— Мама, а как же папа? Я не ожидала, что на этот раз он так быстро вернется домой. Он, конечно, разрешает мне ходить в Россмори, чтобы читать Роберту письма, но что он скажет, если я не приду домой ночевать?

Улыбнувшись, Мэри нежно погладила девушку по щеке:

— Не беспокойся об этом, детка. Договориться с отцом предоставь мне.

Глава 13

Едва утреннее небо осветилось первыми лучами солнца, Катриона выскользнула из дома и направилась к ручью. Она шла босиком; несмотря на то что стояло лето, было еще так холодно, что дыхание ее превращалось в пар. Ее ступни просто заледенели, и она лишь ежилась, представляя, какой холодной будет вода в ручье.

Нырнув под ветку, девушка оказалась на лесной поляне. Сегодня ночью она поведет Роберта к озеру и с помощью белого вереска постарается вернуть ему зрение. Она почти не спала, но не чувствовала усталости, потому что всю ночь напролет думала лишь о том, что скажет Роберт, увидев ее. Вдруг она не понравится ему? Вдруг он решит, что она некрасива? Понимает ли он, какая пропасть разделяет их? А обретя зрение вновь и не нуждаясь более в ее услугах, не захочет ли он расстаться с ней?

Усевшись на поросшую мхом скалу, девушка разложила рядом одежду и принесенные с собой чулки с башмаками. Ветра не было; густой лес, окружавший ее, казалось, готов при необходимости встать на защиту девушки, загородив ее своими зелеными ветвями. Над ее головой высоко в небе заливался жаворонок, а чуть поодаль сквозь кусты и заросли вереска осторожно пробирались два оленя.

Катрионе нравилось бывать здесь. В одном месте, где ручей делал поворот, была небольшая заводь с чистой и прозрачной водой. Летом девушка предпочитала плескаться здесь, а не в задней комнате их домика, где ей приходилось мыться, втиснувшись в маленькое корыто, в котором колени упирались в подбородок.

Стянув с себя сорочку, она подошла к ручью и одной ногой ступила в воду. От холода у нее перехватило дыхание, но, глубоко вздохнув, Катриона шагнула в воду и другой ногой, а затем нырнула. Ощущение было удивительным — она испытывала одновременно страх и восторг. Вынырнув на мгновение, Катриона глотнула воздуха и снова погрузилась в ледяное блаженство.

Когда девушка в следующий раз подняла голову из воды, ей было уже не так холодно. Медленно доплыв до берега, Катриона взяла кусок мыла и принялась тереть им покрытые мурашками руки. Аромат мыла смешивался с ароматами летнего утра и бодрящего ветерка. Сквозь кроны деревьев пробились первые лучи солнца, и сразу же солнечные зайчики заиграли на поверхности воды.

Намылив волосы, Катриона опустила голову в воду, чтобы смыть пену. Когда она выпрямилась, за ее спиной в лесу раздался какой-то странный стук. С перепугу девушка прыгнула в воду, лишь голова ее виднелась на поверхности. Она стала тревожно всматриваться в темный лесной мрак. Вот мимо пробежал олень, но больше, казалось, ничто не нарушало утреннего покоя. Девушке даже подумалось, что по утрам в лесу не бывает так тихо, потому что со всех сторон доносится птичий гомон. Интересно, почему же в этот день в лесу стояла такая тишина?

Катриона ждала. Вскоре она услыхала пение дроздов. Успокоившись немного, девушка торопливо смыла остатки пены с волос и направилась к берегу, где лежало припасенное ею полотенце. Она бы предпочла подольше поплескаться в воде, но тревожное чувство не оставляло ее, поэтому Катриона решила вернуться домой.

А неподалеку, спрятавшись за старым дубом, Иен Александер наблюдал за тем, как девушка вытирается после купания. От волнения юноша почти не дышал — так прекрасно было ее тело в свете розового утра.

Да, ему казалось, что Катриона похожа на ангела.

Он подглядывал за ней с того мгновения, когда девушка опустила голову в воду, чтобы сполоснуть намыленные волосы. Иен как зачарованный любовался ее нежной грудью с розовыми сосками. Даже вспоминая об этом восхитительном зрелище спустя несколько минут, он чувствовал небывалое возбуждение.

Иену всегда нравилась Катриона — она была более деликатного сложения, чем ее сестра Мерид или другие шотландские девушки. Но ему и в голову не приходило подумать о том, что скрывается под ее платьями и рубашками; не замечал он и ее белой кожи, каштановых волос. Внезапно ему захотелось намотать на руку ее длинные локоны и потянуть девушку к себе. А потом заглянуть в голубую бездну ее глаз, зная, что она принадлежит только ему.

Замерев, Иен любовался совершенством Катрионы, пока она вытирала волосы полотенцем. Он едва сдерживался, чтобы не подойти к ней и не сжать ее в своих объятиях.

Тут девушка повернулась к нему спиной — ее длинные волосы закрывали всю спину, доходя до бедер. Желание с такой силой пронзило Иена, что он едва не кричал от боли.

У него еще не было женщины, он не знал, каково это — гладить нежную кожу в тех местах, которые обычно бывают скрыты одеждой. Впрочем, однажды он видел, как мужчина с женщиной занимаются любовью. Дело было в небольшой гостинице, где они с Энгусом остановились на ночлег во время одной из очередных поездок на побережье. Перепутав двери, Иен случайно забрел в чужую комнату, но парочка, сгоравшая от страсти на широкой постели, даже не заметила его. Тогда Иен ничего не ощутил, во всяком случае, ему не захотелось обнимать ту женщину. Она была грубой и грязной. Но Катриона — совсем иная, она чиста и невинна. Иену показалось, что он всегда знал, до чего она прекрасна — его красавица, его принцесса. Ее красота божественна, восхитительна.

Юноша понимал, что Катриона относится к нему как к брату, не более. Уж во всяком случае, ей бы и в голову не пришло стать его любовницей. Но если он сумеет овладеть ею, то она поймет, какое наслаждение он сумеет подарить ей, когда в будущем они лягут на супружеское ложе. Иен был даже рад, что у него не было женщин, потому что он не тратил свое семя на этих продажных тварей, на этих шлюх! Он всего себя отдаст единственной, чистой и нетронутой женщине. И ею может быть только Катриона.

Иен Александер наблюдал за ней до тех пор, пока девушка не оделась и не направилась домой. Зажмурив глаза, он подумал о том времени, когда она станет принадлежать ему. Он получит ее, добьется ее руки, несмотря ни на что, потому что ему это обещали.

Когда Катриона ушла, Иен медленно подошел к ручью — к тому месту, где купалась девушка. Подумать только, ее здесь уже не было, а на поверхности воды все еще плавали клочья белой пены, смытые с ее локонов.

И тут он заметил в траве что-то белое. Наклонившись, Иен поднял с земли шерстяной чулок, который Катриона второпях обронила. Рядом валялось ее влажное полотенце. Взяв о его в руки, Иен с трепетом поднес полотенце, которое совсем недавно прикасалось к ней, к своим губам. Закрыв глаза, он представил себе, как они занимаются любовью на берегу ручья, в этом самом месте. Катриона исступленно выкрикивает его имя, а он снова и снова дарит ей наслаждение… А потом перед его внутренним взором встала другая картина — Катриона обнаженная лежит на берегу ручья, но живот у нее уже не плоский, как сейчас. Нет, в нем растет ребенок. Его ребенок. У них будет много детей, наверное, целая дюжина, потому что он никогда не устанет дарить ей свои ласки…

Лоб Йена заливало потом, когда он снова открыл глаза. В лесу стояла тишина, нарушаемая лишь пением птиц. Вокруг царил покои, но в теле молодого человека разразилась настоящая буря, горячее, животное желание охватило его. И, прижав к восставшей плоти белый чулочек Катрионы, Йен удовлетворил желание единственным известным ему способом.

Поднявшись на последний холм перед Россмори, Катриона взглянула на ночное небо. Полная луна плыла в своем голубоватом сиянии в окружении тысяч мерцающих звезд. Легкий ветерок, наполненный благоуханием полевых цветов, обдувал лицо девушки. Ночь была великолепной. И необычной. В такую ночь и должно вершиться волшебство.

В кармане она держала завернутый в тряпицу высохший белый вереск. Сердце девушки бешено стучало у нее в груди, ей даже думать было страшно о том времени, когда к Роберту вернется зрение.

На Катрионе было новое платье, над которым, дошивая его, Мерид просидела весь день. Распущенные волосы дочери Мэри повязала небесно-голубой лентой.

Когда она вошла в библиотеку, Роберт сидел за столом, поднеся к глазам какую-то статуэтку.

— Роберт! — позвала она.

Герцог поспешно вскочил, уронив статуэтку на пол. Та раскололась.

— О Господи! — вырвалось у Катрионы. Подойдя ближе, она собрала с пола осколки. — Боюсь, статуэтку уже не склеить, — заметила она.

— Ну и ладно, — проговорил Роберт. — Форбс уберет осколки — он уже привык собирать с пола… плоды моей неловкости. — Роберт усмехнулся. — Кстати, я ждал тебя раньше. Но ты не пришла. — В его голосе слышалось недовольство.

Катриона посмотрела на него.

— Я и хотела прийти раньше, — объяснила она, — но у меня были неотложные домашние дела. Я и не заметила, как пролетело время.

Дома у нее и в самом деле было дело — она ждала возвращения отца, отправившегося на поиски полковника. Энгус ушел из дома совсем рано, но так и не вернулся до темноты. Девушка вообще не хотела уходить, но Мэри убедила ее не волноваться, добавив при этом, что полковник лишь усмехнется, узнав, сколько беспокойства он ей доставил. Катриона молила Господа, чтобы мать была права.

— Знаешь, я вспомнила, какое местечко твой отец описывал следующим. Он ездил туда ночью. Вот я и решила, что мы тоже должны поехать туда в темноте, чтобы пережить то же, что и он, — проговорила девушка.

Катрионе не хотелось лгать Роберту, но лишь так она могла заманить его ночью к лесному озеру. Девушка все еще не придумала, как уговорить его войти в воду вслед за ней. Впрочем, она успокаивала себя тем, что делает это и лжет лишь для того, чтобы Роберт прозрел. Сунув руку в карман, девушка нащупала сверток с цветком белого вереска. «Скоро, — сказала она себе, — скоро все переменится».