– Лорд Эшли был чем-то расстроен? – спросила она.

– Семейные дела. Я просил его отчитаться о тех счетах, которые он сам не может оплатить. Он обвинил меня в бессердечии – это семейная традиция.

– Вы не оплатите его счета? Позволите ему полностью разориться и, возможно, даже попасть в долговую тюрьму? Вы ведь очень богаты, не так ли?

Люк вспомнил, что ее отец имел большие долги и, кажется, был азартным игроком. Наверное, этот вопрос волновал ее больше, чем могло казаться.

– Счета оплачены или будут оплачены, – сказал он. – Я распоряжусь об этом. Я – глава семьи, мадам, и только-только взял дела в свои руки. И моя первейшая обязанность – указать членам моей семьи границы их возможностей.

– Да, – ответила Анна. – Но, кроме правил, семьей управляет еще и любовь, – Она посмотрела на свои руки и добавила почти шепотом:

– Но вы не верите в любовь. – И снова посмотрела ему в глаза. – Что случилось с вашей семьей? Почему вы не живете вместе с ними в вашем собственном доме? Почему вы так долго с ними не виделись и даже не предпринимали попыток увидеться? Простите, ваша светлость, но не говорите, что это не мое дело. Это не так. Ведь ваша семья стала и моей семьей. К тому же вы говорили, что мы должны быть откровенны друг с другом.

Внезапно нахмурившись и покраснев, она снова опустила глаза.

– Я был диким юношей, – сказал он.

Он начал с не правды. Его можно было назвать кем угодно, но только не диким. «Спокойный», «милый» – так говорили о нем тогда. И он был очень наивным. Невероятно наивным. И он был влюблен.

– Я дрался на дуэли со своим старшим братом. Из-за какой-то обиды – сейчас уже не помню, – продолжал Люк.

«Из-за Генриетты, которую Джордж изнасиловал, а после этого вынужден был сделать предложение, потому что она забеременела».

– Я был в дюйме от того, чтобы убить его. Буквально. Я слышал, у него несколько недель была жестокая лихорадка. Я не видел этого. Я уехал. Точнее, меня изгнали. Моего брата сочли правым, ведь он оказался на пороге смерти. Джордж даже не стрелял в меня – он выстрелил в воздух. Я достаточно откровенен с вами, дорогая?

Она с изумлением смотрела ему в глаза.

– И он действительно был прав? – спросила она. Люк увидел, как Анна побледнела. Она была потрясена.

– Как я уже сказал, я не помню причины нашей ссоры. Конечно, тогда я верил, что прав я. Но он вел себя более благородно, нежели я.

Конечно, ведь Джордж выстрелил в воздух, а Люк был в то время таким плохим стрелком, что пуля ушла на шесть футов левее левее старой ивы, в которую он целился.

– Видите, дорогая, то, что сказал мой брат несколько минут назад, – чистая правда. – В его голосе была горечь. – Я человек без сердца. Но в этом нет ничего страшного, ведь еще вчера мы договорились с вами жить ради долга и удовольствия, не так ли?

– Ваша мать и Дорис собираются нанести несколько визитов сегодня днем, – помолчав, сказала Анна. – Они хотели,чтобы я сопровождала их. Могу я пойти, ваша светлость? Или у вас другие планы?

«Только уложить в постель».

– Вам стоит пойти. Вы должны ближе познакомиться с моей матерью и сестрой, Анна. Как вы только что упомянули, они теперь и ваша семья.

– Благодарю вас, – Какое-то время она смотрела на него в нерешительности, а затем повернулась, чтобы уйти.

Но Люк протянул ей руку и задержал ее. Ему вдруг захотелось оправдаться перед ней. Рассказать всю правду. Рассказать о Генриетте. Но он уже давно запретил себе подобное – ведь это неизбежно вело к сближению. Его не волнует, что о нем думают и говорят люди. Пусть думают что хотят, даже если это не правда. Только слабый мужчина будет заботиться о своей репутации.

– Я надеюсь, вы приятно проведете время, – сказал он. – Я увижу вас за обедом. Часы нашей разлуки будут казаться мне бесконечными.

Ничего не значащая галантность. И все же это было правдой, признался себе Люк, когда она ушла. Он хотел ее. Даже, после двух почти бессоных ночей любви он хотел ее.

На какое-то мгновение ему показалось, что он нуждается в ней, что это больше, чем просто физическое влечение. Но только на мгновение. Люк прекрасно знал, к чему могут привести такие мысли.

– Расскажи мне, – попросила леди Дорис Кендрик, беря Анну под руку и склоняя к ней голову.

Они пили чай у леди Райвер. Это был их третий визит сегодня. Дорис и Анна сидели рядом на маленьком диванчике.

– Быть замужем – чудесно, да? Спорю, что так и есть. И Люк такой красавец! Мне нравится наблюдать, как на него смотрят все женщины на балах. Выйти замуж за такого человека, как Люк, должно быть просто прекрасно. Женщины, когда думают, что их никто не слышит, всегда шепчутся о том, какой ценой приходится платить по ночам за респектабельность и положена в обществе, но я не верю, что это так ужасно. Осмелюсь сказать, я бы даже хотела попробовать. Расскажи. Это волнующе.

Анна испуганно постаралась заглушить воспоминания сильных, длинных мужских пальцах, ласкающих ее там, где подумать было стыдно, и о чувствах, которые они пробуждали в ней.

– Это... Это приятно, – ответила она наконец.

– Ох, мамочки, приятно! – Дорис хихикнула и оглянулась, чтобы посмотреть, не слушает ли их матушка. – Какая ты утонченная, Анна. Ты влюблена в него? Говорят, половина женщин Парижа бегала за Люком, когда он был просто лордом Лукасом Кендриком, а когда он стал герцогом – все три четверти. Ну признайся, ты любишь его?

Да. Да, Анна боялась, что этот мужчина, в котором она так сомневалась, вскружил ей голову. Но было поздно сомневаться. Он был ее мужем. И возможно, он был прав в том, что то удовольствие, которое он доставлял ей в постели, стоило всего. Возможно, это было лучше, чем любовь. Ведь любовь к семье сплела вокруг нее эту ужасную паутину. Может, к лучшему, что он не любит собственную семью, включая и ее. Интересно, сможет ли он полюбить их детей?

– Я привязана к его светлости, Дорис, – ответила она.

– "Привязана", – рассмеялась Дорис. – «Его светлость». О-ла-ла, надеюсь, я буду испытывать к своему мужу нечто большее, чем привязанность. И буду звать его по имени или еще какими-нибудь ласковыми словами. Но, может быть, ты так и делаешь, когда вы... в вашей комнате... – Она снова хихикнула.

Дорис на год старше Агнес, но кажется сущим ребенком, думала Анна. Наверное, Агнес повзрослела быстрее потому, что им пришлось пережить несколько тяжелых лет, хотя Анна делала все возможное, чтобы избавить младших сестер и даже Виктора от волнений. Она продала душу дьяволу, чтобы защитить их.

«Я отдал тебя герцогу только взаймы». Анна невольно содрогнулась. Нет. Она запретила себе думать об этом. Она сожгла его записку.

– И ты уже встретила такого человека? – спросила она. – У тебя, наверное, много поклонников, Дорис, ведь ты такая красивая. – Анна тепло улыбнулась.

– И сестра герцога, – добавила Дорне со вздохом. – И владелица большого приданого. Да, Анна, я встретила мужчину своей мечты н собираюсь выйти за него замуж, чтобы жить счастливо до самой смерти.

– Расскажи мне о нем.

Анна чувствовала, что Дорис начала этот разговор именно для этого. Возможно, она была единственной молодой женщиной, с которой девочка могла посекретничать. Хотя у нее ведь была еще одна невестка, дома, в Баденском аббатстве.

– Маме он не нравится, – ответила Дорис. – Она просто запретила нам встречаться. И все потому, что он беден, Анна. Ты можешь себе представить более нелепую причину? Несколько месяцев назад его наняли, чтобы он написал мой портрет. Матушка сочла его подходящим для этого, хотя он еще не очень знаменит. Но он станет знаменитым. О, однажды он станет самым известным, самым престижным портретистом во всей Европе! Мы влюбились друг в друга, Анна. Мы собираемся пожениться. Я так сильно его люблю, что ни за что не расстанусь с ним.

Анна привыкла выслушивать сердечные тайны, поверенные ей сестрами, но она никогда не сталкивалась ни с чем подобным. Она вдруг почувствовала большое облегчение и благодарность Шарлотте за то, что ее брак был вполне удачным, хоть и не блестящим. А Агнес еще не выбрала никого из окружающих ее поклонников.

– Я полагаю, мама думает о твоем счастье и твоем будущем, – сказала она Дорис.

– Ах, нет же! – воскликнула Дорис. – Она думает о чести семьи! О том, что дочери герцога Гарндонского неприлично выходить замуж за нищего художника.

– Бедность – неприятная вещь, особенно для того, кто не привык к ней. В ней нет никакой романтики.

– Подумаешь! У нас будет мое приданое, пока Дэниел не разбогатеет. И я не боюсь бедности. Люк позволит мне выйти за Денни!

Анна вспомнила сцену, которую ей пришлось наблюдать сегодня утром в библиотеке, и то унижение и расстройство, которое было написано на лице Эшли. Люк обошелся с ним так из-за каких-то глупых долгов. Хотя, может быть, Люк был прав. Долги – это очень серьезно. Анна знала, насколько серьезно.

– Ты уже говорила с братом? – спросила она.

– У меня еще не было случая. – Дорис хихикнула. – С тех пор как он вернулся в Англию, он занят только тобой. Но это к лучшему. Теперь он поймет, что чувствуем мы с Дэниелем. Я поговорю с ним, и он скажет маме, что я выйду замуж еще до конца года. Мы не можем ждать дольше. Ах, Анна, мы будем самой счастливой парой в мнре!

Анна чувствовала, что далеко не уверена в этом. Дорис снова наклонилась к ней поближе.

– Люк согласится, – шепнула она. – Я всегда любила его больше всех на свете. Я думала, мое сердце разобьется, когда он уехал. Но ты поговоришь с ним, Анна? Объясни ему, что я целиком уверена в Дэниеле. Что я не могу быть счастлива ни с кем другим. Состояние и положение в обществе ничего для меня не значат. Ты поговоришь с ним? Поможешь мне?

– Дорис. Его светлость вправе решать, а твоя мама советовать. – Анна взяла ее за руку. – Ведь я, в сущности, чужая, хотя и жена Люка. Не забывай, мы женаты всего два дня.