— Это ты мне скажи, ты всегда ведешь себя как полный кретин, когда друг попадает в беду? Не просто друг, а мать твоего ребенка…

— Не надо песен про материнство и моих детей! — рявкнул он по-прежнему хрипловатым со сна голосом. — Я умолял тебя прервать беременность.

Мэдди покачала на руках бутылку.

— Неудивительно, что я так ненавижу всех мужчин. — Желание ругаться уходило из нее капля за каплей.

— Я подвел своих первых двух детей, если ты помнишь, — стал оправдываться Алекс. — Отцовство. Боже мой, да я к этому не готов! Я понятия не имею, как за одну ночь построить эти чертовы модели космических станций из старой коробки из-под обуви, о которых учитель сказал только накануне!

Мэдди скинула обувь, улеглась на софу и обреченно вздохнула.

— Слушай, с того времени много дерьма утекло под мостами нашей жизни…

— Ага! Ты хочешь сказать, что твоя река стала слишком широкой для своих мостов? — Он стал ходить взад-вперед перед ее глазами. — Кража бумажников! Мой бог! Не говори, я сам догадаюсь… тебе была нужна мелочь для размена? Чем ты там занималась, и вообще…

Мэдди заставила его замолчать одним взмахом руки.

— Дело в следующем… — «Что происходит? — спросила она себя. — Сегодня что, Международный день прощения, отпущения и предложения другой щеки?» Нет, она просто натолкнулась на пустоту. — …у меня родился ребенок. Такова была моя судьба…

— А, так вот чего ты хочешь? — перебил ее Алекс со стоном уставшего от жизни человека. — Перст указующий появился в воздухе, начертал… а потом родился ребенок. — Он в раздражении сложна руки на груди. — Рассчитывать на Агентство по поддержке детей равносильно самоубийству.

— Что?

— По всей стране мужчины задыхаются от выхлопных газов в собственных машинах или вешаются, загнанные в угол платежами, которые они не способны внести. Как называются четыре разведенных отца с просроченными алиментами? Скоростной папомобиль.

— Не будь смешным, Алекс. Я прекрасно тебя знаю. Ты из тех парней, которые считают, что отцовство — это самый последний писк сезона в коллекции от Армани. — В его глазах появился намек на улыбку, но он быстро от него избавился. — Дело вовсе не в том, что ты уникален или что-то в этом роде, — продолжила она. — Просто привычка отказываться от своих детей передалась тебе вместе с Y-хромосомой.

— Фелисити с этим не согласна. Видела бы ты мои счета на алименты. Эта стерва испортила…

— Мне не нужны твои деньги. Мне даже не нужно, чтобы ты меня прятал.

— О! — Эта новость его огорошила. — Тогда чего же ты хочешь? — спросил он уже тише, усевшись напротив нее.

Мэдди глотнула из бутылки с виски и вытерла рот тыльной стороной ладони.

— Найди мне Джека и Джиллиан.

— Где они?

— Я не знаю. Где-то в Британии.

— А, это уже проще. Ты назвала его Джеком?

— Он твоя точная копия.

На мгновение они встретились взглядом, потом Алекс поднялся на нога и с удовольствием потянулся. Она снова почувствовала, как у нее в паху возникает знакомое напряжение.

— Я принесу тебе старую одежду Фелисити, если хочешь.

Мэдди наблюдала за тем, как он, встав на стул, лез в картонную коробку, стоявшую на антресолях. Его футболка поднялась, приоткрыв полоску волосатого тела над поясом джинсов. Мэдди почувствовала, как она предательски истекает влагой. Это никак не вписывалось в ее планы.

— Ты похудел.

— Неудивительно. Я могу запатентовать свою собственную диету: «Как избавиться от жены, детей, любви всей своей жизни и лишнего веса за одну ночь». Знаешь, ты ведь могла меня убить. — Алекс слез со стула и снова уселся, скрестив ноги. Аппетитный бугорок его промежности исчез в укрытии из джинсовой ткани. — Правда. Медики теперь подтверждают возможность смерти от переживаний. Это как-то связано с выделением стрессовых гормонов. — Алекс скатал в ком джинсы и рубашку, которые только что выудил из коробки, и резко бросил в ее сторону. — Однако об этом не знали Виолетта Верди и Офелия Шекспира.

С громким стоном облегчения Мэдди расстегнула и сбросила с себя тяжелую юбку. Она опала у ее ног мятым твидовым кольцом. Мэдди живо стряхнула с себя пиджак, жестом полной и долгожданной свободы кинув его над головой прямо в спальню. Она настолько привыкла раздеваться перед ним, что, только подняв края блузки-водолазки, поняла: такое поведение больше не уместно. Глаза Алекса путешествовали по всему ее телу, облаченному в тюремное нижнее белье. Она поймала этот взгляд. Он отвернулся.

— Ты подорвала мое здоровье. Если у меня снова когда-нибудь появится желание произнести слова: «Я хочу, чтобы ты вернулась», я начну молиться о том, чтобы у меня высохла слюна. — Он залпом осушил очередную порцию виски. — Или чтобы я онемел. — В его движениях появилась звериная торопливость. — Или чтобы у меня мозги отказали.

— Ты хочешь, чтобы я вернулась? — переспросила Мэдди в замешательстве. Она всегда старалась брать от жизни все, но на это она даже не надеялась.

— Я этого не говорил, — тут же отозвался он. — А что? Ты хочешь вернуться? Ты за этим сюда пришла?

— Я этого не говорила, — сказала она, прикрывшись футболкой Фелисити. — Я всегда буду любить тебя, Алекс, только я не выношу твоей жизненной философии, псевдомужского феминизма, грязной и подлой лжи и твоего вкуса в выборе одежды.

На этот раз Алекс позволил себе посмеяться. Он закинул голову назад и захохотал.

— А ты? Ты еще любишь меня? — рискнула спросить она. Алекс уставился на нее и смотрел так долго, что она почувствовала, как краснеет. — Послушай, этот вопрос не из тех, над которым надо долго и упорно думать.

Он встал со своего стула. Он подходил к ней все ближе и ближе… так близко, что стал похож на один из шедевров Пикассо. Их носы соприкоснулись, а губы слились в горячем поцелуе.

Когда они оторвались друг от друга, Мэдди с трудом дышала.

— То, что я забыла, о чем мы спорили, не значит, что я тебя простила.

— Я тоже тебя еще не простил.

— Так о чем мы спорили?

— О чем бы мы ни спорили, это только говорит о том, что нам не стоит этого делать, — ответил он, отодвигаясь.

Мэдди обратила внимание на покрытую «гусиной кожей» шею Алекса. Он говорит, что не хочет ее, но его тело выдает его с головой.

— Совершенно верно. Я согласна. — У нее осталась хоть пара нейронов в голове, способная принять волевое решение? «Этот человек — лживый пес. Не надо этого делать!» — умоляли они зияющую пустоту на том месте, где раньше располагался мозг. — В том смысле, что суфле не может подняться дважды, правильно?

— Верно.

Пока Мэдди натягивала на себя старые джинсы Фелисити, Алекс делал вид, что не смотрит на нее, а она делала вид, что не замечает, как он за ней наблюдает. Он передал ей пару сандалет. Их руки на краткий миг соприкоснулись. Между ними возникло такое напряжение, что его можно было выводить на счетчик электроэнергии.

— Как жаль, что ты ненавидишь всех мужчин.

— Даже не знаю, что и сказать. Месяц пребывания в женской тюрьме почему-то не склоняет девушку к перемене мнения о противоположном поле в положительную сторону.

Они сидели в жарком неловком молчании.

— О чем ты сейчас думаешь? — решилась наконец Мэдди.

— О том, как разорвать зубами на тебе ту одежду, которую ты только что надела.

— Я тоже.

Дальше они оба почувствовали, как их зубы встречаются где-то в воздухе с безудержной страстью, результаты которой могли быть устранены лишь после нескольких месяцев напряженной работы стоматолога. И последовал такой секс, который Мэдди позволяла себе лишь в подростковом возрасте. Он не дал ей возможности думать о нем даже после того, как все закончилось, переживая заново все в мельчайших цветных деталях. Он станет ее вагинальным дежавю. На многие недели. Мэдди почувствовала приступ жалости ко всем женщинам, которые так никогда и не узнают, что такое ласки теплого рта Александра Дрейка.

Солнце уже начинало раскрашивать утреннее небо, когда они смогли оторваться друг от друга. Они лежали на простынях, переживая потрясение от своего сексуального симбиоза.

— Ты так старался, чтобы меня удивить? — сказала Мэдди, переводя дыхание. — Не пойми меня неправильно. Мне просто очень не хватало секса, и сейчас я возбуждаюсь даже от взгляда на изображение Пола Ньюмана на этикетке приправы к салату.

— Правда? — засмеялся Алекс. — Какая незадача. А я-то хотел сказать, что нам уже пора пожениться. В конце концов, у нас уже есть трехмесячный сын, — пошутил он. — Могут поползти слухи.

Алекс приподнялся на локте. Он смотрел на растяжки, которыми наградил ее ребенок, затем наклонился над ее животом и нежно поцеловал сморщившуюся кожу, потом слизнул капельки молока с ее груди.

— Забудь о материнской любви. Настоящая причина, по которой я должна найти Джека, заключается в том, что без него моя грудь просто взорвется, — объяснила она. — Ирландская республиканская армия может использовать меня в качестве взрывчатого вещества… — Ее голос постепенно перешел в дрожащий шепот.

На это раз он двигался медленно, как мастер тай чи, выполняющий свои причудливые пассы.

* * *

«Ликер из спермы», — усмехнулась про себя Мэдди, стирая с губ белую поблескивающую субстанцию.

Горячее дыхание Алекса согревало ей волосы.

— Почему у меня не получается поддерживать отношения?

Это было что-то новое! Раньше он никогда не признавал свою неправоту. Мэдди мысленно добавила эту черту к списку качеств, которые нравились ей в Алексе. Там уже была его любовь к каламбурам (он называл ее «каламбурингус»), его умение пользоваться всеми двадцатью четырьмя функциями швейцарского армейского ножа и то, как выглядела его попка, обтянутая джинсами. Его озорство: он однажды занимался с ней оральным сексом в кабинке моментального фото, и у нее до сих пор остались фотографии в память об этом. И еще, когда он смеялся, у него появлялись морщинки на носу, и он всегда читал карту вин с таким вниманием, будто написал ее сам.