Пол прошагал к дивану и тяжело опустился на него.

– Давай выпьем, – предложил Джон Прайс.

Минуту спустя, сидя со стаканом виски в руке, Пол погрузился в раздумья. Из всех своих пациентов в наибольшей степени он сочувствовал таким больным. Их было у него трое или четверо. Скверное заболевание можно, ни о чем еще не подозревая, заразить других, ни в чем не повинных людей. По словам одного больного, парнишки семнадцати лет, тот не верил, что мог заразиться от своей девушки. "Она такая славная и чистая". Полу стоило немалых трудов убедить их, что лечение требуется им обоим. Больных Пол обычно направлял в Ньюкаслскую клинику – в их маленьком городке вести распространялись слишком быстро…

– Выпей, – прервал поток его мыслей Джон Прайс. – Тебе это нужно.

Пол покорно поднес стакан ко рту, но лишь слегка пригубил крепкий напиток.

Доктор Прайс пристроился на диване рядом с ним.

– Послушай, я могу договориться, чтобы ее отправили на лечение в другой город. Никто ничего не узнает, можешь не беспокоиться.

– Не беспокоиться? – Пол с трудом сдержал смех. – А ты знаешь, что, терпев ее столько лет, я именно сегодня, буквально несколько часов назад, решил покончить с такой жизнью? Я дал себе зарок, что завтра подаю на развод. Разумеется, я не стану пользоваться ее… заболеванием на суде, потому что это может повредить Лорне, зато она твердо решила пустить меня по миру.

– Почему? Развод – еще не конец.

– Конец – для меня. – Пол откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Дело в том, что в течение последних двух лет у меня была женщина, а она узнала об этом.

Коротко хохотнув, Джон Прайс сказал:

– Ты не первый врач, который обзавелся любовницей. За это не вешают.

– У меня не тот случай. Она – моя пациентка.

Прайс охнул.

– Господи, Пол, как это тебя угораздило?

– Так вот, – пожал плечами Пол.

– И у нее есть доказательства?

– Довольно спорные. В любом случае – грязь пристанет надолго.

– А совет уже на следующей неделе, и ты – главный кандидат… Эх, Пол!

– Стоит Бересфорду только пальцем шевельнуть, и мою кандидатуру даже рассматривать не станут.

– Почему? При чем тут Бересфорд?

– Он все знает. Она прислала ему анонимку, в которой расписала, что я предаюсь любовным утехам со своей пациенткой, миссис Тейт. Миссис Айви Тейт, которая когда-то у нас служила. Помнишь ее?

Говоря это, Пол внимательно следил за выражением лица своего друга. Он даже сам не понял, почему вдруг решил все ему рассказать, а рассказав, почувствовал, что с души свалился тяжелый камень. Даже обескураживающая новость о заболевании Бетт уже не воспринималась так остро.

Встав с дивана, Джон Прайс подошел к камину и остановился перед ним.

– Да, скверная история. Жаль, ты мне раньше не рассказал. – Он повернулся лицом к Полу. – Слушай, нам нужно что-то предпринять. Нельзя допустить, чтобы ты лишился всего из-за какой-то ерунды. Сам знаешь – наша профессия в этом смысле особенно рискованная. Нельзя связываться с пациентками! Господи, да как же с ними не связываться, когда мы их каждый Божий день заставляем раздеваться, осматриваем, трогаем и при этом еще пытаемся убедить себя, что перед нами не живая женщина, а скелет из анатомического театра. А ведь некоторые приходят на прием, мечтая, чтобы их попросили раздеться! И бывают жутко разочарованы и обижены, если мы это не делаем. Нет, Пол, ты должен драться. Тем более, что теперь почва под ногами Бетт заколебалась.

Пол не ответил; он прекрасно понимал, почему Джон так говорит. Окажись на месте Пола кто-то другой, Прайс – прекрасный доктор и верный муж – не раздумывая, осудил бы его. Здесь же, пытаясь оправдать поступок своего друга, он, несомненно, кривил душой. Лишь редкие женщины и впрямь мечтали раздеться в кабинете врача: большинство же их относилось к этому крайне отрицательно…

– Как давно ты ей дал снотворное? – спросил он.

Джон Прайс посмотрел на часы.

– Примерно час назад. Она уже должна забыться глубоким сном.

Пол встал с дивана и медленно последовал за своим другом из гостиной, вверх по лестнице и вдоль коридора на втором этаже. Входя в спальню Бетт, он стиснул зубы, готовя себя к тяжелому испытанию; под ложечкой противно заныло.

Глава 5

Лишь увидев выплывающую из темноты стену здания Армии спасения с выведенной краской гигантской надписью "Цитадель", Пол осознал, что наступает утро. Стоя у окна, он наблюдал, как сквозь сероватую бледность рассвета пробиваются первые солнечные лучи, а вскоре невидимое за крышами солнце уже зазолотило небо. Пол отвернулся от окна и осмотрелся. Пальто его все так же валялось на кровати, на которую он так за ночь и не прилег. На ночном столике одиноко горела лампа. Ночное бдение почти ничего не прояснило, Пол так и не оправился от потрясения, вызванного словами Прайса. На прощание Джон спросил его:

– Ты хоть представляешь, кто он?

И Пол ответил:

– Да.

В ту минуту его так и подмывало выскочить из дома и, ворвавшись к Ноулсу, схватить его за горло и вытряхнуть из него жизнь; так, не ослабевая хватки, душит соперника бесстрашный бультерьер.

Однако позже, чуть успокоившись, Пол осознал, что не должен валить всю вину на Ноулса – сам бы, не подстегиваемый Бетт, тот бы ничего не сделал. Вывод этот почему-то не вызвал у Пола нового прилива ярости. Удивительно, но, узнав о свалившейся на Бетт напасти, Пол сразу перестал рвать и метать; брезгливое отвращение к жене пересиливало гнев и жажду мести.

Всю ночь он то безостановочно мерил шагами комнату, то плюхался на кресло, в изнеможении обхватив голову руками. Когда же забрезжил рассвет, Пол пришел к неутешительному выводу: большая часть вины за все случившееся лежала на нем. Припри он тогда, много лет назад, Бетт к стенке по поводу отцовства Лорны, и все могло быть иначе. Время – лучший лекарь: выслушав чистосердечное признание Бетт, он смог бы ее простить. Почему же он этого не сделал? Пол понял, что виной всему была его гордыня, она не позволила ему смириться с обманом и сделать первый встречный шаг, который спас бы их семейную жизнь. Совместную жизнь. На деле же они уже тогда стали чужими, хотя и продолжали делить супружеское ложе. А позже, когда скончалась его мать, Пол тут же перебрался в противоположный конец коридора. Бесконечного коридора, непреодолимого, как пропасть. Все эти годы у Бетт не было настоящего мужа, со стыдом подумал Пол.

Да, Бетт была легкомысленная и взбалмошная, любила веселиться и окружать себя молодыми людьми, почти мальчишками. Но что в этом дурного? Это всего лишь выход для избытка задора и энергии. И она никогда – Пол был в этом уверен – не отдалась бы Ноулсу, если бы не разделявший их бесконечный коридор. Как бы ни была виновата Бетт, она оставалась его женой, а он – да, да, именно он – обрек ее на одиночество. Бетт согрешила, допустила ошибку и, как любая напуганная девчонка, ухватилась за первую же подвернувшуюся спасительную соломинку. А он? Неужели он сам всегда не сочувствовал всем тем бесчисленным и часто обманутым девчонкам, которые совершали такие же ошибки и пытались спастись от неминуемого бесчестья? Нет, конечно же он был на их стороне, но… лишь до тех пор, пока беда не пришла в его дом.

В итоге Пол понял, что должен делать. Ответственность за Бетт по-прежнему лежала на нем. Да, она пыталась отомстить ему за поломанную жизнь, считая, что никаких человеческих чувств по отношению к ней он больше не питал. Что ж, он докажет Бетт, что она заблуждалась. Это будет не просто, но он попытается. Переступит через себя.

Однако Полу предстояло совершить еще один поступок, при одной лишь мысли, о котором все внутри переворачивалось. Джеймс Ноулс. Предстоящая встреча с ним тяготила Пола даже больше, чем необходимость общения с Бетт.

Приняв ванну и переодевшись, Пол спустился на кухню, где, к своему изумлению застал Мэгги. Кухарка уже возилась с чайником.

– Рано вы что-то, – заметила она, увидев Пола.

– А ты сама-то почему в такую рань пришла? – осведомился Пол.

– Да что-то не спалось ночью, вот и решила – приду-ка, займусь чем-нибудь полезным.

– Жаль, ты меня вечером не дождалась, – произнес Пол. Мешки под его налившимися кровью глазами набухли еще больше, лицо казалось совсем серым.

Мэгги не стала говорить, что ночевала в столовой, а спросила лишь:

– Завтракать будете?

– Нет, – покачал головой Пол. – Только попью крепкого чая.

– Сейчас приготовлю.

Чуть позже, сидя за столом, они молча потягивали горячий чай.

– Послушай, Мэгги, – произнес наконец Пол, проводя ладонью по глазам, словно смахивая с них невидимую пелену. – Мне понадобится подмога по дому. Не знаешь где-нибудь поблизости приличную женщину, которая могла бы поработать у нас горничной?

– Это не так просто, – сказала Мэгги, потупившись. – Такие сейчас на вес золота. На фабрике-то четыре шиллинга в час платят, а прислуживать в доме за два с половиной или три шиллинга мало кто согласится.

– Я согласен платить и четыре.

– Тогда – дело другое.

– Деньги роли не играют, Мэгги – главное, чтобы человек был подходящий. Может, знаешь таких женщин, у которых мужья остались без работы? Сейчас ведь таких много.

– Да, знаю, конечно, но только они почти все на фабрике трудятся. Разве что Алиса Фенвик – она бы скорее в доме работала, чем на фабрике. Да, пожалуй, ее уговорить можно.

– А где она живет?

– На Киббл-стрит.

– Это совсем рядом. А ты бы не могла поговорить с ней, прежде чем она уйдет на работу?

– Попробую.

– Спасибо, Мэгги.

Когда Пол встал из-за стола, Мэгги внимательно посмотрела на него и спросила:

– Значит, все остается как прежде, да?

– Да, Мэгги, боюсь, что так, – ответил Пол, глядя в сторону. – Затем, уже перед дверью, остановился и добавил: – Мэгги, могу я тебя попросить отнести попозже поднос с едой наверх?