Давид возвращается почти под утро. Забрасывая в стирку одежду, я замечаю на рубашке алый след помады. Убеждаю себя в том, что это, на самом деле, ничего не значит. Его могла оставить та женщина из фотографии. И кто сказал, что она не деловой партнер, с которым у него была назначена встреча.

Несмотря на желание верить в это, сомнения закрадываются в душу. Я начинаю сомневаться и накручивать себя, осматриваю карманы Давида тщательней, но никаких доказательств кроме губной помады не нахожу. В конце концов, я накручиваю себя до такой степени, что мне хочется одного — узнать, что происходит.

Когда Давид просыпается, я пытаюсь найти в нем изменения: охлаждение ко мне, нежелание проводить время вместе и остальное, что может сказать мне об измене. Ничего этого нет. Муж ведет себя так же, как и прежде. Он внимателен, обнимает меня и целует, и я думаю, что просто облажалась, поверив сомнительной фотографии.


Только после обеда, когда Давид уходит на работу, мне на телефон снова приходит смс-сообщение с фотографией. На этот раз девушка сидит в машине Давида. Они разговаривают, но взгляд мужчины сильно выдает его желание. Я сажусь на диван и пытаюсь прийти в себя, а после вижу подпись под фото.

“Глупо было полагать, что ты станешь единственной.”

Глава 38

Чтобы проветрить мозги и расслабиться, собираю Кирюшу на прогулку. Давид ушел на работу, поцеловав меня на прощание, а я пытаюсь совладать с собой и не думать о том, почему муж, который готов был носить меня на руках, вдруг смотрит с вожделением на другую. Я могла пропустить помаду на рубашке: все же он встречается с огромным количеством людей за день. И я прекрасно знаю, что он желанный мужчина. Любая женщина могла специально оставить след от помады на его рубашке, но взгляд…

Я не могу его забыть даже спустя час прогулок.

Мариша уехала к отцу, Глеб вынужден улетать, а Давид, кажется, изменяет мне. Это возможно пережить? Единственный, с кем у меня нет проблем — Кирюша. Он ведет себя прекрасно. Во время прогулки только спит и кушает из бутылочки, куда я предварительно сцедила молоко.

По пути домой я снова думаю обо всем и сразу, но мысли путаются, сменяя одна другую. Я не знаю, о чем думать в первую очередь: о разводе, на который я незамедлительно подам, едва буду точно уверена в измене Давида, или о Маришке, которая непременно должна вернуться домой.

— Мила? — слышу знакомый голос и поворачиваюсь к Диме.

Он стоит сзади меня и усмехается, нахально смотря на меня сверху вниз.

— Ну привет, — ехидно произносит он. — Как дела?

— У меня нет времени с тобой разговаривать.

Пусть сейчас я выгляжу маленькой девочкой, обиженной на всех и вся, но говорить с Димой у меня нет ни малейшего желания. Даже с Пашей и тем говорить можно больше, чем с Димой.

— Ну что же ты, — он останавливает меня, больно схватывая за руку. — Я бы хотел пообщаться с тобой, всё-таки сколько времени не виделись.

— И не виделись бы еще столько. Тебе чего нужно?

— Да вот хотел посмотреть на то, как ты счастлива, — он усмехается. — Ты же наверняка думала, что с ним будешь единственной и неповторимой. Что на руках тебя носить будут?

— О чем ты?

Я делаю вид, что не понимаю, потому что думать о том, что к фотографиям причастен именно Дима.

— О том, как твой Давид вчера пришел на корпоратив, как весь вечер танцевал с единственной женщиной, а после ушел с ней. Разве не этого ты ожидала от него? Ах, да, — добавляет он. — Я забыл, что ты думала о том, что никто и никому не изменяет, и помню, как ты говорила, что я никчемный, потому что позволяю себе трахаться на стороне. Так каково тебе?

Дима подходит ближе, хватает меня за руку и удерживает ее, всматриваясь мне в лицо.

— Ты так жалок, — произношу я. — До сих пор обижаешься на то, что тебя бросили?

Мужчина издает разъяренный рык и дергает меня за руку на себя. Я же не теряюсь и вырываю руку, отходя на несколько шагов. На нас начинают обращать внимание прохожие, кто-то даже останавливается и включает камеру. Снова скандал, мелькает в моих мыслях, и я не знаю, что еще сделать. Как отделаться от всего, что заставляет нашу жизнь разрушаться?

— Ты дура, — бросает он. — Я ведь действительно любил тебя. По-своему, но любил. Старался, а ты… ну чего тебе не хватало? Жена мешала? Так женам же и изменяют, вот даже тебе. Где твой мужик, а? Трахает ту красотку, с которой вчера ушел?

У меня больше нет аргументов. Я понимаю, что имею дело с обиженным мужчиной, который не видит дальше собственного носа и то, что у нас с Давидом получилось все именно так, его радует. Я не знаю, что будет дальше, но сейчас хочу, чтобы Дима прекратил меня удерживать и отпустил.

— Что ты делаешь рядом с ней? — отдаленно слышу голос Глеба, а после руки Димы меня отпускают. Он забирает ладони от меня, и я потираю место, которое болит.

— Опа, папочкин сыночек, — ехидно произносит Дима, и я наконец понимаю, что он или пьян, или ещё что. Ведёт он себя отнюдь не адекватно.

Глеб не церемонится. Не отвечает Диме ни слова, просто заносит кулак и со всей силы впечатывает его в челюсть мужчине. Я вскрикиваю и невольно отмечаю, что сын очень сильно похож на своего отца. Такой же сильный и решительный. Он, не задумываясь, защищает женщину, на которой женился его отец.

Я замечаю, как Дима поднимается с пола, но Глеб снова ударяет его. На этот раз так, что он падает на бок и корчится от боли. Глеб снова заносит кулак, но я просто не могу позволить ему перейти черту, поэтому цепляюсь за его руку и прошу:

— Не делай этого, пожалуйста.

Глеб поворачивается ко мне и успокаивается. Отходит на несколько шагов от Димы, а я замечаю, как ему тяжело. В его глазах горит ненависть, но направлена она явно не на Диму. Он как будто вообще забывает о его существовании, но нервничает и злиться.

— Глеб, — я аккуратно трогаю его за руку, — идём проводишь нас с Кирюшей, пожалуйста.

Он послушно идёт со мной рядом и оглядывается назад только для того, чтобы убедиться, что Дима не идет за нами. Он не идет, но что-то выкрикивает, впрочем, мне совершенно не важно, что именно он говорит. Мне это совершенно неинтересно, потому что единственное, что меня волнует — Давид и его поступки.

— О чем он говорил? — интересуется Глеб по пути домой.

— В каком смысле? — переспрашиваю, делая вид, что совершенно не понимаю, о чем он.


— Он сказал, что ты у отца не единственная, — серьезно произносит он. — О чем он?

— Глеб, я не думаю, что…

— О чем он? — настойчивее повторяет Глеб.

— Мне пришло сообщение с фотографиями, на которых твой отец с другой женщиной, — объясняю ему. — Глеб, я бы не хотела, чтобы ты говорил об этом отцу, после работы я сама с ним поговорю.

— Я и не собирался, — парень пожимает плечами. — Я уверен, у него есть объяснение, потому что ни разу за то время, что мы с ним живем, он не приводил в дом женщину. И уж тем более не женился на ней, — Глеб улыбается.

— У нас не было выхода, — напоминаю ему. — Скандал с журналистами не дал нам выбора.

— Мила, — Глеб поворачивается ко мне и начинает шагать задом наперед. — Я не помню, чтобы отца когда-либо волновали скандалы. Ты слишком мало его знаешь, чтобы думать иначе, но подобный скандал не первый в его практике. После последнего его состояние утроилось, — Глеб улыбается. — Отец ни разу не решал жениться, чтобы всё замять.

Глеб разворачивается и идет, как обычно, а я толкаю впереди коляску и пытаюсь осознать то, что только что услышала. Он ведь не серьезно, правда? Неужели у Глеба и раньше были такие скандалы, но он никак не решал их? Тогда почему со мной все произошло по-другому?

Мы приходим домой через полчаса. Глеб что-то печатает в телефоне и едва мы заходим в холл, разувается и идет в свою комнату. Я же иду переодевать и кормить Кирюшу. Малыш проголодался, поэтому сразу же набрасывается на грудь и с жадностью сосет, причмокивая. Пока сын ест, я думаю о том, как начну разговор с Давидом. О чем говорить? Что спрашивать? Или просто попросить объяснений?

Я не знаю и не могу ничего придумать, поэтому едва Кирюша засыпает, я укладываю его в кроватку и иду готовить ужин.

— Мила, — Глеб появляется на кухне через полчаса. — Ты говорила с Мариной?

— Да, — я вздыхаю. — Даже адрес ей послала, но с тех пор она так и не перезвонила.

— Упрямая, — с усмешкой произносит Глеб. — Послушай, я уйду, чтобы вы могли нормально поговорить с отцом, но ты это… не делай поспешных выводов, ладно? Если бы я знал или хотя бы подозревал, что отец тебя не любит… — он замолкает. — Я бы ни за что ее не отпустил.

Мне кажется, что последнее он произносит с грустью и болью в голосе. Я не успеваю ничего ответить ему, потому что он уходит и громко хлопает дверью. Я тоже мало верю в то, что Давид способен на измену хотя бы потому, что он знает об отношениях Марины и Глеба. Точнее, о жертвах, на которые они вынуждены были пойти. Я слабо верю в то, что он бы не сказал мне или хотя бы не поговорил, пытаясь объяснить ситуацию.

Именно поэтому я готовлю ужин, а вечером, когда Давид возвращается с работы и мы садимся за стол, я не устраиваю истерик, не кричу, а просто молча достаю телефон, включаю ту самую фотографию, что впечатлила меня сильнее всего, и кладу айфон перед ним так, чтобы он увидел ее.


Глава 39

Давид

Жена ставит передо мной телефон с фотографией, которую явно сделали вчера, а я не знаю, как это объяснить ей. Понимаю, что это глупое стечение обстоятельств, но не уверен, что Мила поверит мне и простит за то, что я не рассказал ей об этом вчера. Она молчит, а я попросту не знаю, как объяснить ей всё.