– Дана, я не понимаю, – говорю я ей.

– Не торопись, Винсент. Дай ему… войти.

Я останавливаюсь, и Дана немного отодвигается от пастуха. Он поднимает голову, и она делает очередной повелительный жест, но он медлит, не предпринимая более решительных шагов, а потом снова говорит несколько слов.

– Догадываюсь, что он имеет в виду: «Я еще никогда такого не делал». – Я киваю, и Дана нежно гладит молодого человека по шее. – Мы не причиним тебе вреда. Наоборот, тебе будет хорошо. Очень хорошо. Вряд ли ты когда-нибудь испытаешь такое еще раз за свою коротенькую жизнь.

Сердце у пастуха бьется так, будто ему тесно в груди, и оно вот-вот оттуда выпрыгнет. Целая гамма чувств: непонимание, восхищение, смущение, страх. Он пытается понять, нравятся ли ему новые ощущения, сделал ли он что-то, что можно было сделать, или же совершил что-то запретное. Сейчас он чувствует даже некое подобие любви – такой любви, которая балансирует на грани поклонения и ненависти. Он наклоняется к Дане для того, чтобы поцеловать, но она отворачивается, выгибает шею назад под почти немыслимым углом и впивается ногтями в его спину, оставляя на ней следы. С ее губ срывается стон, и она медленно убирает руки, словно демонстрируя свою слабость и покорность. Я смотрю на кровь, выступающую на спине у пастуха, и думаю о том, что если бы наши с Даной сущности были бы чуть более похожи, то мы бы разделили десерт поровну. Но человеческая кровь не пробуждает во мне ни аппетита, ни возбуждения, ни отвращения.

– Винсент, – нарушает тишину Дана.

Трудно сказать, кого она так называет – меня или пастуха, потому что до сих пор лежит, закрыв глаза, и мыслями далеко от происходящего. Наконец, она берет своего нового знакомого за волосы, привлекает его голову к себе, наклоняется к его шее, выпускает клыки и уже почти касается его кожи, но в последний момент отпускает его.

– Ты был хорошим мальчиком, – говорит она ему. – Можешь считать, что я сделала тебе подарок.

Дана касается пальцем его лба.

– Тебя разморило на солнце, и ты уснул. И тебе приснился сон, но ты забыл его. Ты пытался вспомнить, но встретил двух путников, которые были голодны, и ты зарезал лучшего барана из своего стада, а потом разделил с ними ужин. С бараном можешь разобраться сам, мы скоро придем и поможем тебе развести костёр.

Я перевожу ее слова. Молодой человек кивает, встает и начинает одеваться.

– Платье, – коротко напоминает Дана.

Он поднимает с земли платье, бережно отряхивает его и с поклоном отдает, после чего делает несколько шагов назад, не поворачиваясь к нам спиной, кланяется еще раз и быстро скрывается в зарослях травы. Дана хохочет и снова ложится на спину.

– Наверное, он принял нас за древних богов, – говорю я.

– От истины он недалек. Ну что же, я отказалась от десерта в пользу сытного ужина.

Несколько минут мы лежим молча, а потом Дана поворачивается ко мне.

– Ты сказал, что любишь меня, Винсент. А как долго мы будем любить друг друга?

– Странный вопрос. Вечно. Или ты собираешься умереть раньше?

– Конечно, нет. – Она делает паузу. – Я хочу, чтобы ты любил меня дольше.

– Ради тебя я готов прожить бесконечное количество вечных жизней. И во время каждой из них я буду любить тебя. Всегда.

Глава седьмая

Эдуард

(1)

… – «… после того, как вампир выпил ее крови, он откусил ей голову, и голова скатилась в кусты возле реки. Туда, где ее никто бы не нашел».

– Вампиры не откусывают головы, – возразила Эмили, доедая остатки мороженого с блюдца.

Я закрыл книгу.

– Смотрю, ты специалист?

– Вампиры не откусывают головы. Они могут выпить из человека всю кровь, до последней капельки, но голову оставят на месте. Так показывают в сериалах .

– Папа разрешает тебе смотреть такие сериалы?

– Нет, я сама смотрю. У нас есть видеотека, где много сериалов про вампиров.

– Напомни мне, чтобы я попросил папу поставить на эту видеотеку код.

Эмили надулась и принялась облизывать испачканные в мороженом пальцы. Я взял со стола салфетку и протянул ей.

– Возьми. Облизывать пальцы – это некрасиво.

– Красиво , – ответила она, но салфетку взяла.

– И еще вежливые девочки благодарят за мороженое.

– Спасибо за мороженое, Эдуард! – без промедления отреагировала она. – И спасибо за книгу. Ты почитаешь мне еще?

– Нет. Тебе пора спать. На ночь я расскажу тебе хорошую сказку. Идет?

– Идет, – кивнула Эмили и, сложив салфетку пополам так, что испачканная часть осталась внутри, стала вытирать лицо.

Я не одобрял любви здешних детей к жутким городским легендам, но после долгих раздумий решил подарить найденную в квартире книгу Эмили. Кроме того, это был прекрасный повод чем-то ее занять. Она, как и все восьмилетние дети, задавала миллионы вопросов, и я пришел к выводу, что могу почитать ей вслух и тем самым этих вопросов избежать. Не то чтобы я не любил детей – я, конечно, любил их, но начиная с того возраста, когда они перестают быть любопытными и не пытаются запихивать пальцы в розетку. Когда Кристиан задерживался на работе или брал внеочередное дежурство (как сегодня, например) и оставлял меня с Эмили, я весь вечер был как на иголках и боялся отойти от нее хотя бы на шаг.

– А папа скоро вернется? – задала она очередной вопрос, возвращая салфетку на стол.

– Думаю, что скоро. Но ты к тому моменту уже будешь спать. Мы и так засиделись.

Эмили снова надулась.

– Если ты пойдешь спать поздно, то не выспишься, и будешь невнимательно слушать учителя, – привел я еще один аргумент.

– Скучная школа, – сообщила мне она и взяла книгу. – Они рассказывают то, что я давно знаю. Прочитай мне еще одну легенду! А потом придет папа, и я пойду спать.

– Да нет же, Эмили. Ты пойдешь спать сейчас .

Несмотря на мои слова, она открыла книгу и, перевернув несколько страниц, подвинула ее ко мне.

– Хочу легенду про Демона Реки, – сказала она.

– Никакого Демона Реки! – возмутился я. – Сейчас я разозлюсь, и тогда не будет вообще никаких легенд!

– А я расскажу папе, что ты покупал мне мороженое! – отпарировала Эмили.

Я покачал головой и взял книгу.

– Ладно. В следующий раз я не буду тебе ничего дарить, и мороженого тоже не куплю.

– А я приду к тебе домой и оттаскаю за хвост твоего кота!

– Хватит уже. Слушай. Но если тебе ночью приснится Демон Реки, я не виноват.

(2)

Кристиан вернулся в начале второго. Первым делом он заглянул в спальню Эмили, и, убедившись, что она спит, вернулся в гостиную. Я доедал остатки попкорна (пакет с кукурузными зернами был обнаружен в одном из шкафов во время приготовления ужина – я искал соль) и смотрел по телевизору фильм с Мэрил Стрип.

– Пахнет едой! – уведомил меня он, снимая с шеи шарф. – Неужели ты приготовил ужин?

– Да. Сейчас разогрею, все уже остыло.

– Я справлюсь сам, только приму душ. Но сначала посижу спокойно пару минут. Весь день на ногах, не понимаю, что сегодня случилось в городе, что нам решили подкинуть столько работы. И как только я собрался домой, приехали две «скорые»: авария в центре. Мы с коллегами уже шутим: не надо брать дежурства по вторникам, одной сменой не отделаешься.

Кристиан занял одно из кресел напротив журнального столика и достал сигареты. Я принял менее развязную позу и поднял с пола пустую миску из-под попкорна.

– Ты здорово выручил меня с Эмили, – продолжил он. – Надеюсь, она не слишком чудачила?

– Бывало и хуже. Я подарил ей книгу легенд и мифов, ты не против?

Кристиан покачал головой.

– Против, но она выпрашивала у меня обновленное издание уже с месяц. Так что ты, можно сказать, сделал ей желанный подарок. Ох уж эта их любовь к жутким историям.

(3)

Треверберг был слишком большим городом для того, чтобы здешние жители обращали внимание на вновь приезжих. Так произошло и с Кристианом: когда он позвонил отцу и сказал, что хочет посмотреть один из домов в старой половине, которым тот владел, это никого не удивило. К отцу часто обращались с такими просьбами: иногда он сдавал жилье, реже – продавал. Они с Кристианом встретились ранним утром в районе Отдаленных мостов и отправились к одному из свободных домов.

По дороге отец прочитал Кристиану короткую лекцию по истории города, показал ему особняк Основателя, который после его смерти превратили в музей, и рассказал пару городских легенд. После этого они осмотрели дом, и Кристиан остался доволен – он предложил отцу купить у него «это произведение искусства». Дом на самом деле можно было назвать произведением искусства: построенный в готическом стиле, он выглядел гостем из прошлого даже в «своей среде» – в старой части Треверберга было много мрачноватых домов.

– Странный малый, – сказал мне отец. – Он даже не стал торговаться – просто согласился на предложенную сумму. Хотя цену я завышать не стал.

Я только пожал плечами: мало ли людей с деньгами, которые хотят приобрести дом в старой части Треверберга и не торгуются? Похоже, отца огорчило не то, что Кристиан принял предложенную цену без возражений, а то, что он упустил возможность пообщаться с ним и узнать его получше. И я оказался прав – уже на следующей неделе отец пригласил своего покупателя к нам домой, на воскресный ужин.