Мэри Бэлоу - Беспутный повеса

Как-то странно взглянув на него, Мэри попыталась отодвинуться, но лорд Эдмонд пресек эту попытку.

– Мне нужно, чтобы ты хотела меня, – пылко воскликнул он, – меня, Мэри, именно меня! Но это глупое желание, верно? Теперь я пожинаю плоды своего многолетнего пьянства, это последнее наказание, последнее отчаяние. Если бы можно было повернуть время вспять и все изменить, я так и сделал бы, ты это знаешь. Или ты думаешь, я не стал бы ничего менять, если бы мог? Даже ради Дика, Мэри? А ради тебя я изменил бы последние пятнадцать лет своей жизни, если бы это было в моих силах, прожил бы их заново, внес бы в них что-нибудь стоящее. Но это невозможно. Поэтому я не могу предложить тебе ничего, кроме своей способности, великолепно развитой благодаря бесчисленным проституткам, доставлять наслаждение в постели. Я хочу подарить тебе все сокровища мира, но могу дать только то, о чем сказал. – Он хрипло засмеялся, а Мэри, пораженная, безмолвно смотрела на него. – Ты и не подозревала, что такой человек, как я, способен любить? Считай, что тебе повезло, Мэри. Я не трону тебя и сдержу свое обещание, потому что люблю тебя. Видишь, тебе больше нечего бояться меня.

Резко отдернув от нее руку, лорд Эдмонд спрыгнул на землю и, обернувшись, взял Мэри на руки, не дав ей ступить на лесенку.

– Теперь иди. – Входная дверь ее дома уже была открыта, и он с силой сжал опущенные руки Мэри. – И будь счастлива, Мэри. Я только этого желаю тебе. Пожалуйста, будь счастлива.

Еще сильнее сжав ее руки, он быстро резко поднес одну из них к губам, а потом, отпустив обе руки, вскочил в карету, даже не подождав, пока Мэри войдет в дом.

Как и велел лорд Эдмонд, экипаж доставил его к Вотье, и кучер, открыв дверцу, вежливо отошел в сторону, ожидая, когда хозяин выйдет, но тот еще целых пять минут молча и неподвижно сидел в карете.

– Отвези меня домой, – распорядился он наконец. Ему не хотелось оставаться одному, но быть на людях не хотелось еще больше; однако третьего варианта не было. – Принеси графин бренди мне в гардеробную, – бросил он, проходя мимо дворецкого в холле собственного дома. – Нет, – он остановился на середине лестницы, – принеси два графина.

Когда принесли требуемое, лорд Эдмонд наполнил до краев рюмку и, сделав большой глоток, почувствовал, как бренди обжег ему горло и желудок, а потом долго вглядывался в недопитую рюмку спиртного – своего злейшего врага, как он давно уже убедился. Из-за него он убил Дика, и оно превратило несколько месяцев его жизни, последовавших за этой трагедией, в сущий ад. Но с тех пор он употреблял спиртное только на людях, чтобы поддерживать выбранный им для себя образ человека, который и в самом деле ни гроша не стоит.

Неужели он опять хочет остаться наедине с ним, со свои заклятым врагом, скрывающимся под личиной друга, с коварным врагом, всегда прикидывающимся доброжелателем, – с самим сатаной?

Его рюмка разлетелась вдребезги, ударившись о стоявший неподалеку умывальник. За ней едва не последовали оба графина, но в последний момент лорд Эдмонд пожалел бедных служанок, которым и так придется убирать изрядное количество осколков.

Поднявшись, лорд Эдмонд побрел к себе в спальню, размышлял над тем, что же произошло. Он был отвергнут женщиной некрасивой и непривлекательной, «синим чулком» и не так уж безупречно добродетельной. Что же, не велика потеря. Если бы он только мог вернуться на три недели назад, в то время, когда еще не было Воксхолла, тогда ему нетрудно было бы убедить себя, что Мэри была не слишком большой потерей.

Лорд Эдмонд никогда не верил в любовь – во всяком случае, не верил на протяжении многих пустых лет, а уж теперь, когда ему тридцать шесть и когда нельзя ожидать, что порядочная женщина осмелится второй раз взглянуть на него, тем более не время менять свои взгляды.

Как же ему быть? Он должен что-то сделать, чтобы покончить с тем мрачным настроением, которое временами охватывало его, а на сей раз было вызвано необъяснимым увлечением женщиной.

Светский сезон, в сущности, подошел к концу, и лорд Эдмонд подумал, что мог бы отправиться куда-нибудь на воды – он часто так проводил лето – или поехать в Брайтон, но мысль о Брайтоне вызвала у него отвращение. Можно было бы с годик попутешествовать по континенту или уехать в Гемпшир – его поместье было не слишком далеко и к тому же прошло уже почти два года с тех пор, как он был там в последний раз.

Вероятно, он отправится именно туда, и пребывание в провинции, где ничто и никто не будет напоминать о бесцельности его жизни, даст ему успокоение. Да, он поедет в свое поместье – и прямо завтра же. Остановившись на этом решении, лорд Эдмонд потянулся к колокольчику и вызвал камердинера.

Мэри была вне себя. Прошла уже целая неделя после приема у леди Элинор, и лорд Эдмонд сдержал свое обещание. О да, он не преследовал ее, но почему-то она начала терять надежду когда-нибудь освободиться от него. Он, конечно, нарочно так ведет себя и издалека посмеивается над ней, отлично понимая, что с ней происходит.

Мэри ненавидела его всей душой.

В некотором отношении неделя была приятной. Каждый день или вечер – а иногда и дважды в день – Мэри встречалась с виконтом Гудричем, и он нежно ухаживал за ней. Если за неделю до этого он и намеревался сделать ее своей любовницей, то с тех пор больше об этом не заговаривал и, навестив ее утром на следующий день после приема в Ричмонде, даже извинился.

– Вам нездоровится? – Обменявшись с Мэри приветствиями, он внимательно посмотрел на нее.

– Просто немного болит голова, – улыбнулась она в ответ, не признавшись, что накануне ночью целый час плакала, а потом часа два не могла уснуть. – Немного свежего воздуха – и все пройдет.

Они поехали на утреннюю прогулку в парк, и виконт поинтересовался, как прошел предыдущий день. Мэри рассказала, что ей понравилась тетя Эдмонда и что леди Элинор пообещала найти время и на следующей неделе посетить ее литературный вечер.

И тогда он извинился.

– Простите мне мои слова и мое позавчерашнее поведение. – Накрыв рукой руку Мэри, виконт Гудрич заглянул ей в лицо. – Я вел себя как собственник, хотя у меня нет на это прав – пока нет. И, боюсь, мое предложение было крайне непристойно. Но, поверьте, оно вырвалось у меня исключительно из-за моей искренней заботы о вашей безопасности и спокойствии.

– Вы прощены, – улыбнулась Мэри виконту. – Я действительно была расстроена в тот вечер. Но не стоит продолжать. Я больше не буду видеться с лордом Эдмондом Уэйтом. – Как ни странно, но эти слова тяжким грузом легли на плечи Мэри.

– Рад это слышать, мадам. – Виконт пожал ей руку. – Такой человек может причинить вам только зло. Я убежден, в нем нет ни грана порядочности.

«Я не трону тебя и сдержу свое обещание, потому что люблю тебя». Мэри не хотела вспоминать эти слова; после того как она целый час проплакала над ними, она им больше не верила, и лорд Гудрич прав. «И будь счастлива, Мэри. Я только этого хочу для тебя». Нет, этот человек был истинным дьяволом. Разве могла бы она быть счастлива с ним?

– Думаю, вы правы, – помедлив с ответом, согласилась Мэри с виконтом.

В следующие дни они много гуляли пешком, катались в коляске, посетили Тауэр и Вестминстерское аббатство, где приятно провели время, читая надписи на надгробиях и эпитафии в Уголке поэтов, побывали в театре, в опере и на концерте в доме графа Реймора.

Виконт рассказал Мэри о своем имении в Линкольншире и о двух своих сыновьях, которые сейчас где-то учились и о существовании которых она раньше не слышала. Мэри была уверена, что он вот-вот сделает ей предложение, и решила, что непременно его примет. Виконт Гудрич ей нравился, жизнь с ним обещала быть стабильной, спокойной и достойной.

Мэри ожидала, что он поцелует ее, но виконт всегда целовал ей только руку, ей же хотелось совсем другого поцелуя. Мэри преследовали призраки, от которых ей необходимо было избавиться, и она хотела, чтобы он их прогнал. Кроме того неудачного намека на ее литературном вечере, виконт вел себя абсолютно корректно по отношению к ней.

Неделя была приятной, Мэри поощряла то, что со стороны виконта, очевидно, было серьезным ухаживанием, и ее подруги смотрели на это с одобрением. И Пенелопа, и Ханна были очень рады окончательному разрыву Мэри с лордом Эдмондом и налаживанию ее отношений с виконтом Гудричем.

Мэри была довольна, у нее с лордом Гудричем установилась почти такая же дружба, как это было с Маркусом, правда, между ней и Маркусом существовала особая привязанность, которой пока не было между ней и виконтом, но Мэри надеялась, что со временем и это придет. А лорд Гудрич мог предложить ей многое – постоянство и надежность брака без всяких неожиданностей и опасностей, которыми была отмечена ее жизнь с Лоуренсом.

Мэри была почти счастлива, но шли дни, и в ней все сильнее вскипало возмущение. Лорд Эдмонд Уэйт – ей был ненавистен каждый звук его имени – доказал, что он еще менее порядочен, еще менее джентльмен, чем она думала, потому что, если бы он продолжал преследовать ее, она имела бы полное право сердиться на него, могла бы бороться с ним. Но раз он сдержал слово и порвал с ней все отношения, она должна была бы с облегчением вздохнуть, освободившись от него. Но он умудрился сделать так, что этого не произошло.

Когда они возвращались из Ричмонда, лорд Эдмонд вел себя так уверенно, что Мэри снова почувствовала необъяснимую тягу к нему, которую она настойчиво отрицала после Воксхолла. Почувствовав ее влечение, он довел ее до такого состояния, что она готова была отдаться ему прямо в карете его тети, если бы он только предложил это, или отправиться снова в то омерзительное любовное гнездышко. Мэри абсолютно не понимала, как он мог пробуждать в ней такие" чувства, но ему это неизменно удавалось. В то же время она не могла напрямую обвинить его в этом, ведь он не применял никакого явного насилия. А теперь лорд Эдмонд, выполняя данное ей обещание, оставил ее в покое.