Как бы ни старалась Мэри теперь от всего отречься, она позволила себе и любить, и мечтать – пусть это длилось всего только в течение одного дня, но забыть этого Мэри уже не могла.

* * *

«Вероятно, я устроил Мэри бессонную ночь», – подумал лорд Эдмонд, когда на следующее утро она с большим опозданием спустилась к завтраку. Ее лицо было бледным и немного осунувшимся, наверное, она не спала, прислушиваясь, когда его рука коснется ручки двери, но – Мэри есть Мэри – она, конечно, не стала запирать дверь, если пообещала этого не делать.

Если бы только она знала, как долго он лежал без сна, борясь с искушением!

Если бы он вошел и Мэри подняла крик, как обещала, разыгралась бы отвратительная сцена и он был бы вынужден уехать. У него появился бы повод вернуться в Уиллоу-Корт и покончить с этой женщиной раз и навсегда.

Но если бы он вошел и она не закричала – а лорд Эдмонд не думал, что Мэри поднимет шум, – тогда они могли бы возобновить пререкания, и он нашел бы еще более оскорбительные слова, чтобы вызвать у нее отвращение. Он мог бы попытаться соблазнить ее и, возможно, даже добился бы успеха. Лорд Эдмонд был уверен, что обладает властью над ней и что она сдастся под его настойчивыми ласками. В любом случае, когда все было бы позади и Мэри пришла в себя, ее ненависть к нему только возросла бы, и его цель была бы достигнута.

В то же время если бы он вошел и она не закричала, у него был бы еще один шанс поговорить с ней наедине, еще один шанс поцеловать ее, а может быть, и заняться с ней любовью. Возможно, даже стать отцом ее ребенка.

Эта мысль разом положила конец его мечтаниям. Лорд Эдмонд вспомнил, что она хотела детей, но волновалась из-за своего возраста и что Гудрич не желал вешать себе на шею еще детей – ему было вполне достаточно семерых. «Но странно, когда Мэри заговорила о детях, – подумал лорд Эдмонд, – мне самому захотелось иметь детей – детей от нее, которые сделают счастливой ее и меня тоже». Раньше он всегда видел в ребенке только наследника и никогда не хотел иметь детей.

Лорд Эдмонд не пошел к Мэри и обрек себя на бессонную ночь и мысли о том, как она тоже мучается без сна. И вот теперь, утром, он смотрел, как Мэри, взяв тарелку, наполняла ее едой с блюда на стойке, хотя слово «наполняла» было не совсем точным. Когда она поставила тарелку на стол – Мэри постаралась найти свободное место как можно дальше от него, – та была почти так же пуста, как и тогда, когда она ее брала.

– Еще один солнечный день, – заметил Эндрю Шелбурн. – Неужели это Англия? Может ли это быть Англией?

– И может, и есть, – уверенно ответила леди Элинор. – В прошлое воскресенье в своих молитвах я специально просила еще неделю хорошей погоды, так что можно отдыхать и наслаждаться ею. Такие молитвы всегда находят ответ, не правда ли, Сэмюел, дорогой?

– Я не могу отвечать за Господа, – усмехнулся преподобный Ормсби, – но, со своей стороны, посчитал бы очень невежливым не обратить внимания на такую просьбу.

– Видимо, Господь – вежливый джентльмен, – пошутил Эндрю.

– Пусть так, – вступила в разговор Дорис, когда затих общий смех, – но я все равно сомневаюсь, что сегодня нам стоит отправляться на прогулку в Кентербери. Это четырнадцать миль. – Она нахмурилась. – В грозу это будет ужасное путешествие, а после такой длительной жары гроза разразится неминуемо, попомните мои слова.

– Дорис будет ужасно расстроена, если ее предсказание не сбудется, – вставил ее муж с озорной искоркой в глазах.

– А мои дети расстроятся еще больше, если она окажется права, – вздохнула Лила Ормсби, – тем более если меня не окажется рядом. Не лучше ли нам остаться, Сэмюел?

– Так мы будем вечно сидеть дома, – засмеялся преподобный Ормсби. – У них есть няня, которая успокоит их, если погода вдруг неожиданно изменится, и к тому же в доме остается целая армия слуг.

– И я тоже, дорогая, – добавила леди Элинор. – К сожалению, я не смогу поехать в Кентербери, хотя люблю это место больше всего на свете. – После этого заявления за столом раздался хор протестующих голосов, и хозяйка пояснила:

– Именно сегодня я ожидаю еще гостей. Досадно, правда? Но я пригласила их и не могу не встретить, если не хочу показаться невежливой.

– Это очень неприятно, – тихо сказала миссис Уиггинс. – Пожалуй, нам следует перенести прогулку на завтра.

– Ни в коем случае, – возразила леди Элинор. – Поезжайте и веселитесь. Кроме того, я живу не так далеко и могу поехать в Кентербери в любой другой день.

Намечалось, что путешествие продлится до самого вечера, и это было с энтузиазмом воспринято всеми гостями, разделившимися на две примерно равные группы; одну составили те, кого интересовали покупки, другую – те, кто хотел увидеть собор.

Лорд Эдмонд не собирался никуда ехать, решив остаться вместе с тетей и радушно встретить ее гостей, но потом снова изменил свое намерение, подумав, что, вероятно, еще не окончательно убедил Мэри в своей низости. Возможно, она все же внушила себе, что его поведение накануне вечером было не таким уж беспардонным; вероятно, то, что он отказался от попытки ночью войти к ней в комнату, как-то оправдало его в глазах Мэри. Надо использовать еще и этот день, чтобы все-таки убедить ее, а затем он оставит ее в покое навсегда. Он будет держаться от нее так далеко, как это возможно, находясь в гостях в одном и том же загородном доме.

– Что? – переспросил лорд Эдмонд, не расслышав вопроса мистера Бигсби-Гора. – О да, конечно, еду. Я ни за что на свете не пропущу такой интересной поездки.

* * *

Оставалось еще два дня до юбилея леди Элинор и до большого праздника, который она устраивала по этому поводу, и потом еще один день до окончательного завершения праздника. Это было совсем не много и в то же время невероятно много. Мэри думала, что так долго она не выдержит, ей нужно уехать, вернуться в Лондон.

Ближе к вечеру того же дня на обратном пути из Кентербери, сидя в экипаже, она чувствовала себя измученной, больной, совершенно неспособной прожить еще три дня в Рэндалл-Парке и почти не принимала участия в разговоре ехавших вместе с ней еще трех дам.

Она не должна была этого делать, но оказалась настолько глупой, что любила его в течение одного дня, теперь же его назойливые и грубые ухаживания были ей не просто противны, они были невыносимы. Мэри хотелось бы уснуть и все забыть. Ей надо уехать, уехать из Рэндалл-Парка, уехать от лорда Эдмонда, да и от Саймона тоже. Она ни в чем больше не была уверена, ей нужно было остаться одной, чтобы подумать.

День сложился очень неприятно. Они с Саймоном немного не поняли друг друга, и в результате, когда все прибыли в Кентербери и ей помогли выйти из кареты – леди путешествовали в экипажах, а джентльмены ехали верхом, – оказалось, что виконт уже взял на себя обязанность сопровождать группу, отправлявшуюся за покупками, в то время как Мэри присоединилась к тем, кто собирался осмотреть собор.

Но это было просто маленькое недоразумение, не более, и, кроме того, даже когда они поженятся, нельзя ожидать, что они будут неразлучны друг с другом. И если он предпочитал делать покупки, а она тешить взгляд памятниками истории, то очень правильно, что на час-другой они расстанутся и каждый будет делать то, что ему хочется. И в этом, казалось, не было ничего страшного, потому что лорд Эдмонд, поступив, как всегда, совершенно невоспитанно, не присоединился ни к одной из групп, а, привязав лошадь, сразу же ушел куда-то один.

Но, как Мэри и предчувствовала, он в конце концов появился в соборе и все время держался поодаль от нее, пока джентльмен, с которым она прогуливалась, не отошел от нее, чтобы послушать пояснения Стефани Уиг-гинс.

– Мэри, тебе нравится это старое холодное заплесневелое сооружение? – спросил тогда лорд Эдмонд.

– И вам, очевидно, тоже. – Мэри больше не поверит ни в его безразличие, ни в отсутствие у него вкуса. – Иначе вы не пришли бы сюда совсем один и совершенно добровольно.

– Да, но я пришел сюда, чтобы быть с тобой, Мэри, полагая, что ты скорее выберешь старину, чем поход за покупками. Если бы я сразу открыл свои намерения, Гуд-рич был бы здесь и висел бы на тебе, как пиявка.

– Что за мерзкое сравнение!

– Ну, как сторожевой пес, – пожал он плечами. – Здесь что, похоронен Чосер?

– Нет, – ответила Мэри, – он похоронен в Вестминстерском аббатстве, и я уверена, что вам это прекрасно известно. Вы вспоминаете «Кентерберийские рассказы»?

– А-а, школьные дни и запретный «Рассказ мельника». Замечательное произведение. Ты его читала?

– Вы становитесь весьма предсказуемым. Если бы я предложила вам назвать ваш любимый из «Кентерберийских рассказов», вы, несомненно, назвали бы именно этот. Что еще?

– Ты даже не покраснела. Стыдись. На этом их разговор прервался, потому что вся группа собралась вместе, чтобы отправиться дальше осматривать все, что должно было быть осмотрено.

Сначала ничего плохого не происходило – просто неожиданная встреча, одна из тех, к которым Мэри уже привыкла. Но дальше стало хуже, и особенно плохо было то, считала Мэри, что все это произошло в церкви. Когда все выходили, лорд Эдмонд, крепко схватив ее за руку, повернул так, что она оказалась прижатой спиной к массивной каменной колонне и никто не мог ее увидеть, если бы не начал специально разыскивать. Это было так неожиданно, что она не сделала ни малейшей попытки сопротивляться, когда он, прижавшись к ней всем телом, поцеловал ее тем поцелуем, который заставил ее рот приоткрыться так, что его язык свободно проскользнул в него.

Сейчас, возвращаясь в экипаже в Рэндалл-Парк и полностью отключившись от разговора своих спутниц, Мэри вспоминала то объятие и не могла подобрать для его описания другого слова, кроме «плотское». Оно не походило ни на одно из его прежних объятий, в нем не было ни ласки, ни нежности, ни просьбы или требовательности, или… вообще ничего, кроме омерзительной, тошнотворной похоти. Его руки до боли сдавили ей грудь, его член прижался к ней, раздвинув ей ноги так, что она чуть не потеряла равновесие.