Пруденс все еще не могла заставить себя посмотреть на него. Она не знала, почему так стыдится того, что он узнал ее печальную тайну. Ей хотелось, чтобы никто не знал, как жестоко бил ее дед.

Она чувствовала себя... опороченной. Она знала, что для этого у нее нет причин, что у деда не было морального права избивать ее.

И все же... все же...

Она не невинна. Она не такая, как Грейс и ее сестры.

Четыре с половиной года назад Пруденс по собственной воле нарушила правила, которые ее дед считал священными. Ее поступок толкнул его от обычной суровости к преднамеренной жестокости. Физическое наказание стало для нее своеобразным искуплением греха.

Именно это заставляло ее стыдиться. Словно между ней и дедом существовало некое низкое согласие...

Но когда он взялся за Грейс, этого она вынести не смогла. И снова начала бороться.

Лорд Каррадайс подошел и встал рядом с ней, ожидая, когда она поднимет глаза. Пруденс склонилась над письмом, пряча выступившие на глазах слезы.

– Пруденс, моя Пруденс, – нежно сказал он.

Она на мгновение прикрыла глаза, отгоняя слезы. Он медленно опустился перед ней на колено. Взял ее руку в свои теплые и уверенные ладони, наполняя ее своей силой. Их лица находились на одном уровне, она могла судить об этом, потому что его теплое дыхание касалось ее губ.

Пруденс прерывисто вздохнула и открыла глаза.

И утонула в темных бездонных глубинах его глаз. В них не было ни загадочного огонька, ни насмешки.

– Пока я жив, никто не тронет и волоса на вашей голове, моя Пруденс, и не причинит вреда вашим сестрам.

Это была клятва. Пруденс почувствовала себя средневековой королевой, которую рыцарь называет дамой своего сердца и объявляет себя ее вассалом. Она смотрела в его горящие глаза и видела в них утешение, заботу, любовь.

Слезы наконец хлынули у нее из глаз, потому что у нее нет права на его утешение и его любовь. Она принадлежит Филиппу, связана с ним обещанием, которое дала в церковном дворе, и более поздним обещанием, даже более священным. Подаренное им тяжелое кольцо висело на цепочке, даже сейчас напоминая о грузе данных обетов.

– Посмотрите, что вы наделали, – пожаловалась она, тщетно пытаясь найти носовой платок, и смущенно смахнула слезы. – Я почти никогда не плачу. А сейчас на это просто нет времени. Ради моих сестер и самой себя мне нужно быть сильной.

Он вытащил белоснежный платок и мягко промокнул ее слезы, пока она пыталась стереть их руками.

– Я знаю, – тихо сказал он. – Вы сильная. Но меня не волнует, с кем вы помолвлены. В этот момент вы под моей защитой. И так будет до конца моих дней, если вы того пожелаете.

Она горестно покачала головой, он приподнял ее подбородок и печально улыбнулся.

– Не тревожьтесь, милая. Я не забыл про Оттершенкса. И не хочу ни на чем настаивать в столь неподходящий час. Просто знайте, что во всякой беде вы не одни. – Он поднес ее руку к губам и поцеловал почтительно, почти благоговейно, подтверждая свою клятву.

Пруденс всхлипывала, прижав к лицу его платок, не в силах пошевелиться.

– А теперь... – Он встал и совершенно иным голосом сказал: – Вы не должны пренебрегать помощью легкомысленного шалопая и склонного к полноте герцога. Знаете, когда мы стараемся, то становимся грозными защитниками. – Он легко погладил ее по спине и мягким тоном добавил: – Вытрите слезы, мисс Импруденс. Нам нужно закончить письмо, собрать вещи и победить дракона!

На ее губах появилась дрожащая улыбка. Иметь молодого, сильного друга, неподвластного влиянию ее деда, к тому же стремящегося встать на ее защиту, – для нее это было внове.

– Насколько я понял, сэр Освальд не знаком с ситуацией.

Пруденс кивнула и, немного застыдившись, пояснила:

– Нет. Мы его обманули, когда приехали. Я... написала ему письмо, подделав дедушкин почерк. Дядя Освальд радушно принял нас и проявил столько доброты, сколько мои сестры не видели со смерти наших родителей. – У нее перехватило горло, она не могла говорить. – Дедушка – наш официальный опекун до моего совершеннолетия. Это будет через неделю. Согласно воле моего отца, когда мне исполнится двадцать один год, опекуном сестер стану я. – Она не упомянула, что ей придется их содержать.

– Тогда почему не попросить поддержки у сэра Освальда?

– Я не могу его просить. Мои сестры правы. Дедушка в ярости без колебаний поднимет руку на дядю Освальда. Однажды он чуть не убил конюха за пустяковую оплошность.

– Но...

– Хотя дедушка – старший брат, он сильнее и крепче, поскольку регулярно занимается охотой. А младший, дядя Освальд, в основном ведет сидячий образ жизни.

– Я не позволю ему тронуть сэра Освальда. Она слабо улыбнулась и покачала головой.

– Спасибо, но это еще не все. Как младший брат, в финансовом отношении дядя Освальд полностью зависит от доброй воли дедушки. Я не вынесу, если ему придется влачить жалкое существование из-за того, что он помог нам.

Судя по всему, лорда Каррадайса это не убедило, поэтому Пруденс продолжила:

– Дядя Освальд, вероятно, способен не подчиниться дедушке, но, не имея собственных доходов, он не сможет помочь нам. И хотя я получу деньги от продажи драгоценностей, я не смогу обеспечить дяде Освальду жизнь, к которой он привык. Знаете, он довольно экстравагантен. – Она решительно тряхнула головой. – Нет, будет гораздо лучше, если мы просто спрячемся от дедушки, пока мне не исполнится двадцать один год. А если Чарити и... – Она замолчала. Герцог Динзтейбл еще не сделал ее сестре предложения. Это может кончиться ничем. – Ваш кузен сказал, что он нам поможет. В некоторых случаях герцоги весьма полезны, разве не так?

– Да, – сказал лорд Каррадайс, – и кузены герцогов – тоже.

На ее губах мелькнуло подобие улыбки. Гидеон продолжил:

– Итак, мы отправляемся в путешествие. И какова наша цель?

– Об этом я еще не думала, – призналась Пруденс. – Я только хотела уехать, прежде чем дедушка появится здесь. И... и мне надо продать несколько украшений. У меня мало...

– Вам не нужно продавать ваши безделушки, – начал он. – Я могу предложить...

– Простите, но я не могу принять от вас деньги, – решительно прервала его Пруденс и уже мягче добавила: —

Я ценю вашу помощь, лорд Каррадайс, и буду рада воспользоваться каретой вашего кузена. Но мне совершенно не подобает брать у вас деньги.

– Чепуха! К черту правила этикета...

– Я приберегла украшения специально для этой цели, – стояла на своем Пруденс. – И буду вам очень признательна, если вы поможете мне их продать, потому что, должна признаться, я не знаю, с чего начать. – Она взволнованно посмотрела на него. – Это не означает, что я не ценю...

Гидеон нахмурился, вздохнул и уныло улыбнулся.

– Вы совершенно правы. Простите. Мне не следовало задевать ваши принципы. Я помогу вам продать ваши безделицы, хотя это против здравого смысла. Заканчивайте письмо, дорогая. Я слышу в холле голос кузена, а это означает, что карета ждет вас.

Он вышел из комнаты, чтобы обсудить с кузеном дальнейшие планы.

Пруденс не потребовалось много времени, чтобы закончить письмо. Она запечатала его воском, надписала и поставила на каминную полку в гостиной.

Вещи были собраны и уложены в старомодную, но действительно большую дорожную карету герцога Динзтейбла. Кучер лорда Каррадайса стоял рядом с щегольским фаэтоном, запряженным парой великолепных серых рысаков.

– Нам с мисс Мерридью надо уладить кое-какое дело в Лондоне, – объявил лорд Каррадайс. – Мы поедем в фаэтоне и догоним вас.

– Надеюсь, для меня найдется местечко, мисс Пруденс, – раздался сзади громкий голос. – У дверей дома стояла Лили, прижимая к груди узелок. – Пусть лучше с меня заживо тупым ножом кожу сдерут и крысы сожрут потроха, чем встретиться со старым лордом Деремом!

– Конечно, мы тебя не оставим, – заверила ее Пруденс. – Ты поедешь с нами.

Лили посмотрела на карету с гербами на дверцах, потом на модный фаэтон и заколебалась.

– Вы в какой карете поедете, мисс?

– Лили, тебе лучше ехать в большой карете, с герцогом, – мягко сказал лорд Каррадайс. – А мы с мисс Пруденс поедем в фаэтоне.

Пруденс хотела было сказать, что ей нужна компаньонка, но он многозначительно указал глазами на деревянную шкатулку. Пруденс стихла. Он прав. Ей не нужны свидетели позорной необходимости продать украшения матери. Хватит того, что об этом знает лорд Каррадайс. Но Лили, хоть у нее и добрая душа, станет сплетничать. Кроме того, убеждала себя Пруденс, все это займет около часа. В открытой карете, в присутствии конюха ей никакая компаньонка не нужна.

Лили переменилась в лице.

– Разве я не нужна вам и мисс Пруденс, милорд?

– Конечно, нужна. Но думаю, что герцог будет вам искренне признателен за помощь. Один мужчина в окружении стольких девушек... Он полагается на тебя, Лили, – подкупающе улыбнулся Гидеон.

– Хорошо, если я нужна герцогу, я согласна, – сказала Лили тоном человека, привыкшего к беспомощности аристократии.

Вручив свой узелок конюху, она уселась в карете, вспыхнув от радости, когда герцог помог ей подняться на ступеньку.

Джеймс, их верный лакей, стоял в тени, наблюдая за отъездом, и изо всех сил старался сохранять беззаботный вид. Пруденс увидела в его глазах тоску и поняла, что он слишком горд, чтобы попросить взять его с собой.

– Джеймс, мы не намерены тебя оставлять, – мягко сказала она. – Если хочешь, поедем с нами.

– Спасибо, мисс. Конечно, хочу! – проворно поклонился и помчался вверх по лестнице для слуг за своими пожитками.

– Трубочиста вы тоже пригласите? – пробормотал лорд Каррадайс, и Пруденс нахмурилась.

Но его взгляд был теплым, в нем светилось понимание и одобрение. Поэтому Пруденс объяснила:

– Джеймс был нашим единственным другом... – она подняла на Гидеона глаза, – до сих пор.