Шоу-трэш-безумие продолжалось почти полтора часа, когда Ричард объявил последнюю песню: встал у самого края сцены, над неподвижными секьюрити, низко наклонил голову так, что его губы почти касались микрофона, и охрипшим голосом произнёс:

— Эта песня одна из наших самых новых...

Кто-то с дальних рядов танцпола одобрительно похлопал, и его поддержали почти все пришедшие.

— Я надеюсь, она вам понравится, потому что... Эта песня никогда бы не была написана без одного важного для меня человека.


Девушки томно вздыхали, видимо, представляя себя не месте того «важного человека». Кто-то из ребят фан-зоны даже крикнул:

— Чувак, мы с тобой!

Вокалист кивнул, махнул рукой в ту сторону, и толпа снова зааплодировала. Хлопали долго, с чувством, с возгласами тёплых пожеланий, и Дэни растрогалась, поэтому захлопала тоже.

— Крошка, для тебя — эта песня, — сказал вокалист напоследок.


Филч резко развернулся и ушёл на середину сцены, когда погас свет; затем всё снова замерцало и задрожало. Сэм затянул соло, а Рич вернулся, прыгнул на колонку, что заставило толпу взреветь, и запел.

Только Дэни стояла у ограждений недвижимая, будто застывшая. Она почти не слышала слова, едва могла уловить музыку: она была в ступоре, шоке. Один единственный вопрос крутился у неё в голове: как он мог?!


Джимми вышел вперёд, крутясь вместе с бас-гитарой, и кепка, козырьком назад, едва не слетела с его головы.

Рич метался по сцене и прыгал на правой ноге, притом всё равно удерживая ноту; он пел, словно в первый и самый важный раз.


Что он творил! Он находился где-то вне сцены, вне всего. Его лица не было видно, но движения говорили сами за себя: быстрые и резкие шаги, прыжки; его руки рассекали воздух, музыка уносила его куда-то, где больше ни для кого не было места. Он так обожал эту песню, и Дэни поняла это сразу. Она до боли укусила губы, чтобы сдержать слёзы.


Рич встал на одно колено на краю сцены и протянул свободную руку над толпой, потянувшейся к нему. А когда снова вскочил, закачался так, будто принял дозу, будто ловил настоящий кайф. Сумасшедший контраст.


Вместе с его голосом и угасающими словами песни, очень медленно и плавно потух фиолетовый свет прожекторов. Толпа взревела, протягивая руки к сцене; кто-то дружно хлопал, кто-то одобрительно свистел. Аплодисменты были продолжительными и приятными, но Дэни уже распихивала людей в фан-зоне, прокладывая себе дорогу.

Вошла в помещение для сотрудников, взяла свои вещи и, пока за кулисами творилось чёрт знает что, поспешила выйти из клуба. Вечер был ужасно холодный, и девушка сто раз пожалела, что не переоделась. В добавок, она забыла взять сегодня сигареты, а у входа в клуб не у кого было стрелять. Поэтому, прикинув примерный маршрут до дома, она просто обошла здание и направилась в сторону автобусной остановки.


— Дэни! — окликнул её до жути низкий и хриплый голос. — Да стой же!

Не обернулась, даже прибавила шаг. Через несколько секунд её всё-таки достиг Филч — запыхавшийся, разгорячённый — схватив за руку и с силой повернув к себе лицом.

— Ты что делаешь? Ты меня не слышала?

— Слышала, не глухая! — рявкнула она с раздражением. — Дальше что?

— Что случилось? Почему ты вот так ушла?

— Концерт окончен, разве нет? Мне пора, я устала...


Она попыталась увернуться, но Ричард настойчиво удержал её за локоть. Потом тряхнул так, что волей неволей, а в глаза ему посмотрела... и увидела в них обиду и страх, будто десятилетнего ребёнка мамка бросила в огромном торговом центре.

— Что-то случилось, а ты мне не говоришь! Тебе не понравилось шоу? Песни?

— Понравились, дорогой, понравились. Подтверждение твоего таланта ничем не уязвлено.

— Хватит юлить! — прохрипел он. — Почему ты вот так меня бросаешь? Если дело не в шоу, то в чём?

— В тебе, Ричи-Рич!


Дэни вырвала руку из его хватки и отступила на шаг. Единственный фонарь над ними освещал пространство вокруг, и даже шрамы на лице Ричарда сейчас были прекрасно видны. Дэни не хотела этого разговора, но он поставил её перед фактом (каким конкретно, она ещё не осознала, но он был), и ей пришлось выложить все карты на стол:

— Шоу было отличным! Просто замечательным! Всё было почти идеально: вечер, музыка, твоя группа... Но ты в очередной раз доказал, что ты не знаешь, что такое честь и гордость.

— Я не... я не понимаю, о чём ты.

— Эта последняя песня! Всё в ней. Ох, блин, Филч! Я-то думала, что ты раскрыл свои влюблённые глазки и прозрел! Но нет! А теперь иди и дальше притворяйся, что она будет с тобой, а я сваливаю.


Её гневная тирада подошла к концу, и на душе стало заметно легче. Дэни развернулась и зашагала прочь, но парень снова поймал её; тогда она пошла на него, игнорируя его присутствие, и разговор продолжился на ходу, пока Ричард пытался не сойти с пути девушки.

— Я понятия не имею, о чём ты. Но дай мне только сказать...

— Боже, да мне плевать! Ещё эта дурацкая омела, блять!

— Что значит «не прозрел»? И кто — она?

— Та, кому ты посвятил песню, Ромео. Твоя обожаемая Энни!


Филч опустил вдруг руки и замер на месте, позабыв все попытки остановить Дэни. Она отошла на пять шагов, не больше, но что-то удержало её, заставило успокоиться... Остановилась тоже, медленно обернулась.

— Ты решила, что песню я написал из-за Энни?

— А что, нет? — девушка саркастично хмыкнула и развела руками. — «Важный для меня человек»! «Крошка»! Бла-бла-бла...

— Я не ей песню посвятил. Если бы ты услышала, то поняла.


Затем вдруг словно все звуки в мире стихли, словно весь мир сам взял и затаился. И единственное, что нарушало тишину — падающий снег. Он один отвлекал Дэни и не давал сосредоточиться. Что всё это значит?

Песня не для Энни... Важный для него человек... Поняла бы, стоило лишь услышать...

Поражённая его словами, она стояла в свете фонаря, глядя на Ричарда, онемевшая от потока новых чувств, охвативших её, заставляющих кровь бурлить, а сердце — бешено биться.


— Почему-то я решил, что ты меня поймёшь. Хотел сделать сюрприз. Сделал, твою мать.

Он сунул свои затянутые в перчатки руки в глубокие карманы, подошёл к Дэни и строго произнёс (кожа на заживших ожогах правой стороны лица неестественно натянулась):

— Ты права, я действительно был слеп. Один раз и второй, когда подумал, что сделаю тебе приятно... Но тебя не цепляет ничего. Совсем. Почему ты такая? Кажется, словно... Есть только ты и твой собственный мирок, в который ты никого не пускаешь.


— О, как ты верно заметил, Ричи-Рич! — прошипела Дэни со злостью. — Только вот мой мирок полон дерьма, и я не желаю, чтобы кто-то в него окунался! Хватит нас с сестрой. И я такая не от лучшей жизни. Там не было гор денег, хорошей музыки и любящих родителей. Так что не тыкай мне тут моим паршивым «мирком», отличающимся от твоего, зажравшийся, несчастный мальчик!

— Откуда такие ярлыки? Думаешь, раз мои родители при деньгах... были... они... То что? Я не достоин и одного твоего взгляда? Если хочешь знать, я всего добился сам, девочка-которая-до-сих-пор-не-выросла: мой счёт в банке ни разу не пополняла мать. Но куда уж мне, до такой благородной тебя, со своей никчёмной музыкой?!


Он демонстративно сплюнул на землю, поправил капюшон и пошёл прочь от клуба. Дэни недолго смотрела ему вслед, чувствуя мягкие снежинки на щеках. Догнала, упрямо встала перед ним:

— Ну, прости! Я не считаю твою музыку никчёмной. Это не так. Просто... я бы никогда не подумала, что ты можешь написать песню для меня... Из-за меня, то есть.

— Это называется вдохновением. Но эффект уже искажён, — Ричард тяжко вздохнул, опустив голову. — Я хотел, чтобы ты услышала её и поняла, что я ценю всё, что ты для меня делаешь.

— Да, неловко получилось. Может быть, ты споёшь её для меня... ну... приватно?

Она улыбнулась, мысленно молясь, чтобы лёд тронулся, и парень остыл. А главное, чтобы скользкая тема её прошлого так и осталась недосказанной. Ей показалось, что он слишком долго молчит. Очень долго, вечность. Ещё пару недель назад ей было бы всё равно, но сейчас... Разве они не друзья, в конце концов?


Ричард посмотрел на неё, наконец, и его губы, тронутые пресловутыми шрамами, скривились в ухмылке.

— Извинения приняты. Если ты признаешь, что тебе понравился концерт в целом. И если...

— Чего?

— Если угостишь меня кофе.

Фьюх! Дэни мысленно пела дифирамбы рождественскому духу: лёд начал подтаивать. Не хватало ещё истерик и криков, это не пойдёт на пользу парню, который и так сегодня работал на износ. Поэтому девушка просто отмахнулась и объявила:

— Концерт был обалденный! Это раз. Будет тебе и кофе, и чай, и клубника со сливками. Это два. Только не плачь, малыш.


Она поманила его за собой, развернулась и пошла в сторону Беркли-стрит. Ричард шёл рядом, спрятавшись под капюшоном, и она уже не видела его довольной, больше похожей на победную, улыбки.


Через пять минут они дошли до угла улицы, где расположилось обожаемое местными американское кафе «Rocotillo». Дэни тоже любила его, в основном, за приличные цены и ещё более приличное качество еды. А их десерты... Ах, вот, где можно вкусить райское наслаждение!

Девушка порадовалась, что в это время посетителей почти не было, а то настороженный, нахохлившийся, как зашуганный воробушек, Ричард подозрительно оглядывался и вжимал голову в плечи чересчур уж усердно. Всё-таки, публичное место, а он так долго уже никуда не выбирался. В общем, она его вполне понимала.