Но сегодня, извинясь, Анна с поспешностью поднялась наверх, но не завернула в детскую, а почти бегом вбежала свою гостиную и крепко притворила за собой дверь. Она прислонилась к двери спиной и пожалела, что та не закрывается на замок, хотя это и не имело значения. Люк сюда теперь никогда не приходил, и вряд ли кто-нибудь еще в ближайшее время захочет к ней войти. Они все думают, что она с Джой.

Ее руки похолодели и тряслись мелкой дрожью. Она вытянула их перед собой и наблюдала, как они дрожат, не поддаваясь ее попыткам успокоиться. У нее на какое-то время перехватило дыхание, и она испугалась, что не сможет вовремя вдохнуть достаточно воздуха, чтобы не упасть в обморок. К голове подступил холод, в ушах зашумело, колени были ватными и могли подогнуться в любую минуту. Она тяжело опустилась в ближайшее кресло.

Она должна была ожидать этого. Почему она не ждала и не подготовила себя к этому? Она, конечно, подумала об этом,когда Вильям на Рождество первый раз упомянул о том, что он собирается сдать свой дом, но когда прозвучало имя нового жильца, она сразу же успокоилась. Сегодня, когда они поехали в Унчерли, она ничего не подозревала. Она вошла в гостиную с улыбкой на лице.

О Господи, Господи, Господи. Она прижала ледяные трясущиеся ладони к лицу и упала на колени. Господи. В последние годы Бог не был к ней особенно добр. В течение прошедших трех лет он ей совсем не помогал, разве что даровал ей Люка и Джой. Но это был жестокий дар – он породил иллюзию свободы, счастья и безопасности. А теперь и эту иллюзию готовы были отнять.

Он вел себя точно так же, как в Эльм-Корте и его предместьях. Он вел себя с такой добросердечностью, теплотой и очарованием, что все начинали любить его и с нетерпением ждать его ответных визитов. Все хотели, чтобы он вошел в их круг. И выглядел он точно так же, как и там, – красивый, модно одетый, подвижный, привлекательный. Генриетта уже подпала под его чары. Даже мать Люка заметно оттаяла после той первой и единственной ошибки, которую он допустил, пытаясь польстить ей.

Анна откинулась на спинку кресла. Значит, все начнется заново. Все будет как тогда, в Эльм-Корте. Начнутся посещения и требования денег в оплату долгов ее отца – в течение нескольких месяцев после ее замужества он требовал их письмами. И возможны требования другого рода – помогать обманывать и воровать у ее соседей и друзей. Нет. Она крепко ухватилась за ручки кресла. Только не это. Больше никогда. По крайней мере здесь она сможет противостоять ему.

Что же ей делать? Ее инстинкт в эту минуту подсказывал ей единственно верный шаг – пойти к Люку и все рассказать ему, вплоть до самых грязных деталей. Она попыталась представить облегчение, которое она почувствует, если сможет открыться мужу. Человеку, которого она любит больше собственной жизни. Она попыталась это сделать, но все, что представилось ее внутреннему взору, это было лицо Люка – сначала недоверчивое, затем презрительное, а затем холодное, со сжатыми губами. И ей рисовалась картина того, как он забирает у нее дочь и нанимает для нее кормилицу. А потом высылает ее куда-нибудь подальше, чтобы избежать шумного скандала.

Ее дыхание снова участилось. Она никогда больше не встретится с ним. Никогда.

Но потом она рассмеялась над своими вымыслами.Люк никогда не станет так на все реагировать. Она его жена. В последнее время он сделал ее и своим другом. Он чувствовал... да, несомненно, он чувствовал некоторую привязанность к ней. Он, наверное, выслушает ее с сочувствием. И обязательно поможет.

Но потом она вспомнила, как он отреагировал на обиду, оскорбление, нанесенное ему братом Джорджем. Он не только так и не простил брата при жизни, он даже не подходил близко к его могиле.

Нет, о нет, она не может так рисковать. Малейшая ошибка – и она потеряет все. Ставки были слишком высоки. Теперь разговор шел не только о Люке – еще была Джой. Но она в любом случае все потеряет. Она чувствовала, развязка близка. Когда-нибудь, возможно скоро, возможна еще через какое-то время, он увезет ее прочь – прочь от Люка, прочь от Джой, возможно прочь из Англии. Должна ли она покориться? Или бороться? Но как бороться? Рассказать Люку? Если она все равно собирается рассказать ему все когда придет время, почему не теперь?

Почему она не рассказала ему все в тот день, когда он сделал ей предложение? Или, что было бы еще лучше, почему она не отказала ему? Сейчас она бы уже была с сэром Ловэттом там, куда он надумал ее увезти. Она бы знала, какую роль ов предназначил ей – любовницы, жены или кого-то еще? По крайней мере она бы знала. И она не стала бы позволять себе обманываться видениями роскоши и счастья. И надеждой.

Борьба чувств и мыслей разрывала мозг Анны, а тело ее изо всех сил боролось с нестерпимой, подступившей к горлу тошнотой.

* * *

Люк был в библиотеке. Он листал какую-то книгу, взятую им с полки, но на самом деле он не видел ее. Обычно он тоже поднимался в детскую в это время дня. Он не мог противостоять соблазну поиграть с только что проснувшейся дочерью. При других обстоятельствах он бы, возможно, предложил Анне взять дочку и прогуляться вместе с ним. День, действительно, был прекрасный.

Но вместо этого он ушел в библиотеку и плотно закрыл за собой дверь.

В полковнике Генри Ломаксе чувствовалась некоторая утонченность. Его манера разговора, модная одежда соответствовали образу порядочного англичанина. Он непринужденно общался с гостями-мужчинами и был очарователен с дамами. Несомненно, на него будет большой спрос все лето, пока новизна не приестся. Генриетту он явно привлекал. По крайней мере, это было многообещающим знаком.

Люк нахмурился и захлопнул книгу. Но какого черта этот человек делал, стоя за деревом на площади перед церковью в день их венчания? Было ли его присутствие там простым совпадением? Задержался ли он только из праздного любопытства? Он ничем сегодня не показал, что узнал их, когда они вошли в гостиную.

Люк, правда, сам тоже не упомянул об этом. Возможно, полковник постеснялся признаться, что наблюдал за венчанием как незваный гость, подобно людям низших сословий.

Люк поставил книгу на полку и машинально вытащил другую. Но не только этот факт волновал его. У него была странная уверенность – хотя, конечно, он мог и ошибаться, – что полковник Ломакс был тем самым человеком, что прогуливался с Анной в «Рэнела-Гарденс». Тогда на нем был плащ и маска с капюшоном. У Люка осталось только ощущение его высокого роста и тонкого телосложения. В Англии, должно быть, несколько тысяч высоких стройных мужчин. Глупо было предполагать, что он узнал того человека в их новом соседе, которому он только что нанес первый визит. Ломаке и Анна ничем не показали, что знают друг друга.

Но Люк помнил неуловимое чувство, которое появилось у него оба раза – перед церковью и в «Рэнела-Гарденс», – что он должен помнить этого человека, знать его, хотя тогда он никак не связывал оба эти случая. И сегодня днем у него снова возникло то же чувство. Ломакс, Ломакс... Имя ничего ему не говорило, а физическое узнавание по-прежнему ускользало от него.

Все это очень глупо, подумал он, нетерпеливо ставя на книгу и решительно отворачиваясь от книжного шкафа. Ломакс и тот человек у церкви – одно и то же лицо, – а Люк был почти уверен в том, что это был именно он, – то его появление там было абсолютно случайным и не имело никакого особого значения. И Ломакс, несомненно, не тот человек из «Рэнела-Гарденс». Не может быть, чтобы это он. Если Люк и встречал его раньше – возможно, во Франции, – то эта встреча была настолько мимолетной, что даже не может ее вспомнить.

Он сел за стол, опершись локтями и машинально переплетя пальцы рук. Он вдруг понял, что не сделал простейшего шага – не спросил Анну, знала ли она Ломакса раньше. Но затем с некоторым беспокойством и удивлением понял, что он не сделает этого.

Боится ли он ответа? Или того, что не получит этот ответ? Он нахмурился. Какого черта он сразу не применил власть, с самого начала? Почему он позволил ей иметь секреты, почему он оказался лишен одного из прав любого мужа? Почему не заставил ее рассказать ему все до конца?

Он нахмурился еще сильнее. И с чего это он вздумал проводить связь между ее тайной и появлением такого приятного нового соседа, которого он один раз уже совершенно случайно видел в день их свадьбы и которого Анна не видела раньше?

* * *

С наступлением весны в Баденское аббатство пришли и перемены. Люк нашел нового управляющего, Говарда Фокса, у которого были безупречные рекомендации. Он должен был приступить к исполнению обязанностей через несколько недель, как только уйдет с предыдущего места работы. Эшли собирался поступить на службу в Вест-Индскую компанию и уехать в Индию, как только его вызовут. Он с энтузиазмом смотрел в будущее, и Люк был счастлив за него. Там он сможет найти собственную дорогу в жизни, как это сделал Люк. Но у Эшли все будет по-другому – у него будет любовь и поддержка семьи, хотя мать и считала, что он пятнает свое имя тем, что участвует в деловом предприятии. И Эшли будет всегда знать, что может вернуться домой в любое время.

И с приходом весны Дорис должна была возвратиться в Лондон к новому сезону. Она бы уже давно была в пути, если бы крестины и свадьба Агнес не задержали их с матерью дома. Люк не настолько помирился с Дорис, как с Эшли, хотя они уже несколько месяцев были приветливы друг с другом.

Он желал ей счастья. Он надеялся, что новые впечатления наступающего года сотрут из ее памяти неприятные воспоминания о прошлом. Тем не менее он расстался бы с ней, так и не поговорив по душам наедине, если бы Анна позволила ему это сделать. Но она не допустила этого.

– Дорис послезавтра уезжает, – сказала она ему через пару дней после их визита к соседу.

Он что-то пробурчал в ответ. Они только что закончили заниматься любовью, и он уже почти засыпал.

– Ты с ней не поговоришь? – спросила она.