Пруденс посмотрела ему в лицо. Казалось, оно совсем окаменело, когда он сказал:

– Нам с Эдуардом пришлось выслушать от других мальчиков много страшных историй о побеге наших родителей. Не говоря уже о скандальных деталях. – Он горько рассмеялся. – Конечно, мы не поверили ни одному слову. Мы были убеждены, что наши родители преданно любят друг друга. Эдуард верил, что его отец – человек чести, что моя мать... обе наши матери – добродетельные жены и «цена их выше рубинов», как говорится в библейской книге притч Соломоновых. Вы знаете, каковы дети. – Он уныло повел плечами. – Мы не раз дрались, защищая честь моей матери, пока воспитатель Эдуарда не сказал нам правду: мама действительно убежала с дядей Фредериком.

Пруденс ужаснулась. Бедные мальчики были предоставлены сами себе и оставались в полном неведении, пока им не сообщили ужасную новость.

– После этого вы отправились домой?

Лорд Каррадайс с горькой иронией посмотрел на нее.

– Нет, кому нужно, чтобы в такой момент двое несчастных мальчиков болтались под ногами? Мы остались в школе до Рождества.

Пруденс крепче обняла его. В такие моменты нужно, чтобы рядом были родные люди. Но она по собственному опыту очень хорошо знала, что на родственников не всегда можно опереться. В драматические часы часто пренебрегают нуждами детей.

– Для вас обоих это, наверное, было ужасно.

– Для Эдуарда больше, чем для меня. Он страдал от дурной славы. Сплетни, намеки, издевки буквально изводили его. Знаете, мальчики в этом возрасте очень жестоки, а он гораздо чувствительнее меня.

Пруденс в этом сомневалась. У одних чувствительность и ранимость проявляются внешне. Другие прячутся в защитную раковину и делают вид, что их ничего не трогает, но в душе глубоко страдают.

– Эдуард, глупый, показал им, что их насмешки его задевают. Всякий раз он просто взрывался. По его виду этого не скажешь, но спокойный мягкий Эдуард может превратиться в тигра. Во всяком случае, в те дни он был таким. Он дрался с каждым обидчиком! Напрасно, конечно! Разумеется, я дрался вместе с ним, хотя понимал, что в этом нет ни грамма пользы.

Гидеон тряхнул головой.

– Я все время твердил ему, чтобы он не обращал на них внимания и старался смеяться над ними... Показать мальчишкам, что тебя что-то задевает, – значит тут же спровоцировать драку. Эдуард страдал... действительно страдал... Несколько месяцев он ни с кем, кроме меня, не разговаривал. Мы не обсуждали случившееся. Ни один из нас не начинал разговора об этом... И наконец... наконец пришло Рождество...

– Вы приехали домой и...

Лорд Каррадайс перебил ее:

– Папа застрелился за два дня до моего приезда. Пруденс тихо всхлипнула. За два дня до его приезда. За два дня до Рождества. Он должен был знать, что сын приезжает. Бедный, бедный маленький мальчик приехал домой и застал...

– Что вы тогда делали? Мать герцога... Он покачал головой:

– Нет. Она заболела и почти год не вставала с постели. Тишину долго нарушали только стук копыт и скрип фаэтона на ухабах дороги. Гидеон снова тряхнул головой и легким, чуть дрожащим голосом сказал:

– Когда я уезжал в школу, папы не было дома. Меня провожала мама и слуги. Когда я в следующий раз приехал домой, мама, папа и дядя Фредерик... все... умерли, и слуги называли меня хозяином. – Он передернул плечами и бодрым тоном добавил: – Была масса дел. Пока папа искал маму, имение пришло в запустение.

Его слова глубоко тронули ее. Пруденс ясно представляла себе эту картину. Юный Гидеон, четырнадцати лет от роду, приезжает домой растерянный, подавленный, его родители погибли при обстоятельствах, которые мальчику мало понятны. Его ближайшая родственница, родная тетя, слегла от горя, кузен ушел в себя. И весь свет упивался их трагедией, множа разнообразные сплетни.

Фаэтон свернул. Быстро бегущие по небу тучи закрыли луну.

Слуги называли несчастного мальчика хозяином и ждали его распоряжений. Никто не успокоил его, не обнял, не позволил выплакаться или излить свою ярость.

Так несчастный чувствительный мальчик стал легкомысленным, дерзким, насмешливым мужчиной, намеренным показать миру, что его ничего не трогает и не задевает. Теперь Пруденс это поняла. Она молча обнимала его, ее лицо было мокрым от слез.

– После похорон я не видел Эдуарда несколько месяцев. Он не вернулся в школу в Оксфорд и получил домашнее образование. Вдали от злых языков и досужих сплетен он буквально похоронил себя в отдаленном поместье в Шотландии. Фактически он стал отшельником, как вы назвали меня при первой встрече. – Нарочито легким тоном Гидеон сказал: – Кажется, это было так давно... Смотрите, дорожный камень. Через милю будет Кранфорд-Бридж, и мы благополучно минуем пустошь. До Мейденхеда останется чуть больше десяти миль, но вам это известно, у вас способности к географии.

Он старался изменить тему, но Пруденс хотелось знать больше.

– Мать герцога еще жива?

– Да, она выжила. Даже однажды попробовала привезти Эдуарда в Лондон, но все напрасно. Нет, не все. – У него вырвался короткий сухой смешок. – Приехав в Лондон, она превратила дом в модный египетский кошмар и встретила богатого как Крез американца. Он женился на ней и увез в Бостон. Он был в восторге от того, что женился на герцогине, а она радовалась возможности отделаться от старого скандала и в чужой стране начать новую жизнь.

– Так что вы и ваш кузен остались одни, – тихо сказала Пруденс.

Они проехали через спящую деревню Лонгфорд, в Колнбруке разбудили на постоялом дворе конюха и, хорошо заплатив ему за беспокойство, сменили лошадей. Ночь стояла ясная и холодная. Хотя Пруденс устала от долгого путешествия и бессонной ночи, мозг ее лихорадочно работал. За короткое время она сильно привязалась к Гидеону... и это лишило покоя ее душу.

– Впереди Солт-Хилл, – сообщил Гидеон. – По другую сторону холма находится Мейденхед.

Несколько миль они ехали молча. Пруденс прижалась к его плечу, как маленькая нахохлившаяся сова. Гидеон и не догадывался, что она почти спала. Для нее это был долгий мучительный день, она не привыкла к бессонным ночам и устала от тревоги. Подъем на холм оказался тягучим и долгим даже для легкого фаэтона, но меньше чем через час они будут в «Синем пеликане», где Эдуард уже заказал комнаты и ужин.

Пруденс выпрямилась, сонно зевнула и чуть отстранилась от Гидеона.

– Мы уже проехали Виндзорский замок? Думаю, его видно с дороги.

– Нет, он чуть дальше.

– Бедный король. Интересно, как он... Из темноты вдруг послышался стук копыт.

– Что это?

Два всадника выскочили на дорогу и понеслись вниз с холма прямо на фаэтон, словно его и не было. В последнюю минуту один из них чуть свернул в сторону и промчался мимо, другой правил прямо на карету. Он остановился всего в нескольких дюймах. Гидеону потребовалось все его самообладание, чтобы удержать испуганных лошадей на склоне холма.

– Черт возьми, вы соображаете...

– Кошелек или жизнь!

Голос прозвучал с пугающей ясностью. Возникло минутное замешательство. Испуганные лошади встали на дыбы. Нижняя часть лица преградившего им дорогу всадника была замотана темным шарфом. Длинное дуло пистолета блестело в лунном свете, нацеленное на пассажира фаэтона.

На мисс Пруденс Мерридью.

У Гидеона сердце похолодело. Пробормотав проклятие, он пытался успокоить лошадей и услышал, как на запятках шевельнулся грум.

– Спокойно, Бойл, – властно сказал он. – Я сам справлюсь с лошадьми. Не слезай.

– Ясно, сэр, – проворчал Бойл. – Успокоиться и ждать.

Гидеон кивнул. Бойл все понял. Гидеон говорил не о лошадях. Сзади, под сиденьями, лежали два ружья, предназначенные именно для таких случаев. Из ответа Бойла следовало, что оружие у него в руках и он бдительно ждет первой же возможности применить его.

При других обстоятельствах перспектива схватки доставила бы Гидеону удовольствие, взбудоражила кровь, пощекотала нервы. Но от присутствия мисс Пруденс, неподвижно сидевшей рядом с ним и явно перепуганной, им овладело незнакомое, несвойственное ему чувство осторожности. Грабители заняли удобную позицию: один остановился прямо перед фаэтоном, другой – в нескольких ярдах сзади, ниже по дороге. В такой позиции грум мог справиться только с тем, кто был позади.

Гидеон мог, конечно, рискнуть и броситься вперед на грабителя. Но Пруденс застыла без движения, глядя на длинное дуло пистолета, поэтому Гидеон ничего не мог предпринять, чтобы не подвергать ее опасности. Он молча клял себя за то, что не взял свои пистолеты. Мисс Пруденс была так встревожена необходимостью срочного отъезда, что это лишило его здравого смысла. Он просто забыл об оружии! Непростительное легкомыслие! Он – глупец, которому призрак любви вскружил голову, – отправился в путь безоружным и этим поставил под угрозу жизнь своей любимой!

– Черт побери, вы соображаете, что делаете? – проворчал он, обращаясь к грабителю. – Деревня совсем неподалеку. Если вы станете стрелять, выстрелы услышат.

– Может быть, – согласился разбойник. – Но они вряд ли выберутся из-под теплого одеяла, а у меня резвая лошадь. Так что, ваша милость, отдавайте свои ценности, мы поедем своей дорогой. – Дуло пистолета вдруг нацелилось на Гидеона. – И не делайте глупостей, милейший. Не двигаться! Вы не забыли про моего напарника? Пока он спокойно наблюдает. Но он очень нервный. У него палец постоянно на курке. И стоит вам двинуться ко мне, он тут же выстрелит.

Гидеон держал руки так, чтобы грабитель мог их видеть: в одной – вожжи, другую положил Пруденс на колено, пытаясь успокоить ее. Черт бы побрал этого грабителя, парень явно не дурак! Он расположился так, что Пруденс оказалась между ним и Гидеоном. Стоит Гидеону что-нибудь предпринять, как Пруденс тут же попадет под перекрестный огонь. Он оказался в безвыходном положении.

– Ну же, мисс, отдавайте свои побрякушки, и поживее!