— Так получилось. — Это была истинная правда.

— Пожалуйста, поподробнее.

— Там, в Демидовке, я сказала Борисовичу, что объединение вот-вот объявят банкротом, и попросила не продавать акции. Или продать кому-то своему. Он согласился.

— Согласился, значит. — Василий смотрел, склонив голову набок, пальцы на столешнице нервно отстукивали ритм, похожий на бой барабанов армии-завоевательницы. По лицу Крутова разливалась обида.

Так его еще никто не надувал.

А Борисович-то шельма! Все вопросики задавал о личной жизни, вместо того чтобы о деле сказать. Ни словом, ни полсловом, ни намеком или хотя бы намеком на намек…

И этот их саммит в Демидовке… Спелись у него за спиной, понимаешь.

Справедливости ради Василий напомнил себе, что Валерия намекала на банкротство «Бланк-информ», но намек был расплывчатый, туманный и воспринимался как утка, запущенная конкурентами. Хотя какие они конкуренты москвичам?

Может, все-таки потребовать собрания акционеров? Крутов смотрел на Леру и не узнавал, а Лере казалось, что она стоит голой на городской площади. Щеки медленно заливала краска.

— А зачем тебе акции, если объединение не сегодня завтра гикнется?

Здравый вопрос, продиктованный простой логикой, смутил Леру еще больше. Из головы вы летели все домашние заготовки. Неужели она надеялась выкрутиться?

— У Галины есть план. Антикризисный, — всплыла на поверхность спасительная мыслишка.

— Тогда понятно, — протянул Крутов, и карие глаза затянуло дымкой.

— Меня ждут, — спохватилась Лера и улизнула в спальню, чувствуя себя одновременно Еленой Троянской и Парисом.


Номер телефона показался знакомым, и, поколебавшись несколько секунд, Галина ответила полушепотом:

— Слушаю.

В зале обслуживания юридических лиц гудел кондиционер, стояла напряженная рабочая тишина, и в этой деловой атмосфере переливистый звонок мобильника показался неприличным.

— Галина Измаиловна, — позвал недовольный мужской голос, — что за дела, почему ты мне ничего не сказала?

Крутов, опознала Галина. Рука, нацелившаяся подписать чек, замерла.

— О чем?

— Об акциях, — донеслось из трубки.

— Крутов, я перезвоню тебе, — прошипела Бочарникова, прикрываясь ладонью, нажала отбой и улыбнулась молоденькой операционистке. Девушка ответила улыбкой.

На душе у Галины расцвел куст чайных роз — на такой успех она даже не рассчитывала. Нет, положительно тихоня Ковалева располагает к себе людей, как профессиональная аферистка.

Покончив с делами, Галина выскочила из вертящихся дверей банка, аршинными шагами Петра Первого пересекла парковку, будто это был плац и она отрабатывала строевой шаг, умостила на сиденье разогретого под солнцем джипа свою тощую задницу и набрала Крутова.

От нетерпения подрагивали руки, а кончики пальцев, несмотря на жару, замерзли.

— Привет, — деловито бросила Галина в трубку, — теперь можешь рассказать, что стряслось.

— Надо встретиться, — недовольным тоном буркнул Василий.

По этому недовольному тону — тону сильного человека, неожиданно попавшего в зависимость от кого-то, — Галина безошибочно определила, что надо набраться терпения.

— Слушай, мне сейчас некогда. У тебя что-то важное?

— Какого рожна редакторский «опель» несколько дней преследовал меня? — выпалил Крутов.

На другом конце провода повисла такая глубокая тишина, что Василий подул в мембрану:

— Алло? Ты меня слышишь?

Вместо ответа Галка разразилась потоком ругательств:

— Вот сучка подзаборная, тварь помойная, девка кабацкая, мерзавка, насмотрелась фильмов, дрянь уцененная.

— Ты о ком? — обалдел Крутов, не ожидавший от бывшей одноклассницы такой экспрессии.

— Была у нас тут одна нимфоманка на практике. Где-то раздобыла вторые ключи от «опеля» и каталась по городу после работы — такое у нее развлечение было. У тебя ко мне все?

— Нет, не все. — Василий помолчал. — Я слышал, Крашенинников продал акции?

— Продал. — Галка ощутила прилив адреналина.

— С каких это пирогов?

— А разве ты не в курсе? — самым невинным тоном поинтересовалась Бочарникова.

— Был бы в курсе, не звонил бы, — огрызнулся Василий.

Галка провела кончиком языка, острого как жало, по губам:

— Об этом не по телефону.

— Не по телефону так не по телефону, — без особого желания уступил Крутов. — Где встречаемся?

Встреча была назначена, и собеседники простились, причем каждый считал, что ему повезло.

* * *

— Квартира Крутовых? — На площадке перед дверью маячила крепкая тетеха в сарафане, со шлейкой от почтальонской сумки на шее.

Множественное число было явным преувеличением, но чертовски льстило мужскому эго.

— Крутовых.

— Распишитесь, — строго велела тетеха и сунула клиенту сразу три вещи: ручку, квиток для подписи и конверт.

Помедлив с выбором, Крутов осторожно вынул из руки почтальонши ручку с квитком, поставил невразумительную закорючку и забрал явно страдающий анорексией конверт.

Захлопнув за посетительницей дверь, Василий разорвал бумагу и осекся — в конверте ничего не оказалось. Совсем.

Несмотря на явное отсутствие вложения, Крутов перевернул пакет и встряхнул на всякий случай — вдруг что-нибудь да выпадет. Однако сколько Крутов ни домогался, ничего не выпало.

Лицевая сторона конверта не внесла ни малейшей ясности: обратный адрес был смазан, как и печать, и навевал смутную тревогу. Что-то такое Василий уже слышал или видел. Где? В связи с чем?

На всякий случай Крутов прихватил конверт с собой в офис, решив посоветоваться с Леночкой.

— Как думаешь, что все это означает? — поинтересовался он у помощницы, изложив сюжетец с письмом-пустышкой.

— По моему скромному мнению, похоже на рейдерскую атаку.

— Точно-точно, — некстати обрадовался Крутов, — вот что это мне напомнило.

— Василь Василич, посмотрите, что вокруг делается. Предприятия уже все легли под москвичей. «Бланк-информ» пройдет процедуру банкротства и сделает то же самое.

Почти не слушая помощницу, Крутов высказал мучившую мысль:

— Как думаешь, стоит продать акции?

— Только если оформить сделку задним числом.

— Интересно, а почему ты раньше молчала? — В голосе Крутова прозвучала обида.

— Между прочим, вас не было.

Крутов поморщился:

— Так меня не было только две недели. А раньше-то я тут был.

Леночка фыркнула:

— А раньше вы отсутствовали присутствуя.

Крутов совсем не страшно сдвинул брови:

— Я уже начал переговоры о продаже.

Леночка похлопала ресничками:

— С кем?

— Боюсь сглазить, — уклонился от ответа Крутов.


Не Давос, конечно, но встреча была стратегической.

Разговор вертелся вокруг перспектив «Ведомостей». Мрачные картины сокращений и снижения тиражей, удорожания себестоимости и потери рынка Галка обошла стороной, упирала в основном на любовь к газете и желание потрудиться на ее процветание. В результате Крутов уже не сомневался, что дела в «Бланк-информ» идут из рук вон.

С этого момента Бочарникова как никогда была близка к своей мечте раздавить Дворяниновича как мокрицу. И как только Лера жила с ним — уму непостижимо. Рыжий, конопатый, мерзкий. Брр.

Состояние Галины можно было сравнить с состоянием олимпийского чемпиона (в конце концов, у каждого свои победы) — восторженное с креном в эйфорию.

Крен был настолько сильным, что Галина совершенно забыла про Валерию и испытала мимолетный укол совести, когда на мобильнике высветился квартирный номер Ковалевых.

— Аюшки?

— Наконец-то, — в ухе у Галины раздался душераздирающий вздох, — до тебя невозможно дозвониться. У тебя что, конференц-связь сегодня?

— Почти. — Галина вела машину и с опаской высматривала на дороге униформный костюмчик гибэдэдэшника.

— Галь, как дела?

— Лучше не бывает. Крутов спекся. Когда я сказала, что получила заказное письмо, а в письме — чистый листок, он под страшным секретом сообщил, что получил вообще пустой конверт. Он же не вчера родился, знаком с признаками рейдерской атаки.

Гибэдэдэшник вынырнул как черт из табакерки.

— Блин! Говори, чего хотела, только быстро! — выкрикнула Галина в трубку.

— У меня опухоль головного мозга, — услышала Бочарникова бесцветный голос подруги и нажала одновременно на обе педали — газа и тормоза.


Изменение в реестр держателей акций было внесено с завидной оперативностью, выписаны новые бумаги, в которых скромно значилось имя владелицы — Валерия Константиновна Ковалева.

С тяжелым сердцем Лера передала Галине пакет документов:

— Считай это последней волей умирающего.

— Не говори ерунды.

Файл с документами исчез в известной своей выносливостью сумке Бочарниковой, и Лера испытала облегчение.

Теперь она могла полностью сосредоточиться на том, что у нее внутри.

— Лер, послушай, надо обследоваться, может, все не так страшно.

Они сидели в Галкиной трехкомнатной квартире, где были обжиты только кухня и спальня, и Галина с тревогой и болью рассматривала подругу: тени под лихорадочно блестевшими глазами, бледная, похудевшая, подурневшая, опрокинутая.

— Галь, мне страшно. Ты не представляешь, как мне страшно, — прошептала Валерия. Губы кривились, голос обрывался, как в приемнике, который ловит слабый сигнал.

— Выпьешь чего-нибудь?

— Нет. — От отвращения Лера вся передернулась.

— Ну подожди расклеиваться, Лер, ты еще ничего не знаешь наверняка. Это только твои домыслы. Не накручивай заранее. Так можно заболеть, будучи совершенно здоровым человеком.