Рори потрепал ее по щеке.

– За тобой раньше никто не ухаживал, Ребекка? И ни один мужчина тебя не целовал до меня? Она вздохнула.

– Все мужчины больше интересовались моей сестрой. У нее по-настоящему женственная фигура. А волосы похожи на серебристое облако. И она настоящая леди, умеющая себя вести в обществе. Она не позволяет себе совершать необдуманные поступки.

– А ты? Какого ты о себе мнения? – Рори задавался вопросом, почему такая красотка, как его Ребекка, оказывается, всегда была на вторых ролях.

– Я слишком высокого роста, и у меня маленькая грудь. – Она залилась пунцовой краской и, заторопившись, перечислила остальные недостатки: – У меня волосы гораздо темнее, чем у Леа, и совсем не вьются. Они такие жесткие и прямые, что мне приходится подвивать их щипцами – вот, например, как накануне. А что касается моего поведения, то все мужчины в Уэлсвилле знают, что я своевольная барышня.

– Все мужчины в Уэлсвилле – дураки. Ты как раз самого нормального роста, а твои волосы великолепны – они… словно золото, добываемое в Комстоке. Разве никто тебе не говорил, что золото дороже серебра? – Его улыбка была дразнящей. – Ну а твои глаза! Твои глаза с пышными ресницами и меняющимся цветом… Знай же, что они из зеленых становятся золотистыми, когда ты взволнованна!

Он пристально уставился в ее глаза, и его рот приблизился к ее рту, но на этот раз он держался на некотором расстоянии, и только его губы чуть касались ее губ. Рори прошептал что-то неслышное только для того, чтобы пошевелить губами и таким образом погладить, пощекотать ее губы. После нескольких почти неосязаемых поцелуев он отстранился, опасаясь, что его желание вызовет в ней ответный порыв страсти, которая, как Рори уже убедился на опыте, разгорается очень быстро.

– Когда я с тобой, то забываю обо всем на свете, – призналась Ребекка, еле переводя дыхание.

Рори отодвинулся подальше от нее и вместо поцелуя предложил ей кусочек груши.

Груша была сладкой и сочной. Ее вкус во рту смешивался со вкусом поцелуя Рори.

– Я никогда не встречал такой девушки, как ты, Ребекка. Мне повезло, что никто не увел тебя раньше, чем я повстречался с тобой. До сих пор не верится, что мне выпало такое счастье…

Лицо Амоса Уэллса возникло в памяти, нарушив сладостный покой Ребекки.

– Ты прав… за мной никто не ухаживал, но…

– Что «но»? – насторожился он, заметив, что на лицо Ребекки словно пала черная тень. – У тебя есть кто-то кроме меня? Кто-то, кого одобряет твой отец?

В сердце ему словно воткнули нож.

– Да, – ответила она, зябко поводя плечами. – Амос Уэллс просил разрешения ухаживать за мной, и мой отец считает, что он подходящая для меня партия.

– Уэллс? Этот старец? Как может твой отец желать подобного брака?

– Ему только сорок три. Все говорят, что он мужчина в расцвете лет. И он богатый и уважаемый человек. Его скоро изберут сенатором от штата Невада. – Она точь-в-точь повторяла слова Селии. Но тем самым Ребекка защищала своего отца. – А важнее всего, к сожалению, что он член пресвитерианской конгрегации.

– Но, за исключением того, что он уже обеспечил себе местечко в раю, у него есть достоинства, которые тебе по душе? – Он был смущен противоречивостью ее позиции.

– Нет, но ты воспринял это так, будто мой отец продает меня какому-то мерзкому старикашке. Это неверно. Селия Хант – ты должен помнить ее… она была со мной, когда ты дрался с Киром Уортоном.

– Маленькая рыжая пышечка, – процедил он, в нетерпении ожидая дальнейших объяснений от Ребекки.

– Так вот, она без ума от мистера Уэллса. Когда я рассказала ей сегодня утром, что он проявляет ко мне интерес, то испугалась, что потеряю свою лучшую подругу. Но она повела себя благородно. В конце концов мы замыслили одну пустяковую проказу, чтобы дать ей шанс увлечь собой мистера Уэллса. Пусть он выберет ее корзинку с завтраком на благотворительном аукционе.

Она коротко поведала об изобретенной вместе с Селией невинной интриге.

– Мистер Уэллс будет торговаться за ее корзинку с бледно-розовой лентой, потому что я ему скажу заранее, что воспользуюсь именно розовой. А я перевяжу корзинку лентой чуть потемнее, как настоящий цветок розы. Когда торги закончатся, он вынужден будет вести себя по-джентльменски и скушать завтрак на пикнике вместе с Селией.

– А кому достанется твоя корзинка?

Она пожала плечами.

– Мне все равно. Главное, чтобы Селия и мистер Уэллс поладили друг с другом.

– Значит, тебе и вправду наплевать на его деньги и далеко идущие планы. Если ты выйдешь за него, то, возможно, станешь женой сенатора и уедешь на Восток. Особняк, слуги, меха и бриллианты. Я думал, все женщины падки на подобные вещи.

Ребекка покраснела под его испытующим взором.

– Я бы солгала, если б сказала, что не завидую красиво одетым леди. Если б я придерживалась католической веры, то за многие грехи просила бы Деву Марию простить меня. Я всегда завидовала нарядам Селии, ее шляпкам, их красивому новому экипажу…

– Но чтобы это заполучить, тебе придется выйти замуж без любви? А этого ты не хочешь? – спросил он напрямую.

Когда она отрицательно качнула головой, его грудь словно освободилась от сжимающей ее тяжести. Рори глубоко вдохнул теплый ароматный воздух и ощутил, как прекрасен мир вокруг них. Он взял ее за подбородок, чтобы вновь поцеловать это прелестное чистое создание, но громкий всплеск в реке остановил его. Удочка согнулась, поплавок ушел в глубину. Камни, придерживающие удочку, откатились, и ее утянуло в воду.

Рори прыгнул, доставая удочку, но промахнулся. Она ускользнула из его протянутых рук. С проклятием он сам шлепнулся в речку, не удержавшись на скользкой подводной гальке. Он упал лицом вниз и наглотался воды. Отплевываясь, Рори встал на колени и все-таки ухватил за конец непокорную удочку. Потом он уселся на дно и стал тянуть ее на себя.

Брызги от его падения разлетелись во все стороны и дождем окатили Ребекку. Она тоже вскочила, крича в возбуждении и рыбацком азарте. Безуспешно она пыталась удержать рвущийся наружу смех, глядя, как он барахтается в речке. Его длинные, черные как ночь волосы облепили все лицо. Он бросил на Ребекку недобрый взгляд, потом показал ей рыбу.

– Смейся надо мной сколько тебе угодно, – произнес он с притворной свирепостью, снял громадную форель с крючка и положил к ее ногам. Затем Рори отступил на шаг и отвесил ей глубокий поклон. С удочкой в руке он был похож на воина с копьем.

Ребекка отпрыгнула, когда рыбина, забившись на траве, ударила ее хвостом по ногам, но ее мгновенный испуг тут же сменился взрывом смеха.

– Видел бы ты себя, когда вылезал из реки, словно водяной!

– А ты себя, когда рыба чуть не залезла тебе под юбку! Кстати, это неплохая идея, – произнес он хрипловато и, откинув прочь удочку, шагнул к ней.

Смех сразу угас. Вокруг них сгустилась тишина.

Она наблюдала, с какой кошачьей грацией он надвигался на нее, и была не в силах ни отступить, ни протестовать, ни отвести глаз от совершенных пропорций его сильного тела, облепленного мокрой одеждой. Снова ее взгляд привлекли жесткие темные волосы и рельефные мускулы на его груди. Потертая до тонкости от многолетней носки ткань его штанов прилегала сейчас к стройным ногам будто вторая кожа, не скрывая ни малейшего движения красивых мышц. Эти ноги сейчас медленно и неотвратимо несли его тело к ней, руки Рори протянулись вперед, и она оказалась в его объятиях.

После вынужденного купания руки его были ледяными, и она ахнула от неожиданности, но биение его сердца, когда он прижал ее к себе, сразу заставило Ребекку забыть о холоде, о мокрой его одежде и вообще обо всем. Ее нежные груди ощущали ритмичные удары его могучего сердца. Рори еще только наклонял голову, чтобы поцеловать ее, а ее губы уже открылись навстречу ему. Она вскинула руки для объятия, ее ладони коснулись сквозь ткань его бицепсов, потом легли на его широкие плечи и успокоились там, найдя для себя свое место. Его рот был, как и руки, ледяным при первом прикосновении, затем вдруг стал жарким, словно готовым расплавиться, когда их дыхание стало единым, губы слились, нежная плоть языка, его и ее, стала общей плотью.

На миг Рори оторвался от нее, издав низкий, протяжный, какой-то животный стон, и вновь нашел своим языком ее язык, и эта ласка, скорее похожая на игру, продолжалась.

Он крепко держал ее в объятиях, прижимая каждый кусочек ее гибкого тела к своему телу, и ее одежда пропиталась влагой от его мокрой одежды. Оставив на время в покое ее рот, Рори начал водить губами по ее щечкам, подбородку, носику, бровям и, наконец, добрался до трогательно беззащитной, хрупкой, как тончайший фарфор, и нежной, как стебель изысканного цветка, девичьей шейки, где на горле возбужденно билась какая-то жилка. Рори расстегнул одну-две пуговки, и вот уже и шея, и плечи, и грудь – все было в его распоряжении, и он мог наслаждаться ее шелковистой кожей.

Он доводил ее до безумия поцелуями, а его рука завладела ее грудью. Поочередно каждую грудь он ласкал, то приподнимая вверх, то сжимая пальцами сосок. Он отрешился от всего, все его добрые намерения пошли прахом.

Ребекка ощущала исходящий от него жар, сама едва дыша и наслаждаясь прикосновениями его рта и рук. Она отмечала в сознании все его действия – то, как он расстегивает ее платье, как касается губами, сжимает до боли сосок. Она бы не позволила этого делать ни одному мужчине на свете, кроме него. Потом она почувствовала, что его рука начала путешествовать по ее бедрам, погладила ее ягодицы. Ребекка инстинктивно приподнялась на цыпочки.

Боль желания, уже знакомая ей, та, которую она испытывала, когда они лежали рядом на огороде, на развороченной капустной грядке, вновь охватила ее. Но теперь они были далеко от всевидящих глаз городских сплетников, в уединенном месте…

– Ребекка! – Она с трудом разобрала его бормотание где-то к себя над ухом, когда он вытаскивал шпильки из ее прически, свободно распуская ее волосы. Тяжелые волны темно-золотистого цвета каскадом упали ей за спину, и он пропускал их меж своих пальцев. Прижав руку к ее темени, Рори запрокинул ей голову, открыв еще больше шею и грудь для поцелуев.