— Я не знаю. Все богатые. Может быть… вон та женщина? — Спросила я с запинкой, указывая на пожилую женщину в норковой шубе и бриллиантах, сидевшую через пару столиков.

— Голливуд, — мрачно ответил Пенн. — Это Генриетта Гровс, очень успешная кинозвезда пятидесятых. Очаровательная, но хитрая. У нее меньше половины чистого капитала той пары.

Мои глаза перешли к мужчине в сшитом на заказ черном костюме с аккуратной седеющей бородкой, и женщину, которая, как я догадалась, была его женой, в свободном черном платье. Ее волосы были зачесаны назад. Они оба выглядели лощеными, но ничего необычного.

— Джордж и Алессандра Моретти. Семья Джорджа владеет половиной коммунальных предприятий в стране. Алессандра в приданном имела пять сетей отелей, пересекающих среднюю Америку. Вместе они получают деньги из поколения в поколение в Америке и Италии. Ты никогда не узнаешь этого нигде, если только не разглядишь, если относишься к этому обществу, ты не можешь этого не видеть.

— Чего именно? — Спросила я, наблюдая за Алессандрой.

Она была хорошо одета, с утонченностью и элегантностью. Но мне ничто не говорило о том, что они были так богаты, как утверждал Пенн.

— Ты помнишь, как впервые появилась в этом обществе? Как к тебе относились люди? Кто это такая, спрашивали они себя, чем ты владеешь?

Я пожала плечами.

— Кэмден подумал, что я какая-то модель из Калифорнии. Большинство людей сразу поняли, что я не из этих краев. Я тогда решила, что все дело в цвете моих волос.

При этих словах улыбка Пенна осветила лицо, он смахнул с моего плеча прядь серебряных локонов. Затем на лицо тут же вернулась маска, которую он так хорошо умел носить.

— Да, волосы определенно сыграли свою роль. Но все дело в том, как ты себя ведешь. Как носишь свою одежду. Мелодичность, неторопливость речи. Невинность в твоих глазах. Все это говорит, что ты не контролируешь ситуацию, в которой оказалась. В тебе не чувствуется сила и уверенность. А это значит, что ты не одна из нас.

— В... этом что-то есть, — неохотно призналась я. Меня выворачивало наизнанку от мысли, что все во мне выдавало, что я не отсюда. — Но «Шестая страница» посчитала меня нью-йоркской элитой.

— Что в тебе было тогда особенного? — спросил он, ухватившись за мой вопрос, ну, настоящий профессор. — Ты убрала свои волосы, на тебе было совсем не твое платье и туфли.

— Уверенность. Тот факт, что ты чувствовала себя там в своей тарелке и хотела, чтобы все об этом узнали. Ты действительно тогда принадлежала этому обществу. В этом вся разница.

— Не знаю…

— … ты должна принадлежать ему, Натали. Не притворяться, что принадлежишь, а просто принадлежать. Вспомни тех, кого ты знаешь из нашего круга. Вспомни, как они порхают по жизни, будто этот мир создан специально для них, будто он весь принадлежит им и ничто не сможет их остановить. Ты должна взять эту черту, запереть в бутылку и носить, как в «Тринити». А потом должна носить эту черту характера повсюду как духи.

Легче сказать, чем сделать.

Но он был прав.

Кэтрин шла по жизни в полной уверенности, несмотря на то, что ее отец растратил все ее деньги, и она почти лишилась всего, но с уверенностью, что она продолжит свою жизнь в этом обществе, получая все блага, словно созданные специально для нее. Потому что не было такого случая, чтобы падая она не приземлилась на все четыре лапы. Даже Ларк, которая почти не жила в этом мире, выхаживала так, точно зная, что этот мир принадлежит ей. Сестры Льюиса, Шарлотта и Этта, при своем появлении все ставили вверх дном. Но ни одни двери перед ними не закрывались. Люди слушали их, готовые выполнить любой их каприз.

Даже Пенн, особенно Пенн мог управлять целой комнатой, заполненной людьми, одним лишь взглядом сексуальных голубых глаз. Его губы изогнулись. Он засунул руки в карманы. Он руководил мной, и я поняла, вспомнив, что он всегда так делал. Он знал, что заставил меня тогда обратить на него внимание на балконе в Париже семь лет назад. И все благодаря его уверенности Верхнего Ист-Сайда.

— Ты поняла. Теперь видишь, — кивнул он.

Я покраснела от его одобрения. И обнаружила, что мне оно понравилось.

— А теперь понаблюдай за сегодняшним вечером. Набирайся уверенности в себе и тому, что это общество принадлежит тебе. Тогда начнется настоящая работа, — сказал он, проводя меня к нашему столику.


9. Натали


— Леди и джентльмены, большое вам спасибо за участие в благотворительном ужине в пользу детского художественного фонда. Из-за непредвиденных личных обстоятельств нам пришлось в последнюю минуту перенести выступление нашего гостя. И я рада представить вам мэра Лесли Кенсингтона.

Пенн замер рядом со мной. Я почувствовала, как от него волнами стало исходить напряжение. Его отношения с матерью были напряженными, хотя это было не совсем подходящее слово. Она хотела, чтобы он взял на себя семейный бизнес и продолжил то, чем занимался его отец, так как Корт отказался участвовать в бизнесе, его больше интересовали выпивка и вечеринки. Лесли, когда узнала, что мы встречаемся, повела себя просто ужасно. И хотя в прошлом месяце на свадьбе Кэтрин я с ней пересеклась, и наша встреча прошла довольно-таки хорошо, я не очень-то надеялась увидеть ее снова. Особенно в качестве сопровождающей его сына на этом ужине.

— Ты знал? — Шепотом спросила я.

Он отрицательно покачал головой.

— Это все усложняет.

— Может, нам уйти?

Он стиснул зубы.

— Будет еще хуже, если мы уйдем. Я не хотел бы, чтобы ты потом с этим разбиралась. Похоже, тогда ты получишь очередные нотации от моей матери.

Я не стала спрашивать, что он имеет в виду. Поняла, что если у меня и состоится разговор с его матерью, то он явно будет не очень приятным. Мы с Пэнном только решили продолжить, начав с чистого листа. Я понимала его чувства, он все еще не мог побороть тот факт, что у меня были отношения с Льюисом. Да еще его любопытная и самоуверенная мать в центре наших разборок и отношений, скорее всего, было последним, чего он хотел бы. И я была с ним в этом согласна.

Мы закончили ужин, слушая выступление его матери. Она оказалась превосходным оратором. Теперь мне стало ясно, почему ее снова и снова переизбирали. В ней был огонь, который я частенько видела в ее сыне, когда он начинал говорить о философии. Не то чтобы я хотела его сравнивать с его матерью, но все же.

— Нам придется к ней подойти поздороваться, — сказал Пенн, когда мэр города закончила свое выступление.

— Ладно. Ты как нормально? — Спросила я его, когда мы поднялись из-за стола.

Он положил руку мне на поясницу, проводя между столами к своей матери, стоявшей в передней части зала, и шел он так, словно собирался на собственную казнь.

— Я смогу справиться с собственной матерью. Но тебе лучше всего надеть маску прямо сейчас. Мне наплевать, чтобы она не сказала. Ни о чем не беспокойся. Твое место здесь. Эта зала принадлежит тебе. Ничто из того, что она скажет тебе или мне, не должно никоим образом повлиять на тебя.

— Ты думаешь, она в высшем обществе будет мне хамить? — Недоверчиво спросила я.

— Маска, — приказал он. — Сию минуту.

Я придала своим чертам подобие тому, что видела у Кэтрин. Не пустая, ничего не выражающая, как у Пенна, а скучающая, потому что весь мир у моих ног и серебряная ложка во рту. Я выпрямила спину и почувствовала, как все мои конечности напряглись, хотя я все еще продолжала идти.

— Лучше, — со вздохом добавил Пенн. — Ужасно. Моя мать не скажет ничего ни к месту, но кто ее знает. Лучше с ней всегда оставаться начеку.

Мы обошли толпу, поздравлявшую мэра с выступлением и делающие большие пожертвования организаторам. Лесли оторвала взгляд от невысокого лысеющего мужчины, с которым разговаривала. Они слегка расширила глаза от удивления, когда увидела своего сына. Мимолетно, но даже я заметила, что она никак не ожидала, увидеть его здесь. Я понадеялась, что это хороший шанс для нас.

— Пенн, — произнесла Лесли с улыбкой политика. Той, кто с такой же вероятностью пожмет руку и поцелует ребенка, как ударит ножом в спину. — Я не знала, что ты будешь здесь, дорогой.

Она не обняла его, не протянула руки и не выказала радости от его присутствия. В жизни Пенна, должно быть, было мало любви. У меня заныло сердце. Но я не позволила своим чувствам отразиться на лице. Новая Натали не имеет права чувствовать ничего подобного. По крайней мере, на людях.

— Мама, — решительно произнес он, жестом указав на меня. — Ты помнишь Натали?

Лесли едва взглянула на меня.

— Ах да, конечно. Как я могу забыть?!

Пенн напрягся, будто собирался встать на мою защиту, хотя он сам мне посоветовал не реагировать.

— Мы познакомились на свадьбе Перси-Ван Пелт. Вы дружите с Джейн и являетесь автором бестселлера, верно?

— Верно, — легко согласилась я. Хотя понимала, что она прекрасно помнит, как мы впервые встретились. Она вышвырнула меня из своего особняка в Хэмптоне и запретила мне когда-либо снова работать наблюдателем за домами отдыха. — Рада видеть вас снова.

— Взаимно. Похоже я должна вас благодарить за то, что вы вернули моего сына в общество?

Хватка Пенн на мне усилилась, почти до боли. Было не так уж много вещей, которые сильно раздражали Пенн.

— Кто-то же должен был помешать ему стать совсем отшельником, — ответила я.

— Если бы мы могли выбросить всю эту философскую чепуху из его головы, нам всем стало бы лучше, — сказала она со смехом, как будто только что не оскорбила то, чем он занимался.

Я открыла рот, собираясь высказать мэру все, что думаю о философской чепухе ее сына, но Пенн опередил меня, словно понял, что я еще не совсем овладела искусством общения в этом обществе, он сказал с ленивой улыбкой:

— Эта философская чепуха в моей голове видно появилась с рождения. Она передалась мне от тебя или от папы?

— Мэр Кенсингтон! — раздался голос прежде, чем мэр успела ответить. Что, вероятно, было хорошо.