Едва тачка растаяла в дымке, Лера разразилась слезами.

— Он тебе что-то сделал? — забеспокоился Влад, осматривая журналистку.

В ответ она только помотала головой.

«Все выпендривается, — подумал Влад, с неодобрением оглядывая Ковалеву, — то она манекенщица в шляпе, то она охотница в „комбате“. Козе понятно, у них с шефом ничего не выйдет — феминистка, или как их там. Хуже феминисток — это всякий знает — только проститутки. Запаришься мозги вправлять».

Узнав, что Лера возвращается из Демидовки, Влад проникся короткой симпатией к охотнице — любит, наверное, шефа, раз притащилась на базу.

По щекам журналистки катились слезы.

— Испугалась? — догадался Кречет. — Ну, ну, все позади. — Влад приобнял Леру за плечи. Рука наткнулась на что-то твердое. — А это что? — В нарукавном кармане прощупывался какой-то цилиндрический предмет.

Ойкнув, Лера расстегнула пуговицу на клапане и вытащила газовый баллончик для самообороны размером с женскую ладонь.

Если не считать Леночки, сердце Влада без остатка принадлежало винчестеру с инкрустированным стволом, в очертаниях которого угадывалась стремительность чистокровного арабского скакуна. Кречет протоптал незарастающую тропу в магазин «Медведь», торчал у витрин с образцами карабинов, но цены — цены убивали самые пылкие чувства. Страсть Кречета съежилась до размеров газового баллончика «Черемуха», который он возил с собой в бардачке.

— Ух ты, — умилился Влад, увидев обновленную модификацию. И тут до него дошел смысл. — Так чего ж не воспользовалась? — Кречет смотрел на Леру с полным недоумением.

Рыдания усилились.

— Забыла, — провыла Лера.

— Ясен пень, — хмыкнул Влад и покровительственно похлопал журналистку по спине, — первый бой — он трудный самый. Куда теперь?

Это была дилемма. Впереди больной на всю голову Костик, которому ничто не мешало устроить засаду за ближайшим поворотом, позади Крутов и Крашенинников… Прежняя Лера вернулась бы назад, поставив под удар заключенное пари, нынешняя Лера… Нынешняя Лера, как Владимир Ульянов, пойдет другим путем.

…Звезд на небе почти не было, ломтик убывающей луны свидетельствовал о скором новолунии, светящиеся стрелки циферблата подбирались к двум часам, а в салоне джипа стоял истеричный комариный писк.

Разложив кресла в Галкиной машине, Валерия ворочалась без сна на парковке в Демидовке и перебирала по кругу, как четки, все хитросплетения последних недель, в результате которых она сунула руку в осиное гнездо. Даже ощущения были те же: от страха подводило живот, а руки и ноги становились как чужие.

Разве может нормальному человеку в голову прийти такой бред — поспорить с акулой Крашенинниковым на ценные бумаги мужа, что залечит сердечную рану Крутова. И это непотребство родилось в ее аккуратной головке?

Не успела хвост вытащить — коготок увяз. Чем сильнее хотела вырваться, тем больше утопала — дьявольская сделка по всем признакам.

Лера натянула камуфляж на голову и с раздражением подумала про Бочарникову: дрыхнет, подлая, дома без задних ног, а она, как бомжиха, ночует на парковке.

Во что превратилась ее жизнь?

Поразительно, как быстро можно потерять покой и сон, стоит только не с тем завести дружбу и довериться не тому человеку.

Совсем близко хрустнула ветка, Лера похолодела, различив шелест и чью-то поступь. Глаза, привыкшие к темноте, разглядели мужской силуэт на тропинке между парковкой и домиками.

Силуэт приближался, и дрожащие пальцы сжали баллончик. Галка рвалась купить с экстрактом красного перца, но Лера настояла на слезоточивом газе.

Никаких сомнений — мужчина двигается в ее сторону и был уже совсем близко. Если это упырь Костик, она окажет ему достойный прием.

Лера стиснула дрожащими пальцами баллончик, опустила одно стекло, вытянула руку и проверила, откуда дует ветер, — вспомнила инструкцию по применению.

Темная тень подошла вплотную к джипу с противоположной стороны — знания о стратегии и тактике ведения ближнего боя пропали даром.

Тень наклонилась к стеклу, всматриваясь в салон.

— Фу, — выдохнула Лера, пряча средство самозащиты, — Крутов, ты зачем крадешься как тать в ночи?

Она открыла дверцу, в салоне зажглось слабое освещение.

— Даже не думал. Прости, если напугал. Хочешь, Влад отвезет тебя домой? — Лицо Василия тонуло в ночи, но голос — голос выдавал гораздо большее, чем простое сочувствие.

— Хочу, — тут же согласилась Валерия.

Оба помолчали.

Крутов наклонился, пытаясь поймать Лерин взгляд:

— Тебя сюда Галка заслала?

— Почему это?

— Все, что ты делаешь, — это потому Галка сказала, Галка попросила, предложила, решила. Галка, Галка, Галка. А сама-то ты чего хочешь?

Неужели Василий нашел ей оправдание? Волна нежности накрыла Леру, защекотала в носу.

Опять между ними повисло молчание.

Лера изучала родное и далекое лицо с ночными тенями под глазами, проступившими скулами и намечающейся бородкой.

— Я виновата перед тобой, — сдавленно пробормотала она и приготовилась каяться, но Василий перехватил инициативу.

— Это я виноват. — Он присел перед открытой дверцей и положил Лере руки на колени.

Сотни электрических разрядов исходили от подрагивающих пальцев, проникали через ткань под кожу, попадали в кровь и вызывали ответную дрожь. Лицо Крутова приближалось с бескомпромиссностью судьбы, и Лера закрыла глаза, предвкушая сладость и горечь поцелуя, но вместо этого попала в облако застоялого перегара, и желудок взмыл вверх.

Только не сейчас!

— Пфф, — выдохнула она, пряча нос в ладони.

— Прости, — пробормотал Крутов и отодвинулся, но руки с колен не убрал.

— Вася, если бы не этот звонок…

Теперь руки совершали поглаживающие движения, от которых у Леры меркло сознание.

— Вспомни, с кем в последнее время ты ссорилась или кого обидела. — Руки уже обнимали Леру за ягодицы, лицо уткнулось в колени, горячее дыхание растекалось по ногам.

Лера погрузила пальцы в отросшую черную гриву с легкой сединой и закрыла глаза.

— Скорее обидели меня, чем я. Дворянинович и Чижевская, — заплетающимся языком произнесла она. Странно было поставить эти два вражеских имени вместе и не испытать ничего, кроме легкой брезгливости, — других кандидатур нет.

Крутов поднял лицо, но вспомнил о своем горюче-смазочном дыхании и снова уткнулся Лере в колени:

— Лерусь, а кого у вас в редакции зовут Мессалина?

Вопрос вызвал у Леры смешок.

— Твою бывшую одноклассницу, Бочарникову.

— Я так и думал. Это она следила за нами.

— Галка?! — ахнула Лера.

— Да.

— Васенька, почему ты не захотел выслушать меня в первый раз? Там, на теплоходе? Мы бы во всем сразу разобрались: кто звонил, зачем и почему.

— Звонили в приемную, а там на телефоне нет определителя. Голос я не узнал — вот, собственно, и все. Я думаю, ты знаешь больше, чем я.

Ладони Василия сместились к бедрам, и мысли у Леры окончательно спутались.

— Я? — глупо переспросила она, прорвавшись сквозь туман в голове.

— И что я должен был подумать, когда ты сказала про Галку? — пожаловался коленям Крутов. — И что за история с водителем Борисыча, с Константином? Что ему от тебя нужно? — В голосе слышалась плохо скрытая ревность.

«Глупый, милый мой, какой ты глупый», — перебирая жесткие пряди от затылка к макушке, умилилась Лера.

— Два месяца назад я въехала в его БМВ. По-моему, он просто больной.

— Давай поезжай домой, выспись, а завтра поговорим. Сейчас я позову Влада. — Кольцо рук разомкнулось.

— Хорошо. — Упрямый затылок с мальчишеской ложбинкой над шейным позвонком пришлось выпустить.

Прислушиваясь к удаляющимся шагам, Лера прижала пальцы обеих рук к губам — они пахли Крутовым.


Фиктивно-супружеские отношения продолжались так давно, что стали традицией.

Фальшмуж являлся к Верочке на день рождения с любимой туалетной водой, на Рождество — с коробкой любимых конфет, на Восьмое марта — с букетиком любимых фрезий.

Они уже не жили вместе больше десяти лет, но Крутов почему-то не подавал на развод.

Сегодняшний визит не был приурочен ни к дню рождения (день рождения отметили два месяца назад), ни к Рождеству (был конец лета), ни, следовательно, к Восьмому марта, и вообще ни к одной из памятных дат.

Гроза только что откатила на запад, и через дождевые капли на оконном стекле Верочка наблюдала, как Василий, выйдя из машины, перепрыгивает через лужи.

«Какой он еще молодой и сильный», — с нежностью подумала она, глядя на мужа-друга.

О самой Верочке, с ее затасканным по поликлиникам и больницам диагнозом «порок митрального клапана», этого сказать было нельзя.

Верочка была на шесть лет моложе мужа — только исполнилось тридцать шесть, но даже говорила с одышкой, а щеки озарял постоянный темный румянец: из-за недостатка кислорода сосуды на щеках были расширены.

Двигалась Верочка мало, дни проводила в кресле или на диване за чтением книг.

— Чай будешь? — подставив темно-розовую щеку для дружеского поцелуя, спросила Василия законная супруга.

— Зеленый есть?

— Конечно, сам же привозил.

— Ты его хранишь, что ли? — Он всегда удивлялся, как надолго Вере хватало его подарков.

Гости в доме были редкостью. Еще реже, чем Василий, Верочку навещала близкая родственница из пригорода, а приходящая сиделка почти никогда не составляла компанию за столом.

— Ну сам подумай, кому здесь его пить? — отмахнулась Верочка, ни словом не упомянув, что сама она употребляет строго регламентированное количество жидкости.

— Сиди, я сам, — остановил Василий попытку супруги подняться с кресла, но она все-таки встала и сунула раскрытую книжку на полку между книгами.