Я не вижу в его взгляде прежней холодности, не вижу ледяной неприязни, вместо них там поселяется нежность. Он смотрит на меня с такой болью, что мне становится не по себе, и я вздрагиваю. Тянусь ладонью к щеке и легонько касаюсь его кожи, проводя по ней пальцами:

— Что же ты делаешь?

— Пытаюсь извиниться, — без запинки отвечает он. — Пока не получается, — он усмехается и перехватывает мою руку, поднося ее к губам и легонько целуя. — Я такой дурак.

В его голосе звучит столько искренности, что я решаю дать ему шанс, решаю дать возможность рассказать мне все и объяснить.

— У тебя есть сегодня записи?

— До вечера.

— Осмотри меня, Матвей. Сделай УЗИ, запиши данные в карту и поговорим вечером. Я приготовлю ужин, а ты все расскажешь, ладно?

— Приготовишь ужин? — удивленно смотрит на меня и улыбается, а затем склоняется и целует меня в щеку, проводит щетикой по нежной коже и оставляет дорожку поцелуев, от которых по коже пробегают мурашки. — Почему ты такая? — шепчет мне на ухо.

— Какая? — спрашиваю и сглатываю, делая прерывистый вдох.

— Нереальная, — Матвей поправляет рукой мои волосы и заправляет их за ухо, после целует меня в кончик носа и поднимается, увлекая меня за собой. — Ложись, Ника, я хочу скорее закончить работу и вернуться домой, где меня будет ждать ужин и любящая жена.

— Я обещала только ужин, — возражаю ему и размещаюсь на кушетке.

Глава 39

Я смотрю на то, как дрожат его руки, когда он водит датчиком по моему животу. Я впервые вижу его таким: рассеянным, отрешенным и удивленным. Кажется, все, что между нами происходит, непривычно для него.

— Прости, — наконец, он откладывает датчик и протирает лицо рукой, пытаясь совладать с чувствами.

— Просто сделай это, ладно? Давай посмотрим на них, — я улыбаюсь и понимаю, что мы впервые будем смотреть на детей вместе, как мама и папа, а не доктор и пациентка.

Матвей берет датчик и прикладывает его к моему животу, что-то нажимает на аппарате узи, что-то записывает, после чего говорит пол второго ребенка. Мальчик.

Я плачу. Чувствую, как по лицу стекают одинокие слезинки счастья. Мальчик и девочка. Старшая сестра и младший брат. Я улыбаюсь как ненормальная и шире растягиваю губы, когда Матвей смотрит на меня так, будто я — эпицентр его вселенной.

— Сын, Ника, — его губы едва шевелятся, когда он произносит эти простые слова.

— Да, — выдыхаю я. — Сын и дочка.

Я не могу забыть о втором ребенке, который так важен мне. Не могу забыть о тех страданиях и той боли, которую перенесла, чтобы забеременеть. Моя девочка досталась мне с таким трудом, что я просто не верю, что пережила это.

— Вставай.

Матвей бережно стирает с моего живота гель, после помогает мне встать и что-то записывает в карте. Я смотрю на его сосредоточенное лицо, лицо доктора, который знает что делать.

— Я очень хочу отвезти тебя домой, Ника, — наконец, он отрывается от карточки и обращается ко мне. — Но нам придется перенести ужин, если я поеду.

— Я понимаю и поеду с Арсением.

Я все еще не знаю, что между нами происходит. Откуда взялась эта теплота, эти полные нежности глаза, направленные на меня, мужчина, который еще недавно сказал, что нас не существует. Это действительно было со мной?

— Будь осторожна, — шепчет мужчина и помогает мне одеться.

У двери он делает попытку приблизиться, обнять меня и поцеловать в щеку, но я отстраняюсь и говорю:

— Не надо. Я хочу сначала поговорить.

Я безумно хочу поверить, что все изменится, что у нас есть будущее и мы сможем жить нормальной семьей. Я хочу ему довериться, но не сейчас. Не после того, как он столько раз обманывал меня. Не после того, как он составил контракт, переспал со мной, а после сказал, что нас не существует. Не после всего этого.

— Я понимаю, — он кивает. — Постараюсь приехать пораньше.

Все, что он позволяет себе — крепко сжать мою руку в своей и открыть дверь, смотря мне вслед. Я ускоряю шаг и практически выбегаю на улицу, запрыгиваю в машину и успокаиваю свое дыхание и сердцебиение.

— Домой? — спрашивает Арсений.

— Да.

Я отворачиваюсь к окну, смотрю на снег, лежащий на дорогах, и хочу верить в то, что сказка все еще может начаться и что к вечеру Матвей не превратится в ледяного принца и не станет тем, кто вновь разобьет мое сердце.

* * *

— Ужин я приготовлю сама, — отпускаю повара: молодую женщину, отлично справляющийся со своей работой.

Я почти не знакома с персоналом, у меня не было желания поговорить с ними по душам, как-то сблизиться и стать хозяйкой в доме. Единственный, с кем я перебрасывалась парой фраз был водитель, да и то наш разговор сводился к вопросам о том, какие на сегодня планы.

— Давайте я вам помогу, — любезно предлагает она.

— Спасибо, но нет, — я вежливо отказываюсь и с улыбкой продолжаю: — Хочу удивить своего мужа.

— Понимаю, — женщина подмигивает и направляется к выходу. Останавливается у двери и говорит: — Хорошего вечера, Вероника Сергеевна.

Я улыбаюсь ей и впервые вижу, что ко мне здесь неплохо относятся. Возможно, совсем не по-дружески, но ведь так и не должно быть. Хватает того, что тебе не плюют в спину и не закатывают глаза, едва ты отдала распоряжение.

Достаю из холодильника продукты, решая приготовить мясо, салат, запечь овощи и сделать десерт. Моего запала хватает почти на все. На десерте я сдуваюсь и решаю заказать его в ресторане. Оформляю доставку и жду Матвея. Я волнуюсь. Чувствую, как тревога поднимается внутри и не дает покоя.

Десерт давно привозят, на часах почти восемь, а я сижу со стаканом сока и жду. Знаю что бесполезно, понимаю, что рабочий день закончился два часа назад и если бы что-то случилось он бы позвонил. Позвонил бы?

В половине десятого я встаю из-за стола и иду на второй этаж, когда слышу, как открывается входная дверь. Я не могу не повернуться. Не могу не сойти на несколько ступенек, чтобы увидеть его.

Матвей едва заходит в дом, как я понимаю: что-то случилось. Он расстроен и выглядит так, будто по нему проехался танк. Он сбрасывает ботинки, на ходу снимает куртку и шапку, бросая их прямо на пол, и идет ко мне. Я не ошибаюсь. Матвей действительно направляется ко мне, хватает меня в охапку и жмет к своему телу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— Прости, поступила пациентка с кровотечением. Некому было заменить.

Я чувствую себя эгоисткой за то, что думала о нем плохо. Что нарекала всеми возможными эпитетами и думала, что все вернулось обратно, тогда как он спасал чью-то жизнь.

— Все хорошо? — спрашиваю и вдыхаю мужской аромат.

Утыкаюсь носом ему в ключицу и сжимаю руками футболку на его спине. Жмусь ближе и дрожу, когда чувствую теплые ладони на своих плечах, ощущаю цепкую хватку пальцев и нежное касание губ к виску.

Мне нужны его глаза, я должна увидеть взгляд, найти там то, что было утром, иначе я попросту не выдержу и сойду с ума. Я тщательно всматриваюсь в его лицо, тщетно ищу там фальш, потому что он смотрит на меня так же, как и полдня назад. В его глазах нет льда, нет холодности, пробирающей до костей, нет ничего, что я думала там увидеть.

— Мы правда поговорим? — задаю жизненно важный вопрос.

— Поговорим, Ника. Ты ведь обещала ужин, помнишь?

— Он уже остыл. И я хотела его выбросить, — признаюсь ему.

— Рад, что буду разогревать ужин не из мусорного пакета, — отшучивается он, берет меня за руку, крепко обхватывая ладонью, и ведет на кухню.

Глава 40

Наблюдаю за тем, как Матвей включает духовку, как ставит сковородку на плиту и подогревает стейки.

— Ты умеешь готовить? — удивленно спрашиваю я, решив, что кухня оборудована под повара, но никак не под его хозяина.

— У меня есть руки и голова. И у меня не всегда был личный повар, — Матвей упирается руками в столешницу и поворачивается ко мне. — Я не знаю с чего начать, Вероника.

— Начни с того, как ты узнал меня, — предлагаю.

— Тогда нам придется разговаривать до завтра, — он улыбается и отталкивается от деревянной поверхности, берет стул и садится рядом со мной.

— Я готова все выслушать.

— Тебе нужно отдыхать.

— С каких пор тебя волнует мой отдых?

Я замолкаю, понимая, что сейчас не время для упреков. Он решает мне открыться, значит, я должна дать ему шанс, позволить рассказать мне все.

— Я сразу узнал тебя, Ника, — с улыбкой на лице говорит Матвей. — Не в ту же минуту, как ты зашла, но узнал.

— Почему не сказал?

— Я редко напоминаю девушкам, что спал с ними в баре, но тебе не сказал из-за беременности. А потом понял, что ты носишь моего ребенка и ждал… ждал, что ты скажешь мне. А ты не говорила, — он больше не улыбается и сосредотачивается на моем лице, изучая. — Почему ты не говорила?

— Как ты себе это представляешь? Эй, вы знаете, мы тогда в баре переспали с вами, так что ребенок ваш? — я пожимаю плечами. — Это было бы странно.

— И никогда не было желания сказать?

— Было, — честно признаюсь я, — но Ира меня отговорила.

Он сжимает руки в кулаки и встает, отключает плиту и духовку, достает стейки и овощи, раскладывает их по тарелкам и сервирует стол. Я молча наблюдаю за его действиями и улыбаюсь, когда он снимает запонки и закатывает рукава, оголяя руки с равномерной светлой порослью волос.

— Будешь сок? — я киваю.

Матвей наливает сок в стакан и ставит на стол рядом с моей тарелкой. Себе же достает бутылку виски, которую тут же ставит на стол.