Сделав глубокий вдох, Олдер решительно пересек кухню и начал спускаться следом за хозяйкой. А потом вдруг услышал ее голос. «Тейне», – сказала Левенах, и тотчас же вспыхнул какой-то странный свет. Преодолевая последние ступени, Олдер спустился вниз и, осмотревшись, понял, что находится не просто в подвале, а в спальне Беатрикс Левенах.

«Выходит, именно здесь она от меня пряталась», – думал Олдер. Он только сейчас узнал о существовании этого убежища. И все то время, что он находился под одной крышей с ней, он считал, что она где-то совсем рядом, что он сможет в любой момент прийти к ней, если захочет. Но она оказалась умнее, чем он думал. Она знала, как защитить себя от него.

Беатрикс подошла к кровати, стоявшей у стены, и опустила поднос на вязаное покрывало. Комната освещалась четырьмя высокими канделябрами, и в каждом из них было по семь тонких желтых свечей. На маленьком же столе у изголовья кровати стоял таз для умывания, на полу лежал яркий ковер, а у самой лестницы висела на крюках какая-то одежда. То есть тут имелось все, что можно увидеть в любой скромной спальне.

«Но ведь это не простая спальня!» – мысленно воскликнул Олдер. Да, он находился в убежище колдуньи Левенах, в ее тайном логове. И при мысли об этом он вдруг почувствовал себя совершенно беззащитным.

Беатрикс взглянула на него и приказала:

– Ложись.

А сама направилась к лестнице, туда, где висела одежда. Сняв с крюка какой-то балахон, она исчезла во тьме под лестницей.

Олдер, прихрамывая, подошел к кровати и лег, стараясь не задеть поднос со снадобьями. Левая нога его словно горела, в ней пульсировала жуткая боль.

Вскоре Беатрикс вышла из каморки под лестницей. Оказалось, что она надела балахон и теперь повязывала поверх него фартук. Приблизившись к кровати и стараясь не смотреть Олдеру в глаза, она проговорила:

– Полагаю, ты знаешь, что с Дунстаном и Фредой.

Крепко ухватившись за штанину Олдера, она надорвала ткань вокруг его раны на ноге. Поморщившись от боли, он кивнул.

– Да, это все проделки Ласло. Я чувствовал зловредную вонь у их дома, когда мы к ним заходили перед Охотой.

Он говорил невнятно и почти не раскрывая рта, так как боялся показывать клыки. Беатрикс плеснула на тряпицу какой-то жидкости из склянки и начала втирать ее в рану над коленом Олдера. Немного помолчав, проговорила:

– Полагаю, он настроен весьма решительно.

– Да, несомненно.

Отложив тряпицу, Беатрикс взяла иглу, в ушко которой была продета толстая нить из сухожилия какого-то животного. Нога у Олдера дернулась в ожидании боли. Нога у него зажила бы и без швов, однако он не стал говорить об этом Левенах. Он готов был терпеть любую боль, лишь бы она еще раз прикоснулась к нему.

– В таком случае он скоро приступит к действиям.

Олдер кивнул и пробурчал:

– А если не приступит, то придется это сделать мне. Беатрикс, солнце садится, и это значит, что наступает канун Дня всех святых.

– Да, я знаю. День поминовения мертвых важен и для ведьм тоже.

Олдер промолчал. Он понял, что она хотела этим сказать.

– Жаль, что тебе приходится терпеть боль, – сказала она вполголоса, не глядя ему в глаза.

Затем, наклонившись, вонзила иглу в его ногу. Нога Олдера дернулась, но сильной боли он не почувствовал. Откашлявшись, он заявил:

– К тому времени, когда снова взойдет солнце, Ласло должен быть уничтожен, а я оказаться как можно дальше от Лимнийского леса. Когда я отправлюсь за ним сегодня ночью, ты не должна идти со мной.

Беатрикс не ответила. Она продолжала зашивать рану, и ее движения были быстрыми и ловкими.

– Тебе тоже надо покинуть этот лес, – продолжал Олдер. – И лучше всего – до наступления ночи. Теперь тебе следует опасаться лимнийцев.

– Я не собираюсь бежать, – сказала Беатрикс. – Моя семья дала клятву, и я не могу ее нарушить.

– Тогда ты умрешь, – прошипел Олдер, схватив ее за руку. – Да, Беатрикс, ты умрешь от рук лимнийцев. Или от клыка вампира. Ты не должна оставаться здесь одна.

– Я не останусь одна. Я пойду с тобой. – Она высвободила руку. – Лежи тихо, скоро закончу.

Беатрикс снова принялась зашивать рану, и Олдер не отвлекал ее разговорами; он думал о том, как бы переубедить ее. Он знал, что ей ни в коем случае нельзя идти с ним в логово Ласло.

Как только Беатрикс завязала узел и перерезала нить острым ножом, Олдер снова схватил ее за руку.

– Послушай меня, Левенах! – взмолился он. – Послушай… и поверь мне. Я прекрасно понимаю, что у тебя долг перед семьей. Но ты уже многое сделала, ты отгоняла кровососов, спасая людей до моего появления. А теперь настала моя очередь действовать. Я должен положить этому конец. Один. Меня тоже преследуют. Преследует существо, которое не является вампиром, но и смертным тоже не является. И если он найдет меня этой ночью… и тебя со мной, то проклятие ляжет на нас обоих. Но даже если он меня не найдет… – Олдер судорожно сглотнул. – Беатрикс, я не лгал тебе. Именно я – вот самая большая угроза твоей жизни. Но ты этого не понимаешь…

– Я все понимаю! – перебила Беатрикс. И посмотрела ему прямо в глаза. – Я знаю, что ты вампир.

По-прежнему держа ее руку, Олдер замер, словно окаменел. Беатрикс не знала, как долго длилось тягостное молчание, воцарившееся после ее признания, но в какой-то момент она вдруг услышала хриплый голос Олдера.

– Ты знала об этом еще до того, как я здесь появился?

– Нет, до этого не знала, – ответила Беатрикс. – Но в тот момент, когда ты впервые прикоснулся ко мне еще там, на поляне, я все поняла. – Она улыбнулась, хотя ей было совсем невесело. – Я ведь Охотница на вампиров, Олдер. Это у меня в крови. Думаешь, что я ничего не почувствовала только из-за того, что ты красив? Или потому, что твое появление предрекали древние пророчества?

– Ты все знала, но не убила меня?

Он еще крепче сжал ее запястье. Беатрикс накрыла его руку своей и тихо сказала:

– Нет, не убила. Ты уже один раз спас меня, Олдер. Я не боюсь тебя. Я доверяю тебе. Доверяю всей своей душой.

Лицо его исказила гримаса боли.

– Беатрикс, нет! Послушай меня… В тот день, когда случится то, ради чего я прибыл сюда, то есть как только умрет Ласло…

Она быстро наклонилась к нему и приложила палец к его губам, остановив его исповедь. Беатрикс не желала его слушать, в чем бы он ни хотел ей признаться. Прикоснувшись кончиками пальцев к его губам и ощутив выступающие контуры клыков, она покачала головой и тихо заговорила:

– Я прожила в Лимнийском лесу всю свою жизнь и с детства знала, что у нас, у колдуний рода Левенах, своя, особая судьба. Особое предназначение. Я поклялась отдать жизнь, защищая лимнийцев, и я не стану уклоняться от исполнения долга. Но ты, Олдер… ты первый мужчина, первый человек не моей крови, ради которого я бы с радостью умерла. Я не могу этого объяснить, я сама себя не понимаю. И мне все равно… Если я должна умереть этой ночью, то пусть я умру в этих руках, от этих клыков.

Она еще ниже склонилась к нему, и ее страсть вспыхнула с новой силой, потому что она знала: часы, которые им суждено провести вместе, сочтены и время стремительно убегает.

– Я не хочу причинять тебе боль, Беатрикс, – прошептал Олдер.

Она ласково ему улыбнулась.

– А может, ты меня любишь, Олдер?

Он нахмурился и отвел глаза – словно устыдился чего-то. Потом со вздохом пробормотал:

– Любовь не свойственна моей природе.

– А я думаю, что свойственна, – возразила Беатрикс. Она легла рядом с ним на узкую кровать. – До тебя я не желала ни одного мужчину, но теперь… Олдер, ты можешь взять меня с чистой совестью.

– У меня нет совести, – пробурчал он в ответ, и Беатрикс заметила, что его зрачки расширились в мерцающем свете свечей.

И еще ей показалось, что английский акцент стал сильнее. Она провела ладонью по его груди и тихо сказала:

– Олдер, возьми меня. Дай мне то, о чем я прошу. Давай проведем эти последние часы вместе. – Она нежно поцеловала его в губы. – Олдер, пожалуйста, не отказывай мне.

Он с жадностью впился поцелуем в ее губы и крепко прижал к себе. Минуту спустя, чуть приподнявшись, Беатрикс закинула ногу ему на бедро, стараясь не потревожить рану. Ей мучительно хотелось вновь ощутить его в себе, чтобы наконец-то разрешиться от бремени желания – страсть ее достигла предела в тот самый момент, когда вспыхнул пожар.

Немного помедлив, Олдер накрыл ее своим телом и откинул полы ее длинного фартука и балахона под ним. После чего уткнулся губами в ее шею. Она повернула голову, подставляя ему артерию, но он, сделав над собой усилие, прохрипел:

– Не позволяй мне сделать это, Беатрикс.

– Я заставляю тебя сделать совсем другое, – ответила она, приподнимая бедра ему навстречу. – Олдер, ты должен взять меня. Я приказываю. Ты понял меня, Олдер?

И тут он зарычал. Зарычал так, как рычал, пребывая в звериной своей ипостаси, в облике волка. Еще выше задрав полы ее балахона, он с угрозой в голосе проговорил:

– Хорошо, я повинуюсь тебе, Левенах.

В следующее мгновение Олдер вошел в нее, и оба громко застонали. Он входил в нее раз за разом, входил ритмично и уверенно, наполняя ее собой, своей силой. И так же ритмично и уверенно она раз за разом устремлялась ему навстречу, глядя при этом прямо ему в глаза. Движения их становились все быстрее, и все громче становились стоны, вырывавшиеся из груди Беатрикс. Наконец, содрогнувшись всем телом, она громко закричала. И в тот же миг Олдер прижался губами к ее шее. Она почувствовала укол его клыков в тот самый миг, когда он излил в нее свое семя. Но уже в следующее мгновение он резко дернул голову, так и не проколов ее артерию, и тоже закричал. Этот крик Олдера еще долго звучал у Беатрикс в ушах, звучал словно какое-то странное эхо. И еще она запомнила ослепительный белый свет, струившийся откуда-то с потолка в тот момент, когда в нее изливалось семя вампира, которое она принимала с жадностью и благодарностью.