– Конечно, можно, я только хочу…

– Не имеет значения, чего ты хочешь. И ты, и я не можем жаловаться – все наши желания исполнились. Теперь наступила очередь Улисса. – Свои суровые слова Илке произнесла таким нежным тоном, что Патрику не оставалось ничего, кроме как согласиться с ней.

Никто на свете не умел так управляться с его отцом, как мать. Иногда, глядя на них, Улисс чувствовал себя древним старцем. Его родители вели себя моложе и беззаботнее, чем им предписывал возраст, и уж, во всяком случае, много свободнее, чем он вел себя хоть раз в жизни. Эти их взаимные поддразнивания, смех, нежные слова и взгляды – ни о чем подобном он не помышлял.

При мягком освещении Илке выглядела намного моложе своих пятидесяти четырех лет. В ее светлых волосах кое-где проглядывали серебряные нити, а на лбу и в углах глаз время прочертило едва заметные тонкие линии. Но кожа еще сохраняла свежесть и моложавость, а фигура была чуть ли не по-девичьи стройной.

Она похудела, внезапно осознал Улисс. Его гнев на отца тотчас же испарился, пока он разглядывал мать. Она показалась ему несколько бледной и усталой, как будто не высыпалась. Он уже собирался ее спросить, как она себя чувствует, когда Патрик передал ей почту.

Как обычно, больше всего писем было адресовано Илке. За долгие годы она обзавелась многочисленными друзьями из аболиционистов,[2] с которыми познакомилась еще до Гражданской войны, и наставников Улисса, которому слабое здоровье не позволяло посещать школу в Керрвилле и ездить верхом на расстояние в пять миль. Были и просто знакомые, которые появлялись в тех редких случаях, когда она куда-нибудь уезжала.

Илке сортировала письма, и, когда узнавала знакомые имена, ее лицо светлело.

– О, смотри, вот письмо от Шарлотты, – радостно воскликнула она и осторожно вскрыла конверт, стараясь не повредить марку, так как Патрик их коллекционирует. – Уже столько месяцев от нее не было писем.

У Улисса возникло ощущение, что его внутренности завязались в тугой узел. Он никогда не мог понять многолетней дружбы матери с этой лицемерной сучкой и интриганкой, первой женой отца. Именно на ней лежала вина за то, что он был рожден вне брака.

Илке была так добра и доверчива, что могла бы найти положительные черты у самого дьявола.

Но, по мнению Улисса, князю тьмы было далеко до Шарлотты Готорн, графини Гленхэйвен.

– Хочешь, чтобы я прочла его вслух, дорогой? – спросила Илке Патрика.

– Еда остынет. Почему бы не повременить с чтением письма до конца обеда?

Слава Богу, подумал Улисс. У него наверняка пропал бы аппетит после прочтения очередного инфантильного послания Шарлотты. Большей частью это были описания мод, мест, которые она посетила, и влиятельных людей, с которыми познакомилась. За всю свою жизнь Улисс так и не смог понять, что общего могло быть у его матери, серьезной, мыслящей женщины, и этой графини. Единственное, что они побывали замужем за одним человеком, но как раз об этом обстоятельстве Улисс предпочел бы забыть.

Он постарался отогнать неприятные мысли и перенести все свое внимание на еду. Илке по праву считалась великолепной кулинаркой и обучила этому искусству своих помощниц. Жареный цыпленок, подрумяненная, с хрустящей корочкой картошка и зеленый горошек со сливками были восхитительны.

Однако от внимания Улисса не ускользнуло, как мало ела Илке. Неудивительно, что она казалась такой худой. Конечно, если с ее здоровьем было что-то серьезное, отец не мог бы этого не заметить. Возможно, она просто старалась сохранить фигуру.

– Обычно Шарлотта пишет не реже одного раза в два месяца. Но на этот раз от нее давно не было известий. Интересно, в чем дело? – недоумевала Илке.

– Вероятно, была слишком занята – просаживала деньги Найджела, – отозвался Улисс.

Илке, казалось, намеренно повернула разговор в другое русло, по-своему истолковав реплику Улисса.

– Конечно, она щедра до смешного. Стоит только вспомнить подарки, что она прислала нам за эти годы…

Улисс заставил себя стиснуть зубы, чтобы не отпустить еще какого-нибудь колкого комплимента в адрес Шарлотты.

Подарки графини были знаменательны по двум причинам: первой была их цена, а второй – совершеннейшая бесполезность. Среди них было бальное платье от Уорта, которое его матери было некуда надеть, шеффилдский серебряный чайный сервиз, вызывающий у местных дам такое почтение, что Илке никогда им не пользовалась. А чего стоил ирландский волкодав, которого графиня прислала в подарок Улиссу на его совершеннолетие! При этом Шарлотта полностью пренебрегала тем фактом, что у него не было возможности держать собаку в Гарварде. Поэтому собака досталась Райне, и та не упустила случая добавить еще одно оскорбление к нанесенному ранее – она назвала пса Юсфул, то есть Полезный, в противоположность обидному прозвищу, данному ею Улиссу.

– Очень вкусно, – сказал Патрик, отодвигая пустую тарелку и бросая взгляд на жену. – Помнишь, когда ты только приехала на ранчо, Кончита умела готовить только бобы и тушеное мясо?

Синие глаза Илке задорно блеснули.

– Бедная Шарлотта уже отчаялась когда-нибудь прилично поесть к тому времени, когда здесь появилась я.

– Бедная Шарлотта родилась отчаявшейся, – заметил Патрик. – Никогда в жизни не встречал женщины, которая бы была настолько беспомощной.

– Но она была такой забавной, да и отважной в своем роде.

Илке позвонила горничной, подождала, пока та уберет со стола, потом снова взяла в руки письмо.

– Ну, прочесть теперь? – спросила она. Патрик кивнул.

«Дорогие Илке и Патрик, – начала читать Илке. – Сожалею, что давно вам не писала. Произошло столько событий, что у меня не было времени взять перо и бумагу и написать письмо. У меня скорбная весть. Мой дорогой Найджел скончался шесть месяцев назад. Единственное мое утешение состоит в том, что я знаю, он не страдал, и что теперь он на небесах».

Илке прервала чтение. В глазах ее заблестели слезы.

– Мне кажется, что это не единственное, а двойное утешение, – сухо заметил Улисс.

– Как ты можешь быть таким бесчувственным? Ведь бедная женщина потеряла мужа! – Илке была вне себя от негодования, а она редко позволяла себе это.

Как бы не так, думал Улисс. Бедная женщина! Графиня Гленхэйвен, вне всякого сомнения, унаследовала целое состояние. Пока у нее будут нелепые маскарадные костюмы, драгоценности, городской дом в Лондоне и загородный дом, оставшиеся от Найджела, есть серьезные основания сомневаться в ее безутешной тоске по мужу.

– Не думаю, что у меня хватит сил дочитать, – сказала Илке с дрожью в голосе. – Не дочитаешь ли ты, дорогой?

Патрик тотчас же поднялся на ноги. Он обошел стол, подошел к Илке, поцеловал ее в лоб и положил ей руку на плечо, стараясь утешить. Потом взял в руки письмо и покосился на него.

– Прошу прощения, любовь моя. Моим старым глазам требуется больше света.

Было очевидно, что ему не хочется отходить от жены, поэтому его рука задержалась на ее плече. Сожаление чувствовалось и в тяжелой походке, когда он оставил ее и отошел к окну.

«Как ты понимаешь, дела, связанные с поместьем Найджела, были для меня тяжелым бременем и постоянным напоминанием о моей утрате. Я не смогла бы всего этого пережить, если бы не моя дочь Алиция. Она стала моим якорем спасения в бурном житейском море.

Теперь же, когда дела Найджела приведены в порядок, думаю, что моя милая девочка нуждается в перемене места и новых впечатлениях. К тому моменту, когда вы получите письмо, мы уже будем на пути в Нэтчез, где я хочу посетить свою семью. Разумеется, пока я буду там, то навещу братьев и сестер Патрика. Я хотела бы лично рассказать ему все о них.

Пересечь Атлантику и не повидаться с вами выше моих сил. Дорогая моя Илке, никогда еще я так не нуждалась в твоих доброте и понимании, как нуждаюсь в них теперь.

Пожалуйста, не вздумай предпринимать лишних усилий, чтобы развлечь нас. Увидеть тебя и Патрика после стольких лет будет для меня достаточной наградой. Если я не причиню вам неудобств своим визитом, то приеду в декабре. Я уже считаю дни до нашей встречи.

До свидания. Твой преданный друг Шарлотта».

Илке вздохнула:

– Я сейчас же напишу ей и скажу, что мы очень рады ее приезду.

Патрик отвернулся от окна, снова подошел к Илке и положил письмо на стол.

– Трудно представить, что Найджела нет. Насколько я помню, он на несколько лет моложе меня и всегда был таким веселым и полным жизни.

– Шарлотта очень его любила. Должно быть, без него она чувствует себя потерянной. Месяц-другой жизни на ранчо сотворят чудо. Я так рада, что она приезжает! – Илке была полна энтузиазма.

– Ну а я так совсем не рад, – отозвался Улисс. – Говорю это с полной откровенностью. Не понимаю, как эта женщина может рассчитывать на наше гостеприимство после того, что она сделала для нашей семьи.

– Эта женщина – одна из моих ближайших подруг, – возразила Илке.

– Ради всего святого, мама, попытайся взглянуть на ее визит с моей точки зрения. В прошлом году я добился места в законодательном органе штата. Во время избирательной кампании мой соперник раскопал о нашей семье все, что только возможно. В том числе и то, о чем лучше было бы и не вспоминать. И все это выволок на свет Божий. Не имеет значения, что графиня пишет о своей непритязательности, о том, что не хочет доставлять неудобства. Я сомневаюсь, что она будет ходить на цыпочках и вести себя тише воды и ниже травы. Вероятно, она захватит с собой целый штат горничных, лакеев и Бог знает кого еще. Ее присутствие здесь вызовет брожение умов. Люди начнут чесать языки, и не думаю, что нам это доставит удовольствие.

– О ком ты беспокоишься? – Голос Патрика звучал жестко. – О себе или о своей матери?

– Ты неправильно ставишь вопрос, отец. Я беспокоюсь о добром имени нашей семьи. Мама провела всю свою жизнь, занимаясь благотворительностью, стараясь изжить, искупить свое прошлое.