— Хорошо, дайте мне знать, если вам еще что-нибудь понадобится.

— Спасибо, — ответил я, прежде чем отнести пакет наверх в свой номер.

Я бросил его на столешницу, с удивлением услышав глухой стук, когда он ударился о дерево. Что ж, теперь мне стало еще любопытнее.

Но сначала виски.

Это был долгий день. Одно обсуждение главы моей книги. Дальше дискуссия, где я был участником обсуждения трех довольно сухих статей и, к счастью, Анжелики. И еще три совещания, на которых меня уговорили присутствовать. Слишком много для одного дня.

У меня начинала болеть голова. Я знал, что это больше связано с попыткой избежать того, что я оставил Натали в Нью-Йорке, чем с дискуссиями. У меня было искушение каждый день написать ей с тех пор, как я приехал в Париж, но что я мог сказать? Прости, что бросил тебя там, не сказав ни слова?

И потом, чем дольше я откладывал наш разговор, тем труднее мне было найти нужные слова. Может, писать сообщения было неправильно. Это был разговор, который нам стоило провести лично, глядя друг другу в глаза. Если бы у меня не было этой конференции, я бы уже заказал билет на самолет домой. К черту смену часовых поясов.

Я сделал большой глоток виски и вздохнул с облегчением. Мне хотелось весь день выпить. Прошло много времени с тех пор, как я так отчаянно пил. Было удивительно, но видеть, как твоя жизнь рушится, может заставить человека увлечься спиртным.

Я опустился в кожаное кресло и уставился в открытое окно, откуда открывался вид на Сену и Собор Парижской Богоматери. Вернее то, что от него осталось. И у меня было такое чувство, глядя на этот обуглившейся фасад собора, что мои внутренности тоже были прожжены насквозь, и мне нужно было снова восстановиться к моей прежней славе.

Мои пальцы рефлекторно потянулись к конверту. Я поставил стакан и разорвал верхний клапан. Когда перевернул конверт вверх дном, мне на руку упал металлический замок, а на колени маленькая записка.

Я перевернул позолоченный замок и в шоке посмотрел на него. Легкая улыбка заиграла на моих губах. Это был замок любви, который я подарил Натали много лет назад. P&N — буквы, которые я изящно нацарапал на лицевой стороне фломастером.

В то время я был таким идиотом. Решив сделать все, чтобы заслужить ее доверие и преданность. Я наслаждался ею не только из-за своих манипуляций, но и из-за ее открытой радости. Она не знала, чем я занимаюсь, и, оглядываясь назад, может я тоже не знал. Тогда я увидел в ней что-то такое. Мне не требовалась целая ночь, чтобы гулять с ней по городу, чтобы залезть к ней в трусики. Но я все равно сделал это, потому что не мог насытиться ею. Вот свидетельство молодой любви, которое поразило меня еще до того, как я узнал ее истинную цель.

Мои пальцы сжали металл, крепко сжимая его в ладони. Если замок здесь, значит... Натали тоже здесь.

Мое сердце заколотилось в груди, когда я поднял выпавшую записку.

«Все началось на скамейке в парижском парке.

Встретимся?

Нат»

Она прилетела в Париж? И просто оставила записку и замок?

Я допил остатки виски и схватил куртку, прежде чем задумался. Если она здесь, то я не заставлю ее ждать. Скорее всего, она просидела там уже несколько часов, учитывая, что посылка была доставлена сегодня утром.

Выйдя из вестибюля на яркий дневной свет, я понятия не имел, что ей скажу. То, что она сделала... было так же ужасно, как и мои обвинения. Я был так же не прав. Ведь я сделал все, чтобы она оказалась в моем обществе.

Но это не означало, что я был готов простить ее или двигаться дальше. Мне нужно было повидаться с ней. Нужно было узнать, о чем она думает, прилетев сюда. Неужели она думала, что сможет изменить мое мнение о произошедшем, если удивит меня? Я сказал ей, что мы можем поговорить после Парижа. Я еще не знал, хорошо это или плохо, что она сама прилетела.

Я должен буду решить, когда увижу ее. Решить, что со всем этим делать.

Я сел в первое попавшееся такси и показал дорогу к саду Тюильри перед Лувром. Все началось после того, как мы выбежали из дворца Гарнье и спустились к набережной. Я был поражен, что она до сих пор помнит то место. Но, возможно, та ночь навеки запечатлелась в ее памяти так же, как и в моей.

Расплатившись с таксистом, я прошел через сад, который все еще был полон туристов, исследующих окрестности. Когда мы пришли сюда, был час или два ночи, и мы были здесь одни. Я обошел толпу и подошел к нашей скамейке в парке через черный ход. Я не хотел, чтобы она сразу же меня увидела.

Затем она появилась в поле моего зрения. Она сидела, скрестив ноги, на скамейке в парке, подтянув под себя широкие брюки с оранжевым рисунком. Ее рубашка была из струящегося белого прозрачного материала, который я видел на ней десятки раз, когда мы жили вместе в Хэмптоне. Ее серебристо-белые волосы были собраны высоко на макушке в пучок, слегка наклонившийся вправо. На коленях у нее лежал компьютер, и она яростно печатала что-то в нем.

Это было как шаг назад во времени. Увидеть богемное видение, которое околдовало меня прямо из Атлантики. Богиня, которая знала себя и не заботилась о том, что думают о ней другие.

Я остановился, когда увидел ее.

Но потом принял ее... действительно принял.

Я улыбнулся.

И двинулся к той Натали, в которую тогда впервые влюбился.


40. Натали


Может, он и не придет.

Я не думала о таком исходе, пока разрабатывала свой план. Он может злиться на меня и не оценить, что я прилетела сюда и разрушила его планы. Я пожевала колпачок ручки и уставилась на раскрытый документ. Это чертовски меня напрягало. Я была так уверена в себе, когда садилась в самолет.

Я бросила ручку на открытую тетрадь рядом с собой и вернулась к компьютеру, работая над новой книгой. Я ничего не могла поделать, появится Пенн или нет. Я не могла заставить его прийти. Единственное, что я способна была контролировать в данный момент — это написание новой книги. И я собиралась продолжать, пока он не появится. Или не появится вообще.

— Ну и наряд, — раздался голос у меня за спиной.

Я вскочила со своего места, едва успев подхватить компьютер, прежде чем тот рухнул на траву.

— Пенн.

Он не подал мне ни одного из красноречивых признаков, что был удивлен. Или даже... что рад меня видеть. Наверное, я сильно облажалась. Ну ладно, теперь уже поздно. Честно, я испытала такое облегчение, как только его увидела, что улыбнулась его прекрасному лицу.

— Натали, — спокойно произнес он, засовывая руки в карманы. — Что ты здесь делаешь?

— Я ошиблась, — выдохнула я. Я положила компьютер на скамью и повернулась к нему. — Я так сильно ошибалась. И ты был прав с самого начала. Я просто не понимала всего, пока не приехала к Энцо.

Он вопросительно посмотрел на меня.

— Энцо?

Я отрицательно покачала головой. Что-то я не то сказала. Я выстраивала свою речь во время полета, а теперь у меня в голове все перепуталось от того, что хотела спать.

— Я улетела домой в Чарльстон после твоего отъезда. И отправилась к Эми, а Энцо оказывается переехал к ней. Вот почему она отремонтировала гостевую спальню. Они жили вместе, а я даже не знала. Она моя лучшая подруга и не сказала мне, что они живут вместе. Эми сказала, что я была занята. Я не была занята. Я была слишком эгоцентричной, чтобы понять, что я делаю со своей жизнью. Я не видела ничего, кроме желания отомстить, при этом совсем не замечая, что происходило вокруг меня на самом деле. Ущерба, который я наносила даже моей старой дружбе.

Поэтому я решила сделать шаг назад и увидела, насколько я была оторвана от реальности. А потом Эми, Мел и я провели обряд очищения, чтобы замкнуть круг. Я даже не знаю, имеет ли это для тебя смысл, — осторожно взглянула на него.

— Ты сожгла еще больше вещей и пошла купаться нагишом?

— Фактически да, — сказала я с усмешкой. — Мы сожгли мою книгу. Вырвали все страницы и отдали их в жертву ритуальному сожжению, чтобы очистить то, что произошло между моим первым ритуальным сожжением и последним. Потом я позволила воде смыть все плохое. Речь шла обо мне. О том, что я хотела стать прежней Натали. — Я указала на свою богемную одежду. — Ты же узнал, меня настоящую.

— Ты думаешь, ритуальное сожжение и новая одежда изменят то, кем ты стала.

— Нет. Дело совсем не в этом. Дело в том, что человек, которым я была, когда совершала все эти поступки, та черная дыра, в которую я тогда провалилась, исчезла. Ну, что я сделала с Кэтрин и Льюисом, и горы, на которые взбиралась, чтобы они заплатили за все… Я больше не хочу быть таким человеком. Не хочу быть человеком, от которого ты отворачиваешься. Человеком, который, как ты подумал, мог бы вызвать полицию для моей самой близкой подруги в Нью-Йорке. То, что случилось с Джейн, было ужасно, но я тут ни при чем.

— Я знаю.

— Знаешь?

Он кивнул.

— Когда я навещал Корта, она сказала, что ты тут не причем. И просила тебе передать, она надеется, что ты сможешь ее простить. Она не хотела заставлять тебя страдать.

— Хорошо, — прошептала я. Мой желудок скрутило от этих слов.

Я беспокоилась о Джейн и не могла поверить, что она готова была нарушить закон, чтобы занять определенное место в обществе. Особенно, если учесть, что мы с ней очень хорошо подходили друг другу. При других обстоятельствах я могла бы быть похожей на нее. Но она так отчаянно хотела принадлежать элите, что переступила черту. Я была благодарна, что никогда у меня и мыслей об этом не возникало.

— Как Корт?

— Злиться, как черт. Но мама уверена, что все обвинения будут сняты. Он был рад, что я его навестил.

— Держу пари, так оно и было. Я рада, что вы двое ладите.

Пенн пожал плечами, словно ожидая, что я скажу больше.

— Итак, я хотела, чтобы ты знал, что я никогда не хотела, чтобы ты страдал. Знаю, что мои действия повлекли последствия, которых я не предвидела. И одно из них — это наши отношения с тобой. Или возможно я догадывалась, как ты ко всему этому отнесешься, — тихо произнесла я, — поэтому не рассказывала тебе плана своих действий.