Джинсы ремонту не подлежали — Влад распорол брючину от колена и даже не мог вспомнить, обо что и как. Левый глаз, в который заехала сумкой бешеная дылда, слезился. Иностранное имя, записанное на корешке журнала «За рулем», отдавалось болью во всем теле — таков был скорбный итог партизанского рейда.

Но самым унизительным было то, что фамилия Барбат застряла в голове будто гвоздь, вбитый сумкой-пращой.

Был рабочий полдень, и Владу надлежало явиться на работу. Но при подъезде к офису депутата ослабевшая от побоев воля водителя дрогнула: появиться в таком виде на глаза Железной Ленке — все что угодно, только не это. В конце концов Влад убедил себя, что просто не имеет на это права. Как сержант запаса, как мужчина и как человек, наконец.

Железная Ленка — она же ядовитая, как кобра. Укус смертелен, если нет антидота.

Антидота у Влада с собой не было, и сержант струхнул. И припарковался недалеко от офиса, чтобы позвонить боссу и выпросить отсрочку своей погибели.

— Василь Василич, я заеду домой, мне переодеться надо.

Босс — нормальный мужик, дай Бог ему здоровья, не возразил, и Влад поехал переодеваться.

Оказавшись дома, Влад Кречет первым делом бросился к зеркалу — рассмотреть подбитый глаз. За то время, что Влад ехал, пострадавший глаз заплыл еще сильнее, причем не один, а прихватив за компанию парный орган и даже нос.

Кречет предпринял отчаянный шаг остановить разрушительный процесс, для чего приложил к веку баночку пива из холодильника.

Терпеливо выждав двадцать минут, Влад снова посмотрелся в зеркало и понял: если он хочет сберечь репутацию, на работе ему делать нечего. Хотя бы несколько дней.

Как порядочный человек, Влад снова позвонил шефу и сказал правду:

— Василь Василич, тут дело такое. Мне одна дура заехала сумкой в глаз.

Крутов прокашлялся.

— Как это?

— Понимаете, я был в редакции, все узнал. Эту тетку, которая за вами следит, звать Мессалина, фамилия Барбат.

— Как-как? — насторожился депутат Крутов.

Только иностранцев ему не хватало. МИ-6? МОССАД? ЦРУ? Федеральная разведслужба Германии? Кому он перешел кривую дорожку?

— Мессалина Барбат. Василь Василич, я пару дней хочу дома побыть, а то чё-то глаз заплыл совсем.

— Пару дней? — без энтузиазма переспросил Крутов.

— Да. Если можно.

— Ну, валяй, — дрогнувшим голосом разрешил Василий. Неизвестно, во что он влип, так что водителя и помощницу лучше отправить в краткосрочный отпуск.


Василий был напряжен, а она даже не насторожилась.

Куда там, лето, вечер, луна, река, столик на двоих, накрытый белоснежной скатеркой, которая в ночном свете флюоресцировала голубым, шампанское, иллюминация вдоль набережной — и Лера поддалась обаянию момента, поверила…

Вопрос сам слетел с языка:

— Васенька, ты любишь меня?

Свет на верхней палубе по их просьбе убрали, остался один фонарик над камбузом, и Лера плохо видела лицо, освещенное отраженной в воде луной, но Крутов как-то странно, подозрительно долго молчал, и в душу ужом вполз страх.

— Лера, мне звонил какой-то человек. — Василий извлек из нагрудного кармана листок. Нет, не листок — гранату с выдернутой чекой, ядерную боеголовку с поврежденной капсулой. — И сообщил некую информацию. Думаю, тебе будет интересно. Вот.

Складка между соболиными бровями Василия стала заметнее, и только тогда до Леры дошло: случилось что-то непоправимое.

— Что это? — Она еще цеплялась за летний вечер, за огни на пирсе и пузырьки шампанского.

— Прочти, — коротко велел Василий, поднося зажигалку к свече.

Буквы запрыгали в неровном пламени, все красоты померкли, как только Валерия добежала глазами до конца строчки: «Ковалевой нужен не ты, а твои акции…»

Надвигающаяся тошнота довершила начатое.

— Это все Галка, — процедила сквозь сжатые зубы Лера и рванула к бортику. Проклятущий кинетоз!

— Значит, правда, — услышала она убитый голос Крутова.

Все последующее Лера помнила плохо: голова кружилась с дьявольской скоростью, огни города то уплывали, то приближались, бор та пароходика раскачивались, как будто они из речки-гнилушки, судоходной только по фарватеру и только летом, выскочили прямиком в открытый океан.

Но даже в этом критическом состоянии Лера поняла: Бочарникова со своими захватническими планами сломала ей жизнь. В том, что звонила Бочарникова, Лера ни секунды не сомневалась.

С приближением к берегу тошнота усилилась. Лера по-собачьи, открыв рот, часто и коротко дышала, чтобы обхитрить организм, а заодно, возможно, и судьбу.

Пароходик пришвартовался, и Лера поняла, что если она сейчас хоть как-то не оправдается, то Василия больше не увидит. Но тут на Леру накатил очередной приступ тошно ты, и все посторонние мысли утонули в вязкой слюне, наполнившей рот.

Да и что она могла сказать? Что недооценила Галку? Ложь — она знала, что Бочарникова ни перед чем не остановится.

Сказать, что она отказалась участвовать в Галкиной афере? Тоже неправда — она не отказалась, хоть и не обещала ничего определенного.

— Я вызову тебе такси, — донесся голос Крутова. Прозвучало как «Я вызову тебе катафалк». Или «Я вызову тебе мусоровозку» — так даже вернее. Катафалк — слишком шикарно для клуши.

Словами уже было не спасти положение. На до было что-то предпринять. Что-то экстраординарное. Но что?! Повиснуть на шее у Василия, броситься на грудь, в ноги, в воду, чтобы спасал, — что? Что нужно сделать, чтобы остановить неумолимо надвигающийся разрыв?

— Василий, я не хотела. — Жалкая попытка жалкой клуши. Лучше бы она вообще промолчала, тогда у нее был бы шанс.

— Я все понимаю. — Василий оглянулся на звук таксомотора. — Ну, вот и машина.

— Васенька, — пролепетала Лера, — может, ты поедешь со мной, и я тебе все объясню?

Сдвинув брови, Василий смотрел куда угодно и на что угодно, только не на Леру, и мгновенно отдалился на расстояние в один световой год. Если не считать несостоявшегося материнства, так плохо Лере еще никогда не было.

— Нет, мне надо поработать. До свидания, Валерия, — спокойным и вежливым тоном попрощался Крутов.

Лучше бы ударил.

* * *

Господи! Почему она такая тряпка?

Почему она всегда сдается без боя, стоит только кому-то притопнуть на нее? Почему? Почему всякий раз, когда надо защищаться, она превращается в соляной столп, вместо того чтобы превратиться в танк? Или хотя бы в ручную гранату? Почему она, как Бабель, скандалит только за письменным столом, а на людях заикается?

Мысленные диалоги — вот ее конек, вот где ей нет равных. О! В мысленных диалогах Лера поднаторела. В мысленных диалогах она была иронична, язвительна, блистала умом и злым остроумием, как Фаина Раневская, Александра Коллонтай и Татьяна Лазарева, вместе взятые, и выходила победительницей из любых словесных баталий, на любых рингах.

«Besame Mucho. Прощаться с любовью надо с заломленной шляпой? Что ж, попробуй…»

В такси Леру снова атаковала вязкая тошнота. Не доехав до дома, она отпустила машину и побрела пешком.

От пустой улицы, ночи, от полной безнадеги на Леру накатила волна жалости к себе, случился эффект снежного кома, и все события последних недель всплыли в масштабе один к одному.

Горе побежденным!

Все неправильно. Неправильно, что Галка заставляет ее страдать. Вот пусть теперь все исправляет, неожиданно осенило Леру, и она даже ускорила шаг.

Пусть Галка все объяснит Крутову. И про акции, и про то, что склоняла, но так и не склонила Леру к преступному участию в преступной афере.

Полет фантазии прервала простая и до боли трезвая мысль: зачем Галка поссорила их с Крутовым? Чего она добилась? Решила поторопить события? Или выбрала рейдерский захват? Тогда что делать ей, Лере? Предупредить Крутова?

Из сумбура, который творился у Леры в голове, родилась вполне разумная идея — надо поговорить с Бочарниковой.

Решение не самое гениальное, но это был повод дожить до утра.


Леночка принюхалась — Антонио Бандерас был разжалован, ошельмован и отправлен в отставку, а мрачное настроение шефа затягивало в приемную сквозняком вместе с прежним Хьюго Боссом.

— Что-то случилось, Василь Василич? — проявила дочернюю заботу Леночка. На заботу шеф обычно отзывался благодарностью, недаром носил имя Василий.

Не отвечая на вопрос, Крутов приложил палец к губам, выбрался из кресла, в котором полулежал в полной прострации, и потащил помощницу к выходу.

Леночка в немом изумлении проследовала за шефом на улицу, а там — до ближайшего штендера: «Корпоративные завтраки и обеды».

Устроившись за столиком, Крутов осмотрел заведение и углом рта произнес фразу, от которой у Леночки затрепетало сердечко и обострились все чувства:

— Не исключено, что офис прослушивают.

Короткая Леночкина шейка неуловимо удлинилась, а высоко прилепленные ушки преобразовались в два зарифленных паруса.

— Супер!

Василий вынул вдвое сложенный листок.

Леночка как завороженная следила за листком. Уведомление о внебрачном ребенке? Об алиментах? Шантаж? Судя по угрюмому виду шефа, шантаж с внебрачным ребенком и алиментами.

— Два кофе, — бросил Василий официанту, хотя ему смертельно хотелось чего-нибудь позабористее.

Под пристальным взглядом шефа Леночка быстро ознакомилась с нехитрым текстом и пожала недоразвитыми плечиками.

— Оригинальный наклон букв свидетельствует о бескорыстии, — отложив листок, защебетала она, — довесок к букве «щ» говорит о необыкновенной работоспособности, а завиток, сопровождающий букву «в», — о воле к победе.

У Крутова глаза полезли на лоб.

— Постой, постой, откуда там «щ»? — догадался спросить он.