Не смущает пусть розовость тела. Дотлевает бедняга-душа,

Вся обуглилась и почернела.

Где же боли душевной порог?

Все никак не теряю сознанье!

Я - в предсмертной агонии чувств,

Что связуют меня с мирозданьем.

Кто-то горестно плачет в углу –

Или мне это лишь показалось?-

От отчаянья. Это любовь –

Сил спасать у нее не осталось.

Все хотела собой наградить,

Так беспечно огонь разжигала...

Только некому больше любить:

Догорает душа, отстрадала...


1.

-      Доброе утро! Температуру мерим! - сквозь сон донеслось до Кати. В палате зажегся свет. - Проскурина, напоминаю: ничего не есть, на анализы.


Катя, зажмурившись, приоткрыла глаза: женская фигура в голубой униформе разложила по тумбочкам термометры и скрылась за дверью. На ее слова из трех спящих на кроватях пациенток отреагировала только Катя: нащупав рукой холодный градусник, сунула под мышку и снова закуталась в одеяло. За ночь в палате здорово похолодало.


Скрипнула дверь, и в нее прошмыгнула еще одна женская фигура - Марина Тонева. Как и Катя, она лежала на сохранении. Правда, срок у нее на шесть недель больше и беременность вторая. Трехлетняя дочурка Марины Нюся осталась дома на попечении работающего супруга, а потому молодая мама частенько исчезала из больницы с вечера до утра.


-      Привет! - негромко поприветствовала она Катю. - Уф, сначала снегу намело, а теперь такой морозище ударил! Эдькин друг подкинул. Сам-то мой всю ночь работал, а теперь вот с Нюсей остался. Весь на нервах: холодрыга дикая, у людей машины не заводятся -самое времечко для таксистов! Деньги ведь лишними не бывают. Сказал: вечером во что бы то ни стало опять должен выехать на работу. Попрошу соседку за ребенком присмотреть, больше некому: мои далеко, свекровь болеет, а свекор с детьми не умеет. Вот так, на три дня сходил мой ребеночек в садик - и опять затемпературил, - вместе с пакетами в тумбочку выкладывала свои проблемы подруге Марина. - Скорее бы в декретный!.. Надо домой проситься. Грипп, говорят, в этом году лютует, со дня на день в больнице карантин объявят, не сбежишь на ночь... А ты как здесь без меня?


-      Привет! Соскучилась, - потянулась под одеялом Катя и улыбнулась: наконец-то в монологе подружки образовалась пауза и для нее.


Словоохотливая и добродушная Тонева расположила к себе Проскурину с первого дня знакомства. Любительница поболтать, всем без остатка поделиться, а порой и посплетничать, она, как успела отметить Катя, никогда и ни о ком не отзывалась плохо. Все фигуранты ее речей сплошь и рядом оказывались умными, красивыми, замечательными душками, которые, конечно, порой могли что-нибудь этакое и утворить. Но на то у них имелась своя правда, в которой Маринка им не смела отказать. Даже отрицательные персонажи, если такие как исключение встречались, тоже на самом деле были хорошими людьми. Просто кто-то успел испортить им настроение или день с утра совсем не заладился.


Тонева принадлежала к той редкой породе людей, которые излучают свет, несут тепло и умиротворение. Слушая ее, Катя периодически ловила себя на мысли, что ей тоже хочется улыбаться и любить всех разом. Не разделяя на плохих и хороших.


-      Все прочитала, - Проскурина взглядом показала на стопку книг на тумбочке. - Что-нибудь новенькое принесла?


-      Извини, ничего не взяла, - искренне расстроилась Марина. -Ну кто мог подумать, что ты с такой скоростью книги глотаешь? Да и не до того было, сама понимаешь... Зато я поесть тебе привезла! На больничной еде долго не протянешь, и так вон вся светишься. А малы шику кушать надо.


-      Маш, ну какой из меня едок? По чуть-чуть и то с оглядкой... Фрукты можно внизу в ларьке купить, но и они в горло не лезут. Ничего не хочется... Разве что булочек, - подумав, призналась Катя.


-      Значит, девочка у тебя будет, - со знанием дела заявила Тонева. - Меня с Нюськой тоже на булки да на сладкое тянуло. А сейчас, не поверишь, на соленые огурцы, сушеную рыбу и... на пиво! Вчера как увидела бутылку в холодильнике, так захотела хоть глоточек - чуть слюной неизошла!


-      Так ведь нельзя нам, - предостерегающе отреагировала Катя.


-      Знаю, - кивнула Марина. - На, это тебе, - протянула завернутую в полотенце кастрюльку. - Каша тыквенная, еще теплая. Полчаса назад сваренная.


-      Спасибо, но мне опять анализы сдавать.


-      После съешь. А анализы - это к выписке, - авторитетно изрекла всезнающая Тонева. - Как пить дать! И чего тебя здесь держать, если все нормально? На положительную динамику настроили, риск выкидыша миновал, значит, ступай домой. Токсикоз, он в начале беременности у каждой второй, а коек в больнице не хватает. Я вот, пока шла через приемное отделение, обратила внимание на очередь: человек двадцать, не меньше. И почти все женщины, и, скорее всего, в гинекологию. Не пройдет и получаса, как последнюю займут, - кивнула она на пустующие в палате кровати. - Сама видела, какой здесь конвейер.


Это правда. Пациентки гинекологического отделения, как правило, долго здесь не задерживались - каждый день в коридорах появлялись новые лица. Особенно это было заметно в столовой.


-      Я и не спорю, - Катя взяла лежащие поверх книг очки, вытащила термометр и, бросив взгляд на шкалу, положила на тумбочку. - Температура нормальная, живот не болит. Капельницы закончатся - сама домой попрошусь... У отца на днях операция, надо обязательно его навестить. Хотела твоего Эдика попросить < попить туда и обратно. За деньги, конечно, добавила она.


-      Да ладно тебе, за деньги, - отмахнулась Маринка. - А в котором часу хочешь ехать?


-      Посещения в кардиоцентре с семнадцати до девятнадцати. Хорошо бы еще домой заскочить - телефон взять, кое-что из вещей потеплее. Чувствуешь, как в палате похолодало?


-      Еще бы, такой колотун на улице!.. - передернула плечами Маринка и задумалась. - Я спрошу у Эдика, но сегодня, боюсь, не получится. Он и на смену-то заступит, только если будет с кем Нюсю оставить. Ни я, ни соседка так рано домой не вернемся. Ты уж не обижайся.


-      Да что ты! Какие обиды? Придумаю что-нибудь.


Открылась дверь, и в палате со стопкой медицинских карт под


мышкой появилась сияющая Ольга.


-      Всем доброе утро! Ну, как ты здесь без меня? - остановилась она у кровати Проскуриной.


-      Привет! Замечательно! Честно говоря, надоело лежать, хочу домой.


-      А я приехала на работу и первым делом заглянула в твою карточку: все очень даже неплохо! - порадовала доктор подругу. - Сделаем новые анализы и подумаем, когда тебя выписать.


-      Как прошла свадьба? Расскажи! - оживилась Катя.


-      Не сейчас, тороплюсь на пятиминутку. Лучше завтра вечером поболтаем, у меня дежурство.


-      Ты не сменила фамилию?-удивилась Катя, глянув на бэйджик на груди доктора. - Ты по-прежнему Огородникова?


-      Сменила, теперь я Клюева. В субботу сдала документы на новый паспорт, - успокоила Ольга. - Как только заберу, сразу отнесу в отдел кадров. Ну все! Побежала, - Ольга улыбнулась и тут же упорхнула за дверь.


-      Проскурина, в процедурную! - донеслось из коридора.


Набросив халат, Катя прихватила с собой гигиенические принадлежности и поспешила к кабинету, перед которым уже выстроилась очередь. После выходных жизнь в отделении входила в обычную колею.


Уточнив, кто последний, она прислонилась к стене, откинула голову и закрыла глаза. Что-то в разговоре с Ольгой ее зацепило.


«Клюева... Клюев... Саша Клюев... Саня Клюев... Так это же друг Вадима! - осенило ее. - Да уж, земля не просто круглая... Расскажи кому - не поверят! А вдруг она уже поделилась с мужем сказочной историей беременности бесплодной пациентки? Услышав фамилию Проскурина, тот сразу сообразит, о ком речь... Что же теперь делать, кто бы подсказал?» - едва не застонала Катя.


Как только улеглись первые тревоги и эмоции, как только миновала угроза выкидыша, не было дня, а вернее часа, чтобы она не вспоминала о Вадиме. Грустила, тосковала, гадала, чем сейчас занят, думает ли о ней. Чувствовала свою вину и понимала: одной статьи для ее прощения мало. Пожалуй, если бы не попала в больницу, к этому моменту она уже набралась бы храбрости и попросила прощения у Ладышевых лично - и у Вадима, и у Нины Георгиевны. Простят или нет - это их право. Но ей стало бы легче. Не грызла бы себя, не мучилась в поисках ответа на другой насущный вопрос: надо ли им знать о ее беременности? Если да, то как они к этому отнесутся?


В том, что даже ребенку не дано восстановить прежние отношения, Катя не сомневалась. А если так, стоит ли усложнять жизнь Ладышевым новостью о своей беременности? Особенно тревожилась она за Нину Георгиевну. Каково ей будет узнать, что женщина, причинившая их семье столько горя, носит под сердцем долгожданного внука? Зачем им новые переживания и боль? Чего доброго, воспримут это как очередную подлость...


С другой стороны, в этом тесном мире все тайное рано или поздно становится явным. А уж в наши дни и подавно. Сколько веревочке ни виться... Но пока она будет виться, много воды утечет. Вдруг со временем за подлость сочтут именно то, что она ничего не сказала о беременности, не призналась?


И все же, пока не выпишется из больницы, нельзя им ни звонить, ни просить о встрече. Прощение должно быть только искренним, без примеси жалости или эмоций, которые могут принудить солгать. Как и непрощение. В таком случае матери и сыну Ладышевым лучше пока все же не знать о беременности.