Эльвира Барякина - Белый Шанхай

Мистер Уайер сидел надвинув шляпу на глаза – может, дремал, может, притворялся. Ада не была уверена, но ей показалось, что шофер как-то недобро смотрел на нее в зеркальце заднего вида. Проклятая близорукость – ничего толком не разберешь!

На всякий случай она нащупала в сумке мамины маникюрные ножницы. Бэтти рассказывала, что однажды ее изнасиловали пятеро мужчин. Поймали на улице и затащили в сарай. С тех пор Ада носила с собой «оружие».

Дом – огромный, розовый, как сливочный торт из детства. Вокруг стриженые кипарисы в виде лошадок и оленей. Дверь – как крепостные ворота, а внутри – добро, добро… В каждом углу – статуи, на стенах – картины, на полу – мозаики.

Ада, прикусив губу, следовала за мистером Уайером по мягким коврам. За что людям такое богатство?

Из дальней комнаты доносились звуки мандолины.

– Дорогая, я дома! – заревел мистер Уайер.

Мелодия прервалась.

– Почему ты не в конторе?

– Я привел тебе подарок.

Мистер Уайер схватил Аду за локоть и втащил в налитую солнцем комнату. Все стены были увешаны акварелями – явно любительскими, но очень недурными. На диване лежала молодая черноволосая женщина изумительной красоты. Мама называла такие лица «яблоневый цвет» – что-то нежное, бело-розовое…

Миссис Уайер отложила в сторону мандолину:

– Это кто?

– Гувернантка для Бриттани.

Брови красавицы поднялись.

– Да? Хорошо, ты ее выбрал без меня – тебе и карты в руки. Бриттани, иди сюда, детка! Вот тебе новая девушка… Как вас зовут?

– Ада.

– Иди поиграй с мисс Адой.

Из-под дивана показалось пухлое личико ребенка: черные, как у матери, волосы, а лицо – вылитый папаша.

– А мисс Ада не будет драться?

– Если будет, уволь ее к чертям, – сказала миссис Уайер и снова взялась за мандолину. – Роберт, ты слышал? Даниэль вернулся из плена – живой и невредимый, если не считать солнечного ожога. А остальных пленников не отпустили. Моя сестрица примчалась из Кантона, решила в честь Даниэля банкет устроить.

– Так Эдна взяла интервью у доктора Сунь Ятсена? – перебил мистер Уайер.

Жена не ответила на его вопрос.

– Я была сегодня у Бернаров: Даниэль выглядит так, будто его наждачной бумагой начистили.

В этой семейке не слушали друг друга.

Бриттани дернула Аду за рукав:

– Пошли, я тебе кое-что покажу!

За целый день родители ни разу не зашли в детскую. Иногда из дальних комнат доносился звук мандолины или патефона. Бриттани прикладывала палец к губам:

– Тихо! У мамочки вдохновение.

Тут же забывала обо всем и вновь начинала прыгать по диванам, громыхать дверцами шкафов и петь.

Под конец дня Ада валилась с ног: Бриттани ни на секунду не могла угомониться. Даже за ужином (куриное филе с розмарином, запеченная спаржа и вишневый компот) она требовала рисовать тигра из «Книги джунглей» и сердилась, что у Ады Шерхан походил на уличного кота.

– Теперь играем в Белоснежку! – крикнула Бриттани, вскакивая из-за стола. – Ты будешь злой мачехой. Вели мне прясть!

Ада растерянно моргала:

– Что прясть?

– Ну как ты не понимаешь?! Ты должна понимать! Ты должна! Должна!

Слезы, крик… У Ады душа ушла в пятки: «Сейчас мать прибежит и выгонит меня».

– Надо перематывать нитки с катушки на карандаш! – всхлипывая, объяснила Бриттани. – Ты что, не знаешь?

Ада отправилась искать катушку, а когда вернулась, девчонка уже передумала играть.

– Смотри, что у меня есть – сережка! Это мамина. Давай ее спрячем, а когда мама будет искать, скажем ей: «Пять долларов!»

Ада была готова убить ее.

В детскую вошла няня – странная женщина в европейском платье и с забинтованными ногами-копытцами:

– Мисс Бриттани, пора спать.

– Не хочу, не хочу, не хочу!

– Шлепка дам, – пообещала няня.

Ада остолбенела: так разговаривать с господскими детьми?! Но Бриттани ничуть не оскорбилась.

– Я тебя очень-очень люблю! – закричала она и кинулась обнимать няньку. – Ты видела мою новую мисс Аду? Я ее уже замучила.

Нянька мягко улыбнулась:

– Меня зовут Хобу.

От нее сильно пахло табаком, но она была аккуратной, маленькой и ладной, как китайская куколка-сувенир. Возраст не определить – то ли тридцать лет, то ли сорок.

– Вы, мисс Ада, не стесняйтесь: если надо – накажите ее, – сказала Хобу.

– А то я на голову сяду! – радостно подтвердила девчонка.

Нянька поцеловала ее:

– Идите, мисс Ада, к хозяйке: она вас зовет. А мою птичку я сама спатеньки уложу.

Миссис Уайер – Лиззи, как она велела себя называть, – подробно расспросила Аду, кто она и откуда.

– У меня три главных правила, – сказала она. – Первое: вы все дезинфицируете. В Шанхае дикая антисанитария. Средняя продолжительность жизни китайца – двадцать семь лет. То же самое было в Европе в Средние века. Второе: каждый день вы будете отводить Бриттани в парк. Моя дочь – непростой ребенок, и ей надо перебеситься. И третье: вы будете ее учить. Она до сих пор не знает букв. Ее папаша думает, что у нее плохая память. Ничего подобного! Стоит ему чертыхнуться, и она все за ним повторяет. К школе она должна уметь читать, писать и считать.

Лиззи не потребовала рекомендательных писем. Ее не интересовало, работала ли Ада учительницей, знает ли, как обращаться с детьми.

– Можете быть свободной, – сказала Лиззи. – Жалованье будете получать раз в неделю у меня.

Ада добралась до дома. Она не спала предыдущую ночь, и сейчас ей опять нужно было собираться в «Гавану». Клима с батюшкой не было, на столе осталась грязная посуда.

«Вот свиньи!» – подумала Ада. Тарелки мыть не стала: пускай все засохнет – сами будут отскребать.

По пятницам американские морпехи – сама щедрость: у них получка. Высадившись на берег, они растекались по кабакам, угощали выпивкой, давали чаевые, танцевальные билеты скупали пачками. Но при этом были уверены: за деньги девушки готовы на все. Ага, как же!

Американские матросы, а уж тем более солдаты-«пельмешки» – классом пониже. Они никогда не кричали: «Все пьют за мой счет!» С ними можно было работать только по четвергам, когда морпехи сидели на кораблях.

Британцы все скупые, французы, говорят, поголовно имеют «болезни любви». Их недавно перевели из Тонкина,[26] а там сифилис и гонорея чуть ли не у каждой второй проститутки.

По мнению Бэтти, самыми шикарными «ящерами» были итальянцы.

– У них недавно к власти Муссолини пришел, – сказала она Аде. – Дуче не скупится на военных – у них и форма, и вид. А лучше всех – офицеры в этих шапочках набекрень.

Всезнающий Марио сообщил Аде, что раньше Бэтти служила буфетчицей на мексиканском пароходе, но ее выгнали за приставание к пассажирам. Сойдя на берег, она сразу пошла искать самый богатый публичный дом. Явилась к Марте, грохнула чемоданом об пол: «Я буду лучшей девушкой в вашем заведении. Где моя ванная?»

Марта посмеялась и отправила ее учиться к китаянкам. Сказала, что не собирается вкладываться в нее до тех пор, пока Бэтти не докажет, что она может продавать себя. Та обиделась и в первый же день буквально разорила двух голландских коммерсантов.

Гибкая, веселая, драчливая, умеющая задирать ноги выше головы, Бэтти была королевой всей Киансе-роуд.

– Моя маменька – прачка при монастыре, а отец – возчик, – говорила она. – Все сестры и братья – прачки и возчики. А я, глянь-ка, коньяк из чашек пью. Фарфор тонюсенький – сломать страшно. Верно, меня все-таки подкинули.

Бэтти сдружилась с Адой, потому что та пересказывала ей вычитанные в книгах истории великих куртизанок.

– Вот видишь, видишь! – хохотала она. – Я тоже найду себе итальянского «ящера».

Итальянцы подтягивались ближе к полуночи, и, если дело происходило в пятницу, обстановка в «Гаване» становилась взрывоопасной. Американцы бросали на итальянских моряков дикие взгляды и бормотали под нос ругательства. Те, правда, не отвечали: по-английски из них никто не понимал.

Аду подцепил бледный, заикающийся паренек – мял ее руку, заглядывал в глаза. Слава богу, танцевать он не умел и потому больше сидел за столом и что-то объяснял другим «огурцам» – то ли по-датски, то ли по-шведски.

В середине зала Бэтти танцевала наимоднейший, только что появившийся в Шанхае танец чарльстон. Итальянский офицер крутил ее, длинная бисерная бахрома на платье разлеталась словно брызги. Сегодня Бэтти была темная, как негритянка, – перед работой два часа пролежала в ванне с йодом. Глаза у нее были подведены «по-египетски».

Ада медленно цедила виски с содовой (чтобы выпить как можно меньше) и все поглядывала на американского капрала, развалившегося за соседним столиком. Он выбрал Бэтти в начале вечера, но, когда пришли итальянцы, она упорхнула к ним. Капрал был пьян, курил одну папиросу за другой и, если кто-нибудь обращался к нему, огрызался, как старый бульдог. Морпехи хохотали: верно, дразнили его из-за Бэтти.

«Надо сказать управляющему, пусть охрана выпроводит его», – думала Ада.

Сон слетел с нее, она сидела на краешке стула и всем сердцем желала, чтобы капрал куда-нибудь делся. Она чуяла беду.

Официант пытался пройти между столами и нечаянно задел его локтем. Капрал вскочил, схватил беднягу за грудки и что есть силы толкнул к итальянцу. Девки завизжали, музыка оборвалась.

Итальянский офицер оставил Бэтти и от души вмазал обидчику по роже. Морпехи кинулись их разнимать. С улицы прибежали еще несколько итальянцев. Кто-то пальнул из револьвера.

Пригнувшись, Ада бросилась в задние комнаты. В гримерку уже набился десяток перепуганных девушек.

– Надо загородить дверь! – тяжело дыша, проговорила Бэтти.

Они сообща подвинули тяжелый шкап.

– Дура ты! Все из-за тебя! – крикнула Аннетт.