- Да, - подтвердил Дилан, - я буду переживать за своего ребенка, буду пытаться уберечь от всего, что может составлять угрозу для его жизни. Но я никогда не буду решать за него. Потому что его выбор – это только его выбор. И каким бы он ни был, он должен сделать его сам. Должен ошибиться и понять, что его отец был прав, когда пытался убедить его в неправильности его действий. Но он должен осознать это без чьей-либо помощи, и уж тем более, без чьих-либо приказов.


- Даже если это будет означать, что он может погибнуть? – Дилан замолчал, интуитивно прикрывая свои глаза. Алан продолжал. - Будешь ли ты готов рискнуть жизнью собственного сына? Будешь ли готов принять такие последствия? Нет, - ответил он, качая головой, - ты не будешь готов потерять своего ребенка лишь потому, что он может тебя возненавидеть. Лучше знать, что твой ребенок жив, но не хочет знать тебя, чем каждый день бороться с чувством вины, приходя к нему на могилу.


Дилан боролся с чем-то странным внутри себя, с чем-то, что соглашалось с каждым словом его отца. Но, вместе с тем, он понимал, что если сейчас отступит, то больше уже никогда не сможет принять ни одного самостоятельного решения. Он будет жалеть о том, что поддался и упустил свой шанс. Что не реализовал свою мечту. И вся его жизнь пройдет под влиянием Алана Бейли. А он не мог позволить этому произойти. Не мог дать отцу это чувство превосходства над ним. Просто не мог.


- Возможно, хотя бы чувство вины заставит тебя почувствовать себя частью этой семьи, - сказал Дилан. – И если я умру, то буду счастлив знать, что ты винишь в этом себя. Потому что лучше быть сиротой, чем иметь такого отца, как ты.


С этими словами Дилан резко вышел из кабинета, не зная, что оставляет позади человека, чувствующего сильнейшую боль в области сердца. Не физическую, а ту, что не поддается медицинскому лечению. Ту, что в данную минуту ощущает отец, который любит своего сына больше собственной жизни. И который готов простить ему даже те слова, что ранят больнее самого острого ножа.


- Ты будешь таким, как я, - прошептал Алан в давящую пустоту комнаты, - как бы ты не сопротивлялся.

***

- Я слышал, что ты собираешься принять участие в гонке.


Знакомый голос заставил Дилана замедлить шаг, а затем он поднял свою голову вверх. Всего в нескольких шагах от него, прислонившись к своему дорогому белому автомобилю и скрестив руки на груди, стоял Томас Хант – человек, при одном взгляде на которого Дилан до сих пор чувствовал ненависть и раздражение. И даже после стольких лет это не изменилось.


- И что? – Холодно спросил он. - Пришел пожелать мне удачи?


Томас улыбнулся краешком губ, а затем оттолкнулся от машины и легкой припрыжкой, засунув руки в карманы, в считанные секунды оказался на тротуаре.


- Уверен, что мои пожелания ничего не будут значить для тебя.


- Ты весьма догадлив, - съязвил Дилан, складывая руки на груди, - жаль, что твоя проницательность не проявилась на несколько лет раньше. Может быть, тогда все было бы совсем иначе.


Он заметил, как изменилось лицо Ханта. На какое-то мгновение ему показалось, что вернулся тот самый мальчишка, которого он знал такое долгое время. Исчезла вся эта холеность и напыщенность, осталась лишь простота и искренность. Искренность… Дилан мысленно усмехнулся собственным рассуждениям. Это не то слово, которое может быть применимо к такому человеку, как Томас Хант. И вся его «переменчивость» - лишь очередная игра. А играть он очень любил.


- Ты все ещё не можешь простить меня, - тихо, словно только что осознав это, сказал он. Дилан усмехнулся от такого вопроса, но промолчал, очень надеясь, что на этом их разговор закончится, и он сможет сдержать свой гнев. Но у Судьбы были совсем иные планы. - Это было так давно… мы повзрослели, стали другими людьми… неужели ты не можешь хотя бы попытаться понять…


- Понять что, Томас? – Не выдержал Дилан, бросив на него яростный взгляд. – Что ты выпил больше, чем следовало? Забыл, что на твоих плечах лежит ответственность и чуть не погубил невинную жизнь? Это я должен понять, верно?


- Я оступился…


- Ты не просто оступился, черт тебя подери, - прошипел он сквозь зубы, страстно желая схватить его за шиворот и прижать к машине, - ты поставил под угрозу её жизнь.


- Я не хотел, чтобы так вышло…


- Но так вышло, - зло отозвался Дилан. – И благодари мою сестру за то, что она просто на коленях умоляла меня не трогать тебя. Иначе я в тот же вечер взял бы в руки револьвер и прострелил твою чертову башку, плевав на то, что сяду за решетку, - его голос стал тише, а пальцы, при одном лишь воспоминании о тех днях, сжались в кулаки.


Дилан заметил, как замер Томас. Он явно ожидал услышать от него подобное, но это все равно напугало его. Заставило чувствовать что-то, что раньше он уже видел в его глазах. Видел в тот вечер, когда даже не позволил ничего объяснить. Тогда Дилан превратился в Зверя. Жестокого, обозленного, дикого Зверя, чьей целью было убить человека, из-за которого он чуть было не потерял единственное дорогое в своей жизни. Единственное, из-за чего он все ещё хотел бороться.


- Прости меня…


- Ты был с ней каждый день, - шептал Дилан, все ещё не веря в то, что все те события были реальными, - знал, где она, знал, что она делает… но ты ничего… совершенно ничего мне не сказал.


- Дилан…


- Ты знал, как смерть родителей повлияла на мою сестру! – Закричал он, заставляя Томаса на мгновение прикрыть глаза. – Но ты предпочел воспользоваться этой ситуацией, а не помочь!


Дилан помнил те недели так отчетливо, словно это происходило совсем недавно. Помнил, как Сара изменилась. Она полностью потеряла себя, не сумев справиться с болезненной потерей. Её спасением стали алкоголь и наркотики. Каждый день она погружалась в этот мир, не позволяя никому вторгаться в его пространство. Она не говорила о своих новых знакомых, и каждый раз Дилан с замиранием сердца поднимал трубку телефона, боясь услышать то, что могло моментально его убить. Её не сдерживали уговоры, она выламывала замки или перелезала через окна. Порой, после бессонной ночи, которую он проводил в поисках сестры, он находил её на крыльце дома: пьяную, накаченную и совершенно невменяемую. Когда она узнала, что он хочет отправить её в реабилитационный центр, то ушла из дома. Они искали её несколько дней, но все безуспешно. В тот вечер они просто потеряли её. Не знали, с кем она и куда направилась. Никогда в своей жизни он не чувствовал такого сильного страха, никогда ещё не был так бессилен. А потом узнал, что человек, который был рядом с ними все их детство, и которому он по своей глупости так слепо доверял, собственными руками накачивал его сестру.


Собственными, мать его, руками.


- Я был не в себе, - немного дрожащим голосом отозвался Хант, - ты же знаешь, что я никогда бы не причинил вам боль осознанно. Если бы тогда я понимал…


- Но ты не понимал, - перебил его Дилан. – А я был слепым идиотом, потому что не замечал, что мой друг продает наркоту, которую сам же и употребляет, - Дилан смог справиться с гневом, но то, что появилось вместо этого чувства, было намного сильнее и причиняло намного больше боли. - Если бы тогда я знал, что ты делаешь с собой, то никогда, слышишь? Никогда не подпустил бы тебя к своей семье. И плевать я хотел на то, что наши отцы были лучшими друзьями.


Дилан собирался уйти, но внезапно услышал голос Томаса.


- Значит, совершенно ничто не сможет изменить твоего мнения? Нет ничего, чем я мог бы заслужить твое прощение?


- Есть вещи, которые человеку не дано простить, - немного погодя ответил Дилан, - так же, как и есть обиды, которые нельзя забыть.


Ничего не услышав в ответ, Дилан открыл дверцу своего автомобиля и, сев на переднее сиденье, нажал кнопку зажигания и с силой надавил на газ. Он хотел увидеть Дженнифер, поговорить с ней и успокоить её, поэтому повел автомобиль в сторону её дома.


Его мобильник загудел буквально через несколько секунд, и он включил громкую связь, чтобы не отвлекаться от дороги.


- Да, Макс.


- Где тебя черти носят?! – Услышал он орущий голос друга. – Я звонил тебе уже семь чертовых раз!


- Я был на пресс-конференции, – спокойно ответил Дилан. – Что-то случилось?


- Если поехавшая крыша моего друга считается – то да, случилось.


Он устало выдохнул, выворачивая руль в левую сторону.