– Меня не удивляет, что она так поступила. Ну и ладно, у нас будет трое детей.

– Я должен сегодня же окончательно с ней объясниться. Хочу снять груз с души до вечера. Пусть наша жизнь начнется… Чисто.

Лола погладила пальцем его губы.

– Спасибо.

– Ты прочла хоть одно из моих интервью?

Она кивнула.

– Дословно я сказал следующее: «Не хочу говорить об этом прошлом, чтобы забыть».

По лицу Лолы пробежала тень. Бертран притянул ее к себе, поцеловал, попросил шепотом:

– А теперь расскажи, любимая, как нашла мой адрес. Ведь открытку, как я понял, ты не получила.

– Не получила.

Она описала поход в мэрию, возвращение уродливого черного драккара. И 26 мая.

– Я перестала тебя чувствовать. И ужасно испугалась. В тот день…

Лола замолчала, Бертран понял. Открыл ящик ночного столика, достал фотографию и протянул ей. Лола долго смотрела на снимок, в глазах у нее стояли непролившиеся слезы.

– Эльза тебя видела. Но рассказала только в это Рождество. Как бы я хотела увидеть тебя в тот день…

– Я ведь сказал, что приду, и пришел. Но не помог тебе.


Бертран обнял Лолу.

– Ты стер всю мою предыдущую жизнь, я хотела только тебя.

– Я все время думал о тебе, чтобы выжить.

– Я заставила тебя уехать.

– Прекрати сейчас же… и спасибо, что вернулась ко мне.

4

16.50. Лола надела платье, Бертран – джинсы. Она так ничего и не сказала о его шрамах.

Он обернулся. Она протянула ему рубашку. Они чувствовали, что пропитались солнцем, как летний день. Проведенные вместе часы сделали свое дело. Теперь они могли начать сначала.

– Как здорово, что я свободный художник, будет легко подстраиваться под твое расписание, – сказал Бертран, узнав, что Лола следующие два дня свободна.

Они договорились, что проведут их с детьми, в саду. Бертран решил ехать на мотоцикле отца – «так я доберусь вовремя».

– Взять твои вещи?

– Правильная мысль! – похвалил он и положил в сумку две рубашки, джинсы, шорты, несколько пар носков, две футболки, вьетнамки и фотоаппарат.

– Я кое-что забыл…

Лола обулась. Бертран потянулся за камерой, но остановил себя: «Не время…»

– Я заеду в магазин. Какую зубную щетку предпочитаешь?

– Мягкую.

– А бритву?

– Все равно.

Лола погладила его по щеке. Бертран мог поклясться, что станок окажется не той марки, что была у Франка. Он взял ее за руку.

– Пошли…

Она задержала его, потянулась к фотографии. Озеро сине-стального цвета. Берега только угадываются, на поверхности отражаются два тающих следа.

– Ты готовишь книгу о воде?

– Да. Это снимок на обложку.

Лола долго не могла отвести взгляд от фотографии, и Бертран прошептал ей на ухо, приподняв волосы:

– Я не переставал слушать самолеты. Думал о миллиардах капель, убеждал себя, что «частичка тебя» рано или поздно упадет на меня.

Лола не пошевелилась, только задышала по-другому.

– Что такое, милая?

– Следы в небе, они как тяжелые воспоминания, которые не стираются. Иногда я думаю, что летаю из страны в страну, чтобы не видеть эти «хвосты».

Она вспомнила 26 мая, когда небо разорвалось надвое. Он подвел ее к окну и сказал:

– Смотри, какая красота… Это паутина – без конца и без начала, эфемерная, но живая. Ну что, я тебя утешил?

Она ответила звонким поцелуем.

– Еще!

Лола исполнила поцелуй на бис, и они побежали вниз по лестнице. Бертран открывал двери и объяснял:

– Это моя студия, там – мастерская, здесь мой кабинет. Покажу в понедельник, когда прилетишь.

– Ладно.

Перед задней дверью он дал ей «ценное указание»:

– В дождливую погоду она разбухает, нужно нажимать плечом, вот так.

– Поняла.

Они вышли в сад. Три цветущих одуванчика «загорали» на солнце в окружении белых пушистых шариков и голых пестиков. Она мельком вспомнила примету: желание исполнится, если все пушинки улетят. Бертран заметил ее взгляд. Они улыбнулись друг другу – и ветер исполнил желание. Бертран остановился на том месте, где совсем недавно предавался отчаянию, и сказал, чтобы перебить мучительное воспоминание:

– Я сделал очень красивую фотографию утренней росинки.

– В саду?

– Из окна. Расскажу вечером.


Он открыл ворота, Лола села за руль черного «Ниссана», припаркованного в нескольких метрах от дома, опустила стекло. Он наклонился, заглянул внутрь и улыбнулся, заметив два детских кресла.

– Буду вовремя. Я болезненно пунктуален.

Лола хихикнула, но тут же посерьезнела, вспомнив о важном.

– Эльза не хочет, чтобы ее фотографировали. Одну. В фас. Только со спины.

– Жаль. Я бы предпочел, чтобы она смотрела на меня.

– Ты единственный, Бертран.

– Ты единственная, Лола.

Она поцеловала его два раза подряд, но коротко. Потянулась к ключу в зажигании.

– Почему сегодня? – спросил он.

Лола объяснила: мячики, апельсины Эльзы, сок…

– Я не все разгадала, но, когда парковалась у магазина, меня осенило: мне нужен ты, а не мяч!


Бертран поцеловал ее дважды, долгим поцелуем. Лола тронула машину с места, остановилась перед знаком «Стоп», посмотрела в зеркало и увидела, что он стоит посреди улицы и провожает ее взглядом.

«Ниссан» скрылся из виду, но Бертран не ушел, остался стоять, где стоял. Ему скоро тридцать три, а он все еще живет с родителями. Раньше это не имело значения. Важны были дома, деревья, небо и звезды, на которые никто не смотрит днем, а ведь только они неизменны и вечны. Он думал о том, чего хотел, когда его похитили. О молодом, внушающем надежду вязе. Одуванчиков в застенках не было, но ничто не мешало мне дуть на них.


Бертран закинул голову назад и уставился на громаду мира, на солнце, животворящее, как руки Лолы, и улыбнулся.


Aqui soy. Здесь мое место.