На лице Эдриана появилась веселая усмешка, он сделал несколько шагов вперед.


- Я уже давно понял, что ты не делаешь ничего просто так, и уж тем более мне хорошо известно, что ты никогда не стал бы делать что-либо по моей просьбе. Не знаю, что именно заставило тебя принять такое решение, но, если это были не обстоятельства, а человек, то, прошу, скажи мне, кто он, и я пожму ему руку.


Между мужчинами повисла тишина, во время которой Дилан изо всех сил старался подавить в себе желание сделать с этим человеком то же самое, что он сделал сегодня утром с Кристофером Поулзом. Разве существовала хотя бы малая вероятность того, что он ничего не знал? Что не понимал, почему Дилан принял подобное решение? Неужели ни СМИ, ни сам Кристофер не рассказали ему о том, что случилось?


Нет, навряд ли это так. Это казалось слишком невозможным.


- Если это все, что вы собирались мне сказать, то думаю, что наш разговор может считаться оконченным, – сказал Дилан, после небольшой паузы. – Я хотел бы побыть один.


Дилан сделал несколько шагов к своей двери, но голос Эдриана заставил его остановиться.


- Вообще-то, я ещё не закончил. Есть кое-что, что ты должен сделать. И для этого тебе понадобится моя помощь.


Дилан ощутил, как пальцы его рук непроизвольно сжимаются в кулаки.


- Я ничего не должен, мистер Такер, – он старался говорить как можно спокойнее. – Ни вам, ни кому бы то ни было. Это решение только моё, и я принял его, потому что просто не мог иначе. Но я не думаю, что нуждаюсь в чьих-либо одолжениях. А особенно, в ваших.


Дилан думал, что на этом и разговор закончился, но Эдриан и не думал отступать.


- Никто не допустит тебя до площадки, если не увидит в списках, – быстро сказал Такер, прекрасно зная, что эти слова возымеют свой эффект. И они возымели. – Ты не сможешь сесть за руль, и тебе не выдадут форму. Ты не сможешь участвовать, Дилан. Не сможешь, если не примешь мою помощь.


Дилан закрыл глаза, предварительно выругавшись про себя. Он знал это. Да, черт возьми, он прекрасно знал, что Эдриан Такер прав: без его одобрения в этом соревновании не сможет участвовать ни один гонщик, потому что это оно было полностью его. Чертового дьявола.


- Одна подпись, Дилан, и все изменится, - тихо говорил Эдриан, стоял у него за спиной. – Ты увидишь, насколько простым все станет. Мы оба получим то, чего хотим. И оба останемся в выигрыше.


Он усмехнулся, поворачиваясь к Такеру лицом.


- Я получу то, ради чего буду бороться. А вы? Что получите вы?


Эдриан немного помолчал, его губы тронула уже знакомая Дилану ухмылка, а затем он поднял на него свои полные дьявольского блеска глаза.


- Зрелище, - прошептал он, пока его улыбка становилась все чудовищнее. - Ни с чем не сравнимое. Пленительное. Завораживающее. Самое величественное в истории.


- Зрелище, - повторил Дилан, еле заметно усмехнувшись, - и как я раньше не понял, что для вас гонки это просто шоу.


- Вся наша жизнь – это шоу, - уже серьезнее сказал Такер. – И каждый из нас играет отведенную ему роль. Но я больше привык наблюдать. За такими, как ты, Дилан. За теми, кто не боится бороться. За теми, кто ради победы готов абсолютно на всё.


- Вы правы, я не боюсь бороться, – сказал он, инстинктивно засовывая руки в карманы. – И я действительно готов на все ради победы. Но только лишь ради той, которая того стоит. И, увы, гонка не входит в этот список.


- Но ты хочешь победить Кристофера.


- Да, - согласился он, - но не по той причине, которую вы озвучили. Не потому, что это будет победа в соревновании. Не потому, что она будет над одним их сильнейших мировых лидеров. А потому, что она будет означать, что я выполню обещание, которое когда-то дал умирающему парнишке. А это намного важнее, мистер Такер. Важнее всего вашего гребанного шоу.


- Тогда подпиши бумаги, - сказал Эдриан, оттягивая край пиджака и доставая из внутреннего кармана документы. – Если это так важно, как ты говоришь, тогда поставь свою подпись.


Дилан опустил свои глаза на контракт, который протягивал ему Такер, а затем снова посмотрел ему в глаза.


- Эта гонка будет последней, - сказал он. – Я выиграю её, а затем уйду.


- Ты уйдешь, - подтвердил Эдриан.


- Обещайте мне, - неожиданно сказал он. – Дайте слово.


Эдриан выдохнул воздух из легких, при этом, ни на мгновение не сводя своего взгляда с Дилана, а затем едва заметно кивнул.


- Я обещаю тебе. Даю слово. Это твоя последняя гонка.


Он протянул Дилану свой золотой паркер, который тот взял не без осторожности, а затем стал свидетелем того, как его Золотой Мальчик сделал то, что и решило всю его дальнейшую судьбу: расписался на своей жизни.

***

Дженнифер чувствовала себя плохо с тех самых пор, как ушла из офиса. После того, как вчера днем Алекс и Рэй отправили её домой, приставив к ней двух полицейских, которые должны были отслеживать каждый её шаг, она так ни на минуту и не покинула пределов своей квартиры. Её постоянно мутило, поэтому до этой самой минуты она не съела ни крошки, - хотя, честно сказать, думать о еде в таком состоянии у неё и вовсе не было никакого желания. Плюс ко всему, она чувствовала постоянное головокружение и ничем необъяснимую слабость, и это начинало не на шутку её пугать. Но не столь сильно, чтобы стать таким важным. Не сейчас. Не когда жизнь её отца и всех, кто ей так дорог, находится под угрозой. И его жизнь тоже… Несмотря на то, что она до боли сильно хотела броситься к Дилану в объятия и, разрыдавшись у него на груди, рассказать обо всем, что произошло, все же понимала, что связана по рукам и ногам. Поэтому, когда он написал, что не сможет приехать в виду внезапно возникших неотложных дел, она почувствовала огромное облегчение. Ведь один только раз посмотрев ему в глаза, она бы просто не смогла солгать. Она бы выложила ему все на одном дыхании, совершенно не задумываясь о последствиях, и лишь потом осознала бы, какой опасности подвергла своих близких.


А этого она просто не могла допустить.


Так и не сомкнув глаз даже на несколько минут, Дженнифер всю ночь просидела в кресле у окна, подобрав под себя ноги и смотря на огни спящего Нью-Йорка. Мысли всегда были губительны для её сознания, а теперь она и вовсе не могла остановить их поток. Они вгрызались в неё, пробирались внутрь, подчиняли себе её разум, с каждой пройденной секундой лишь доказывая, что она совершенно беспомощна. Совершенно бессильна и ничтожна. Но лишь пока. Лишь в данный момент.


Потому что у неё есть козырь, и она о нем помнит.


Она слегка сжала тот самый клочок бумаги, который до сих пор не выпускала из рук, а затем опустила на него свой взгляд. В отличие от инструкции, которая была напечатана на компьютере, это «письмо» отличалось тем, что было живым. Оно было написано от руки, в спешке, и прямо сейчас Дженнифер смотрела на почерк человека, в руках которого с этого момента находилась вся её жизнь. Она не знала почему, но отчего-то, мысль о том, что эти письма были от двух совершенно разных людей, не покидала её голову. Вспоминая ту инструкцию, она отчетливо улавливала эмоции холодности, расчетливости, твердости и силы. Здесь же все чувства были намного мягче. Намного… слабее, и в то же время горячее. Слова, написанные в этом «письме» излучали сильную, решительную энергетику, которая показалась ей чем-то схожей с её собственной. Она размышляла об этом всю ночь: пыталась понять, почему один человек пригрозил ей, а другой дал подсказку. Почему один выдвинул жесткие условия, а другой – помог с ними справиться. Что за игру вели эти люди? И почему она оказалась в самом её эпицентре? Почему именно она, а не кто-то другой? Какую цель они преследовали? Что получали вследствие успеха? В её голове было так много вопросов, но ни на один из них она не знала ответа.


Дженнифер закрыла глаза, чтобы успокоить очередной приступ тошноты, которые, как ей казалось, с каждым разом становились все сильнее, и сделала глубокий вдох. Она старалась думать о чем-то совершенно отстраненном, о том, что могло бы помочь ей отвлечься, но Господи, как же это было тяжело.


Неожиданный звонок в дверь заставил её снова открыть глаза, а затем опустить ноги на прохладный пол и направиться к выходу. Совершенно забыв посмотреть в глазок, она просто одним резким движением, на сколько сейчас это позволяли её силы, распахнула дверь.