Дарья Плещеева - Береговая стража

Очень скоро Лиза и Санька были у Васильевых. Катерина Петровна приняла их по-свойски, в простом домашнем наряде.

Масленица завершалась, прислуга уже убирала некоторые комнаты на постный лад, накидывала на кресла, стулья и канапе чехлы из какой-то бурой материи, прибирала статуэтки и вазы.

– Сейчас велю подать угощение, – сказала она. – Что за Масленица, коли на столе ничего нет? Не обессудь, Лизанька, у нас суматоха – Марфинька что-то захворала. Может, несвежее съела – хотя откуда у нас быть несвежему? От нее там Федосья Федоровна не отходит.

– Так ведь есть кому ее травками отпоить, – успокоила Лиза. – Я тебя знаю, ты травы пудами запасаешь. Пусть все же спустится к гостям. Я ей вон батиста пять аршин привезла, в пост хоть вышиваньем развлечется. Косыночку новую себе вышьет к Пасхе.

– У сестры тоже неприятность, – Катерина Петровна вздохнула. – Она ко мне присылала узнать, не у нас ли Оре-стушкин Акимка. Он за нашей Варей увивался, и мы с Машей уговорились их на Красную горку повенчать, и Варя бы к Маше перешла, а Маша бы мне свою Дуньку отдала. Знаешь Дуньку?

– Знаю, промен выгодный, мастерица она тонкое белье стирать. Мы не такие богачи, чтобы отправлять возы с рубашками и скатертями на стирку в Голландию. Тут могу тебя поздравить, мой друг, – ответила Лиза. – А когда ты Дуньку заполучишь, я к тебе девчонку пришлю, Танюшку, пусть бы ее Дунька выучила.

– Ежели у Танюшки к этому ремеслу способности. Сама знаешь – при стирке кружева чутье нужно, и при сушке – ловкость. Чуть что не так – прощай блонды!

– Это уж точно! И что Акимка? Нашелся?

– Варю расспросили – божится, что не знает, где жених, и куда бы мог податься – понятия не имеет. Мы уж забеспокоились – не стряслось ли беды.

– Может, его Орест услал по делу?

– Орестушка сам сильно тревожится. Никаких поручений он Акимке не давал. Когда этот бездельник из дому вышел – никто не знает, не заметили.

Лиза безмолвно порадовалась ловкости Матвеича.

– Варя, подымись к барышне, скажи – Лиза приехала, – велела Катерина Петровна. – Да господина Морозова с собой привезла.

Горничная Варя поклонилась и ушла. Санька смотрел вслед – вот сейчас из тех дверей, где скрылась девушка, появится Марфинька! Но Варя вернулась одна, сильно встревоженная.

– Матушка-барыня…

– Что тебе?

– Барышне куда как плохо…

– Плохо? – Катерина Петровна взялась за сердце.

– Федосья Федоровна твердят – за доктором-немцем посылать надо!

– Что толку в этих немцах! – вдруг вспылила Лиза. – К нам один ходил, так у него от всех бед было главное средство – клистир! Давай-ка ее травками отпаивать. Это надежнее! Позови Кузьминишну, вели ей тут же за дело браться!

– Я к Марфиньке, – Катерина Петровна поспешила к дверям. – Ты, Лиза, жди тут!

– Конечно. Будем ждать! Никуда не уйдем! Я тебя не брошу! – пообещала Лиза.

Несколько минут они с Санькой молчали.

– Мало ли что, – сказала Лиза. – Вечно у Васильевых из чепухи суматоху разведут. Может, и всего-то надо в нужнике полчаса просидеть.

Саньку немного смутили эти слова – он полагал, что знатные особы должны выражаться как-то иначе.

Не менее двух часов сидели они, ожидая Катерину Петровну и Марфиньку. Лиза развлекала Саньку великолепными замыслами – как сложится его с Марфинькой роман, и какими путями удастся довести девушку до венца.

По Лизиному рассуждению, ждать оставалось немного – но вдруг в гостиной васильевского дома появился человек, совершенно Лизе там не нужный.

Это был Красовецкий, модно причесанный, даже подрумяненный, сверкающий алмазными пуговицами и с корзинкой в руке. Запахло земляникой.

– Хворает? – переспросил он, узнав новость. – И никак травками отпоить не могут? Там лестница, что ли?

Невзирая на возмущенные заявления Лизы о неприличии такого вторжения, Красовецкий поспешил в девичью спаленку. Вернулся он пять минут спустя, очень сердитый.

– Беда, сударыня! Я еду за своим доктором, сейчас же доставлю. По дороге загляну к частному приставу.

– К приставу-то зачем? – удивилась Лиза. – Вот тоже выдумали…

– Перечить мне будете? Вот уж не советую!

Красовецкий быстро вышел.

– Совсем старый дурак умом повредился, – сказала недовольная Лиза. – Ну, коли у него лишние деньги есть – чего ж их немцу не платить? И полицию приплел…

Санька смотрел на заветную дверь и ждал, что вот сейчас все образуется. Ждал, ждал, даже молиться начал. Но никто оттуда не спускался, только слышались голоса домашних женщин. Лиза же листала модный журнал, и ее спокойное лицо немного пугало Саньку. Он даже вздумал сбежать – но было уже некуда…

Дансерка Анюта Платова была в совершеннейшей панике. У всех добрых людей – широкая Масленица, у нее – панихида заупокойная. И дело ведь даже не в Саньке Румянцеве, из-за которого столько шума, дело в откупщике Красовецком – вся эта шумиха дала ему отменный повод расстаться с танцовщицей по ее вине. А юную невесту он, надо полагать, уже давно присмотрел.

Если бы он желал сохранить Анюту – дал бы пару оплеух, потребовал прекращения всех шалостей, и делу конец. А не пожелал – и она горько каялась в своей ошибке. Не нужно было связываться с юным болваном, возомнив себя великой умницей! Только дура может считать старого опытного откупщика, который кого хочешь вокруг пальца обведет, глупцом! А все подружки виноваты, думала в отчаянии Анюта! Каждая хвасталась, как ловко наставляет своему старикашке или брюхану ветвистые рога! Вот и возникло ощущение, будто это можно проделывать безнаказанно. А теперь как быть? Во-первых, нужно успокоиться, собраться с силами. Во-вторых, выведать, как продвигается сватовство Красовецкого. Откупщик стар – может, у девушкиной матери хватит ума ему отказать?

После обязательного урока и короткой репетиции Анюта не смогла упросить Малашу бежать вместе с ней в Итальянскую. У той праздник – заболела, объевшись блинов, Анисья Буревая, которая в паре с Бесом плясала обыкновенно русскую.

Анисья прекрасно знала, что Масленица – не для танцовщиц, что именно теперь, когда и в Большом Каменном, и в Эрмитажном театре представления, да еще государыня зовет к себе на приемы плясунов, да в богатых домах концерты, лучше бы поголодать. Такая Масленица для умной фигурантки – кошелек с деньгами. Но Анисью зазвала кума, стала поить, давала закусывать, да еще рядом сидел Семен-питух. Так Семену-то что, он и ведро выпьет, а потом спляшет, держа спинку ровно. А бедная Анисья наутро маялась и головой, и животом.

В пару Бесу тут же дали Малашу, и им нужно было срочно пройти несколько раз пляску, пусть даже не под скрипку, а под счет. А Малаша только о том и мечтала, чтобы вместе с Васькой танцевать. Глядишь, и до чего путного дотанцуются.

Анюта пошла к дому Васильевых одна. Они с Малашей уже успели свести знакомство с горничной Варей, и вот теперь можно навестить ее не с пустыми руками, а с гостинцем. Анюта приготовила горшочек хорошего меда – к блинам. Увязав его в платок, она подошла к самому дому и остановилась, собираясь с духом.

К крыльцу подкатили санки, в которых сидела разряженная в пух и прах дородная баба лет шестидесяти, с насурмленными глазами и покупным румянцем.

– Стой, стой! – кричала она кучеру. – Все горшки переколотишь, дурак! Ступай, крикни, чтобы людей прислали! Я вожжи подержу! Скажи – жених варенье прислал!

Анюта ахнула – уж и жених?

Началась суета, прибежали дворовые девки, стали разгружать сани. Оказалось – баба сидит по колено в горшках, а всего их четыре десятка. Швейцар держал двери распахнутыми, девки вносили горшки, и Анюта отважно проскочила вместе с ними. Но отыскать Варю ей не удалось – зато она налетела на Катерину Петровну, принимавшую малиновое варенье и считавшую горшки.

– Ты кто такова? – строго спросила она Анюту. – Что тебе надо?

Дансерка для этой вылазки оделась просто, и немудрено, что хозяйка дома не узнала в ней красавицы, столько раз виданной на сцене.

– Я домом ошиблась, – сказала Анюта.

– Ну так и ступай. Чего тебе, Матрена? – тут Катерина Петровна повернулась к девке, ответила на ее вопрос о скатерти и салфетках, а потом и вовсе забыла про гостью с узелком. Но память заработала, засуетилась, и Катерина Петровна, уже не видя гостьи перед собой, извлекла ее лицо из каких-то смутных воспоминаний. И она ощутила, что есть в этом лице и этих воспоминаниях какое-то несовпадение, а какое – сходу не уловить. Однако оно мучило Катерину Петровну до той минуты, когда Красовецкий привез Марфиньку с кузинами, и одновременно прибыли еще званные на блины гости. Тогда уж стало не до Анюты.

Дансерка сперва спряталась за дверью, потом все же нашла Варю и услышала то, чего так боялась: откупщик еще никем не объявлен, но ведет себя, как доподлинный жених. Повез Марфиньку на гулянье, а привезет – тут им будут блины и хороший ужин. Анюта пришла в такое смятение, что даже не вручила гостинец – так с ним и ушла.

Радостная Варя даже не заметила, что гостья без подарка. Васильевская дворня очень хотела этой свадьбы: ждали богатых подарков и от невесты, и от щедрого жениха, предвидели отменно накрытый стол в людской и обновы. А бедная Анюта понимала одно: все рухнуло, все рухнуло…

Она конечно же не любила Красовецкого, но как без него содержать дом и жить – понятия не имела. И, зная своего покровителя, предполагала, что платьев и шуб он отнимать не станет, но за драгоценностями непременно кого-то пришлет. Нужно было их спасать, пока не поздно.

Дансерка еще прошлась вдоль Итальянской и увидела-таки то, что было ей неприятно: как подкатил роскошный экипаж откупщика и как беглый покровитель вывел оттуда очаровательную молоденькую девушку и даже оказался столь любезен, что подал руку ее пожилой компаньонке.

Затосковав, Анюта поспешила в театр. Будь ты хоть в трауре, а спектакля из-за тебя отменять не станут.