаек.

Кит терпеть не мог старый особняк. Он говорил, что в нем пахнет плесенью и дуют сквозняки, жаловался, что в нем постоянно надо что-то ремонтировать. Ему не терпелось продать этот дом и построить что-нибудь современное и удобное, с открытыми верандами и массой стекла, предпочтительно за городом, на восточной стороне озера.

Камми не согласилась. Она любила «Вечнозеленый», который после смерти родителей достался ей в наследство. К сожалению, приходилось признать, что насчет ремонта Кит был прав — дом, казалось, просто пожирал деньги. И все же разве можно было придумать что-то лучше этих просторных комнат, старинной мебели, помнившей не одно поколение Гринли, сада с огромными вековыми деревьями, которые были посажены заботливыми руками давно умерших женщин? Камми не могла даже представить себе, как можно было жить где-то еще.

Камми и Рид вышли из машины и под моросящим дождем почти бегом отправились к черному входу. Она заметила оценивающий взгляд, которым Рид окинул проступавший сквозь мутную завесу дождя силуэт дома. Вполне вероятно, он сравнивал его с «Фортом».

А еще Камми обратила внимание на то, как сузились его глаза, прощупывая мглистую тьму вокруг здания. Она тоже стала озираться, но, кроме зыбкой пелены измороси, ничего не увидела. Несомненно, эта бдительность была привычкой, одним из тех инстинктов, о которых он рассказывал. Странно, но рядом с ним она чувствовала себя в безопасности.

Они вбежали под навес заднего крыльца, и Камми сказала с нарочитой вежливостью:

— Если я не ошибаюсь, я до сих пор не поблагодарила тебя за… за то, что ты спас меня сегодня. Поэтому мне бы хотелось выразить огромную признательность.

— Я рад, что помог тебе, — ответил Рид, и его слова, произнесенные приглушенным голосом, были такими же ничего не значащими и пустыми, как и ее.