– Дженни, – снисходительно заулыбалась Бетт. – Ты такая наивная, что порой кажешься мне младше моей Лорны.

Не дождавшись от кузины ответа, Бетт повернулась и бросила недокуренную сигарету в камин. В эту минуту в гостиную с подносом в руках вошел Пол.

– Ну вот и я, – провозгласил он и, поставив поднос на столик по противоположную сторону камина от жены, уселся, наполнил чашку чаем, торжественно вручил ее Дженни и произнес:

– Пожалуйста, мэм. Сливки, сахар, прошу вас. Может, капельку виски?

– Нет Пол, спасибо, – заулыбалась Дженни. Потом, смерив его взглядом, спросила: – Мне кажется, или ты похудел?

– Не кажется, – вздохнул Пол. – За последний месяц я сбросил фунтов семь. – Чуть оттянув брюки от талии, он добавил: – Я пребываю в постоянном страхе от опасения, что потеряю их прямо на улице. Или – того хуже – в клинике. Представляешь, что случится с сестрой Рейли, если она это увидит? Господи, и как только такая женщина стала сиделкой? Ее нужно взаперти держать.

Дженни, которой в свое время тоже довелось поработать с сестрой Рейли, так и покатилась со смеху, однако, перехватив осуждающий взгляд Бетт, замолчала. Этот урок она тоже усвоила сызмальства: если хочешь мира в общем доме, то смейся тогда, когда смеется хозяйка.

А стоило ли ей теперь так стараться? Нужны ли ей были еще все эти предосторожности? Да, решила Дженни. Она и впрямь была слеплена из особого теста, как утверждала тетушка Мэй. Она всю жизнь мечтала о мире, и уплатила за него слишком дорогую цену, отказавшись от собственной индивидуальности, пожертвовав своими стремлениями во имя счастья окружающих.

– Что ж, я жду, – провозгласил Пол, оттягивая рукав пиджака и глядя на наручные часы. – Выкладывай свои новости. У меня есть полчаса – включая десять минут на ужин. Можешь изложить свою замечательную биографию минут за двадцать?

– Постараюсь, – промолвила Дженни и, собираясь с силами, облизала внезапно пересохшие губы. Однако слов у нее так и не нашлось. Дженни беспомощно пожала плечами и, жалобно посмотрев с Бетт на Пола и обратно, вдруг отставила чашку в сторону, вытащила носовой платочек и – громко всхлипнула.

– В чем дело? – участливо поинтересовался Пол. – У тебя неприятности, Джинни?

Он подвинулся на самый край стула и пригнулся к ней. Бетт тоже подсела поближе к кузине.

– Мистеру Хоффману стало хуже? – нахмурился Пол.

– Он умер, – выдавила Дженни и шумно высморкалась.

– Ох, извини меня. Но тогда… – Пол кивнул, – возможно, это и к лучшему. В последнее время он ведь уже не вставал, да?

Дженни медленно наклонила голову. Тут уж Бетт не выдержала:

– Господи, Дженни, я никогда не видела, чтобы ты так расстраивалась. Мне казалось, ты уже должна была привыкнуть к тому, что больные умирают.

– К смерти нельзя привыкнуть, – сухо произнес Пол, не столько отвечая жене, сколько размышляя вслух.

Бетт же, как будто не услышав его, продолжала:

– Ты ведь не из-за работы беспокоишься? Такие как ты сейчас ценятся дороже золота. Впрочем, если тебе нужна работа, то сама знаешь – мы тебе всегда рады. – Бетт улыбнулась и широким жестом обвела вокруг себя.

Дженни быстро вскинула голову.

– Нет, Бетт, работа мне не нужна. Видишь ли… ну, в общем, Бенджамин Хоффман был не просто моим пациентом… Он был мне мужем. Мы с ним поженились полгода назад.

– Джинни! – Пол откинулся на спинку стула и склонил голову набок, словно пытаясь рассмотреть ее получше.

– А что, тебя так поразило, что я способна вступить в брак? вызывающе спросила Дженни.

– Что ты? Нет, конечно, – засуетился Пол. – Просто ты могла бы поставить нас в известность. Почему ты не дала нам знать? Даже в письмах не намекнула.

Дженни снова взяла в руку чашку с чаем, отпила и, лишь сделав несколько глотков, ответила:

– Я… я хотела… много раз… но почему-то все никак не получалось. А потом его состояние стало быстро ухудшаться, и мне уже было не до этого.

Пол в последнюю секунду удержался, чтобы не спросить, была ли она счастлива. Ну какое в самом деле счастье в браке с наполовину парализованным больным, прикованным к постели? Почему-то сама мысль о том, что тридцатидевятилетняя Дженни жила со стариком-инвалидом, глубоко опечалила Пола; ведь он-то знал, что в глубине души Дженни – натура страстная и живая, что она заслуживает куда лучшей участи. Она и без того нормальной жизни почти не видела.

– Когда это случилось? – спросил он.

– Примерно месяц назад.

– Месяц назад? – вмешалась Бетт, повысив голос. – Ты хочешь сказать, что уже месяц, как он умер? Где же ты была все это время?

– Видишь ли… – замялась Дженни, – дел у меня было невпроворот. Я продала дом и мебель. Оставила только несколько любимых безделушек. Я… выполняла его последнюю волю.

– А деньги-то у него хоть были? – как бы невзначай полюбопытствовала Бетт.

– Да, но… – Дженни словно оцепенела. – Я вовсе не потому за него вышла. Я даже не знала, сколько у него денег… что он такой богатый. Напротив, я до самого конца думала, что деньги вот-вот иссякнут, и мне не на что будет покупать для него лекарства. Лишь потом я узнала, что… Дженни потупила взор. Она боялась произнести слова "он любил меня", из опасения показаться нелепой двум этим людям, которые так хорошо ее знали и которые теперь, после смерти Бенджамина, были единственными, кто у нее оставался.

– Ах, так значит денежки у него водились? Это уже интересно. – Бетт подсела уже почти вплотную к своей кузине. – И много?

Дженни виновато улыбнулась.

– Наверное, да. Мне, по крайней мере, он оставил сорок семь тысяч.

Бетт промолчала; казалась, она была ошеломлена, полностью раздавлена этим известием. Сорок семь тысяч фунтов стерлингов! И они достались этой нескладной длинноносой верзиле. Пусть она добрая и заботливая, но ведь иначе в тридцать девять лет с ее внешностью и быть не должно. Чем-то же надо компенсировать такое безобразие! И тем не менее кто-то не только женился на ней, но еще и оставил в наследство целых сорок семь тысяч! Несправедливо все это… ЧУДОВИЩНО НЕСПРАВЕДЛИВО! Бетт вдруг припомнила, что сама, получив в наследство от скончавшейся матери пятьсот фунтов стерлингов, и не подумала поделиться с Дженни; даже пенни ей не предложила. А зря: ведь это случилось уже после того, как она вышла замуж за довольно состоятельного Пола, и вполне могла позволить себе такой щедрый жест. Господи, и что ей стоило дать этой нескладехе хоть сотню фунтов… Бетт хотелось кусать локти от досады. Она подняла глаза на своего мужа; Пол возвышался над Дженни, держа ее за руки и приговаривая:

– Если кто и заслужил такую удачу, так это ты, Джинни. Только скажи, в чем состояла его последняя воля? И не плачь, прошу тебя!

Дженни тихонько всхлипывала, уже почти не переставая; по ее впалым, ненакрашенным щекам стекали слезинки.

– Он… он хотел, чтобы я больше ни в чем себе не отказывала.

– Молодец! Жаль, что я не знал его при жизни – такие люди мне по душе. А родственники у него остались?

– Сын. Он прилетел на похороны из Америки. Он… он был очень рад, что я вышла за его отца. – Джинни помотала головой из стороны в сторону, словно до сих пор не могла в это поверить. – Он сказал, что я скрасила последние месяцы жизни его отца. Я ведь опасалась, что он попытается оспорить завещание, но он сразу со всем согласился. Ему досталась такая же доля, как и мне. Сам он ни в чем не нуждается, у него прибыльный бизнес. Он вдовец, только вот детей так и не нажил. – Дженни улыбнулась сквозь слезы. – Еще он сказал, что если вдруг заболеет, то непременно пошлет за мной; оказывается, его отец подробно описывал, как я за ним ухаживала…

Тут она не выдержала и разразилась громкими рыданиями. Пол присел на краешек дивана, ласково обнял Дженни и привлек к себе.

– Налей ей капельку бренди, – попросил он жену.

Бетт спорить не стала и, подойдя к стоявшему в дальнем углу комнаты бару, наполнила бокал и принесла кузине.

– Вот, дорогая, выпей.

Дженни жадно глотнула бренди, утерла слезы носовым платком, что дал ей Пол, и пробормотала:

– Извините, я не хотела, чтобы так вышло.

– Ничего, Джинни, – потрепал ее по плечу Пол, – тебе полезно выплакаться.

– Твоя комната все еще ждет тебя, – сказала Бетт. – Я согрею тебе постель, а ты сразу ложись спать – утро вечера мудренее. Останешься у нас и – отдохнешь как следует.

Она ласково улыбнулась, а Дженни, кивнув, сказала:

– Спасибо тебе, Бетт, но… – Она замялась. Они, конечно, были к ней добры; оба. Дженни отказывалась подозревать, что доброта Бетт вызвана богатством, внезапно свалившимся на ее некрасивую кузину. Но и приглашение Бетт отдохнуть в их доме она принять не могла – натянутая обстановка меньше всего содействовала отдыху. Однако в эту минуту Дженни было легче согласиться на предложение Бетт, чем произнести вслух то, что она собиралась сказать. – Я… Мне завтра нужно уехать в город, Бетт. Так что спасибо, но я не могу…

– Господи, какие пустяки! Ты можешь съездить, а вечером вернуться.

– О, я ведь не Ньюкасл имела в виду, Бетт – мне нужно в Лондон.

– В Лондон!

– Да.

– Но что ты там потеряла?

– У меня там дела. – Дженни отвела глаза от Бетт и взглянула на Пола, все еще сидевшего на самом краешке дивна. Пол произнес:

– Ты имеешь в виду финансовый вопрос, Джинни? Он еще не улажен?

– О, нет, с ним все в порядке. Мне… просто нужно кое-что сделать. Она потупилась и невнятно пробормотала: – Не спрашивайте меня, ладно? Вы сочтете это глупостью. Я вернусь через три недели и тогда все расскажу.

– Надо же – какая тайна! Может, хоть намекнешь? – В голосе Бетт прозвучали нетерпеливые нотки. Однако Пол опередил вконец смутившуюся Дженни и, насупив брови, произнес:

– Не лезь в ее дела, Бетт! Раз она сказала, что расскажет нам позже, значит нам придется подождать.

Он встал, не отводя пристального взгляда от жены. Видя, что ее лицо исказилось и не желая портить Дженни настроение, он заставил себя улыбнуться и шутливо добавил: