Неожиданно Лере сделалось жаль мужа: бедный, бедный Казимир. Как ему было неуютно рядом с ней, как хотелось страстей. Забота о нем, страх одиночества и слабость к комфорту — арсенал жены не отличался разнообразием, ну а какою мерою меряете, такою и вам…

Она так и сказала Галине, когда они под ненавязчивую гавайскую гитару с пирожными и кофе уселись за столиком в кафешке.

— Как я могу возмущаться и чего-то требовать от Казимира, если сама во всем виновата — не сумела сделать мужа счастливым.

— Ты думаешь, он за счастьем полез под юбку к практикантке? — Галина пришпилила Леру к стулу своим фирменным взглядом.

— Ну, знаешь, у каждого свое представление о счастье.

— А твое счастье — оно какое?

— Тебя потянуло на психоанализ?

— Нет, меня все больше тянет на акции нашей газетенки. Я настоятельно рекомендую тебе подумать над моим предложением.

— Объясни, что это тебе даст? — быстро спросила Лера.

— Ты, надеюсь, в курсе, что пятьдесят один процент акций у администрации, а сорок девять делим мы — Краша, Дворник, Крутов и я.

— Ну?

— Когда у меня будет больше половины, я смогу бороться за газету.

— Мне никогда в голову не приходило, что ты так ненавидишь Казимира и так предана «Ведомостям».

Галина нехорошо усмехнулась:

— Ты вообще дальше собственного носа ничего не видишь.

Господи, с тоской подумала Лера, чего им всем от нее надо?

— А разве не выгоднее уступить москвичам?

— Не говори о том, чего не знаешь. От коллектива останется меньше половины: местных событий кот наплакал, будем лямзить чужие, а для этого, как ты понимаешь, столько народу не требуется. Должность у меня расстрельная. Как только у меня не будет акций, меня вышвырнут из газеты под зад коленом. Так что мы с тобой в одной лодке. Или в одной упряжке. Тебе как больше нравится?

— Хорошо, а почему бы тебе самой не попробовать договориться с Крутовым и Крашенинниковым?

— Ты у нас гуманистка — тебе и карты в руки.

— И ты оставишь Казимира в покое, если получишь контроль над объединением?

— Ну конечно, девочка моя! Со своими двадцатью пятью процентами он уже ни для кого не будет представлять интереса.

— А если я откажусь? — все-таки спросила Лера.

— Значит, быть войне. Так или иначе, но я выкину Казика под зад коленом, потому что он редактор средней руки, а бизнесмен вообще никакующий и не представляет, что такое газетно-издательский бизнес. И уже развалил газету и держится на плаву за счет типографии. Кстати, на твоем месте девяносто девять женщин из ста порадовались бы такой перспективе — оставить кобеля-мужа с голым задом. Как ты можешь ему все прощать?

Самое время было сказать Бочарниковой, что все дело в ее неспособности долго злиться и вынашивать коварные планы мести. Эта неспособность пугала саму Леру.

— Это же легко доказать, незаконный захват, я имею в виду, — вместо этого сказала она.

— Почему незаконный? Все будет законно. В том-то и прелесть! И сейчас для моего плана самый благоприятный момент: Дворник под новое оборудование взял кредит размером со среднегодовой бюджет Республики Тринидад и Табаго. Печать у меня, подпись на финансовых документах — моя. Я уже для них даже конверты приготовила. Красивые. Получат по почте заказным письмом, поставят свои подписи на уведомлении, и — улыбаемся и машем! — Галка помахала сухой лап кой. — Кстати, эти трое из ларца — Крашенинников, Крутов и Дворник — они меня порешат, если что-то пронюхают, даже не сомневайся.

Что-то мешало Лере отмахнуться от Галкиных фантазий.

Насчет Казимира Лера не сомневалась — этот трус будет тявкать из подворотни, но до суда дело постарается не доводить. Крашенинников… Дразнить profondo на Галкином месте она бы не стала. Не далее как прошлым летом об Александре Борисовиче по городу циркулировали скандальные слухи, связанные с гибелью его партнера — директора цементного завода, который при невыясненных обстоятельствах утонул на рыбалке.

— Подруга, Крутов тебе нравится, да? — Галка просто читала мысли.

При одном только упоминании имени Крутова с Лерой происходило что-то необъяснимое. Сердце начинало сбоить, срывалось с места и укатывалось в пятки, а думать о депутате в контексте с акциями Лера вообще не могла.

— Что за бред? Как может нравиться этот портрет в интерьере, этот…

— Ой-ой-ой, а что это мы так разволновались?

— Галка! — вспыхнула Лера. — Тебе больше не о чем поговорить? У твоего Крутова даже имя какое-то кошачье.

— Ни фига подобного. Василий — царское имя. Васька, конечно, не аскет, но и не ловелас, и не Казанова. Мой тебе совет — займись им. Нет женщины, которая тебе не позавидует.

— Галя, — запротестовала Лера, — прекрати!

— Кстати, — Галина бросила на Леру самый кроткий взгляд, на какой была способна, — а ты знаешь, что мы с Василием одноклассники?

— Вы? — Лера заерзала. — Первый раз слышу.

— Да! Васька у нас в районе был первым парнем на деревне, у него девок было как грязи.

Сопротивляться было невозможно.

— А он?

— А он оказался полным придурком — женился на первом курсе на деревенской дурочке по залету. На первую летнюю практику поехал — и попался. У дурочки оказался сильно развит хватательный рефлекс.

— И дети у него есть? — с замиранием сердца тихо спросила Лера.

— Нет. Вот тут Крутову повезло. Оказалось, что у дурочки врожденный порок, ей вра чи запретили рожать. Она не хотела делать аборт, строила из себя героиню, но Крутов ее упросил не рисковать. Так что лови момент, рохля!

— Фу, Галя, как ты можешь? — вяло возмутилась цинизмом подруги Лера. — Есть же какие-то пределы беспринципности.

— Забыла сказать, — ухмыльнулась Галка, — они не живут вместе уже много лет. Уж не знаю почему. То ли ради карьеры, то ли ради самой дурочки, только Крутов не развелся, купил ей отдельное жилье, навещает. Короче, Склифосовский. Ты сделаешь это?

— Чего ради? — испугалась Лера.

— На твой вкус: ради моей головы, ради денег или ради Казимира — выбирай.

Лера прислушалась: ненавязчивую гавайскую гитару успела сменить Сезария Эвора. «Besame Mucho». Все-таки этот шлягер сороковых в исполнении Фрэнка Синатры звучит гораздо интереснее. Нет этого трагизма. Синатра поет с заломленной шляпой — так и надо прощаться с любовью.

— Я подумаю.

— До пятницы. — Галка поднялась. — А то этот деятель, чего доброго, и впрямь обскачет меня и продаст наш таблоид москвичам, и плакали наши денежки.

В этот момент в сумке у Леры запел телефон.

Ковалева отыскала трубку, имевшую обыкновение проваливаться на самое дно.

— Слушаю, — настороженно произнесла она — номер был неизвестным.

— Валерия Константиновна? — Девичий голос показался смутно знакомым.

— Да.

— Вас беспокоит референт депутата Василия Крутова, — мягко и с достоинством проговорил акуленыш. — Василь Василич просит вас разделить с ним ужин.

— Зачем? — переполошилась Лера.

— Василь Василич считает, что так удобнее продолжить обсуждение темы статьи. Вас устроит завтра в восемь вечера в ресторане «Барбара»? — взяла быка за рога девица.

Притихшая Лера кивнула трубке:

— Устроит.

— Машина будет ждать вас у подъезда в девятнадцать сорок пять. Спасибо. До свидания.

— До свидания. — Лера кивнула и в полной растерянности еще несколько секунд держала трубку возле уха.

— Что? — трагическим шепотом спросила Галка.

— Крутов хочет, чтобы я с ним поужинала. — Лера почему-то никак не могла поверить в реальность звонка.

Бочарникова как раз удивленной не выглядела.

— Очень своевременно, прямо очень. Счастье само плывет в руки, — гипнотизируя Леру горящими глазами, вещала подруга. — Не будь дурой, у него двадцать пять процентов акций «Ведомостей». Ну?

— Ладно, — процедила Лера, — я попробую. Но ничего не обещаю, — торопливо добавила она.


Синдром эмоционального выгорания — кажется, так называют усталость от профессии.

Крутов наблюдал у себя нечто похожее. Неприятно сознавать, что ты уже не так интересен электорату, как твой соперник. Остается утешать себя тем, что и тебе электорат уже не так интересен, как сопернику. Внутренняя энергия иссякает — ничто не вечно.

— Василь Василич, — брови у Леночки хмурились, — по результатам праймериза вас обходит соперник с птички.

Еще один аргумент в пользу синдрома, подумал Крутов и тем не менее оскорбился:

— Кто, Шмаков Степка? Он же ни петь, ни рисовать не может даже в трезвом состоянии.

— Зато он с народом, а вы оторвались, Василь Василич. Особенно в последнее время.

Необходимость срываться с места и нестись на очередную встречу с избирателями — этого Крутов уже объелся. Хотелось чего-то новенького. Вот только чего?

— Ты хочешь сказать, что депутат Крутов — битая карта? — будничным тоном спросил у Леночки шеф. Внутренне он был готов к такому исходу, что само по себе уже проигрыш.

— Не исключено, что через шесть месяцев вы пополните ряды безработных.

Лицо у Василия прояснилось, как небо после дождя, затем подернулось мечтой. Странное дело — он испытал облегчение. А ведь на самом деле, хватит горбатиться в окружении пыльных фикусов и портьер, обвел взглядом кабинет Крутов. И заседать среди пыльных коллег — молодые дышат в затылок.

Без работы он не останется, хотя, пока он изображал законодательную активность, лучшие годы утекли сквозь пальцы — это факт.

Спортивный комплекс — его детище, его гордость и смысл последних лет — нуждался в ежедневной заботе и уходе. И всем этим предстояло заниматься не Васе Пупкину из Задрыщенска, а ему, Василию Крутову, иначе не было смысла вкладывать деньги в спорт.