На свой день рождения Клим позвал неожиданно много гостей.

— Где они все разместятся? — изумилась Нина, прочитав список приглашенных.

— Можешь ни о чем не беспокоиться — я сам все устрою, — пообещал Клим.

В назначенный день в дом явились веселые девицы самых разных национальностей — от шведок до филиппинок. Клим представил их как своих подруг, и они кинулись накрывать на столы и украшать комнаты.

Нина пыталась ими руководить, но на нее никто не обращал внимание. Она чувствовала себя лишней в собственном доме.

Затрещал телефон, и Нина сама взяла трубку. Это был секретарь из Муниципального Совета:

— Вам пришли бумаги из Вашингтона. Можете приехать и забрать их.

У Нины перехватило дыхание. Несколько месяцев назад Стерлинг пообещал выяснить в Иммиграционном бюро, может ли она в виде исключения получить американское гражданство вне квот и не въезжая в США.

Ничего не сказав Климу, Нина села в автомобиль и велела шоферу ехать в Муниципальный Совет. От волнения у нее пересохли губы. Что ответили в Иммиграционном бюро? Дадут или не дадут гражданство?

У Стерлинга были посетители, и Нине пришлось долго ждать в приемной. Секретарь принес ей кофе и свежие газеты, но она ни на чем не могла сосредоточиться.

Гражданство! Тот, кто получает его при рождении, никогда не поймет, насколько это важно — быть человеком, на которого распространяются законы цивилизованного мира! Без этого чувствуешь себя беззащитной, как мышь, пойманная детьми: твоя личная ценность равна нулю, и что с тобой станется, зависит от игры, в которую будут играть ребятишки.

Наконец Стерлинг освободился.

— Ну, могу вас поздравить! — сказал он, выходя Нине навстречу. — Я написал кое-кому о ваших заслугах во время забастовки, и вопрос был решен положительно.

— Спасибо! — растроганно проговорила Нина.

— Есть только одно «но», — добавил Стерлинг. — Вы подали заявление на себя, на мужа и приемную дочь, однако, согласно Иммиграционному закону тысяча девятьсот двадцать четвертого года, лица китайского происхождения не имеют права на получение гражданства. Так что если вы с Климом захотите перебраться в Америку, вы не сможете взять свою китаяночку. Я сейчас еду ужинать в «Астор-Хаус» — составите мне компанию?

— Да, конечно… — отозвалась Нина.

Всю дорогу она старательно улыбалась, но на душе у нее было мерзко, будто она стала свидетелем наглого грабежа. Кому будет легче от того, что Китти останется без документов?

На Нину вдруг нахлынул приступ ненависти к Стерлингу: он даже не посочувствовал ей, как будто речь шла о болонке! Впрочем, Нина была уверена, что он и к ней относится без особого трепета. Она была нужна Стерлингу лишь для отвода глаз: по Шанхаю ходили слухи о его гомосексуальных наклонностях, и ему приходилось доказывать, что с ним «все в порядке». Нина подходила для этого как нельзя лучше: после истории с Даниэлем Бернаром у нее была репутация роковой женщины, но при этом она не требовала от Стерлинга любви и не лезла в его личную жизнь.

За ужином он болтал об американском футболе, Нина привычно поддакивала и косилась по сторонам. В ресторан «Астор-Хауса» стали захаживать разбогатевшие соотечественники: за соседним столиком сидела шумная компания агентов по недвижимости, а в другом конце зала чествовали русскую балерину.

Нина не ощущала никакой связи с этими людьми: они были от нее так же далеки, как и все остальные посетители ресторана. Как могло получиться, что она растеряла своих, но не прибилась ни к кому другому?

Сгустились сумерки, и Клим, верно, уже вовсю отмечал день рождения. Сегодняшний праздник был для него важен как символ успеха: десять лет назад, в Аргентине, Клим жил многотрудной, яркой и насыщенной жизнью любимца публики, и теперь он сумел вернуть все на круги своя. А Нина не только не поздравила его, но и уехала, сознательно желая уязвить.

Они докатились до того, что стали ежедневно доказывать друг другу: «Ты не имеешь власти надо мной и никогда не сможешь ранить меня, потому что мне нет до тебя никакого дела». Разумеется, это было не так, и маховик взаимной ненависти раскручивался все больше и больше. В конце концов они вообще перестали стесняться в средствах.

Нине оставалось только ужасаться: «Боже мой, что мы делаем?! Ведь назад пути не будет!»

Она распрощалась со Стерлингом и села в поджидавший ее автомобиль.

«Надо все-таки извиниться перед Климом и сказать, что я ездила за американскими документами, — решила Нина. — А насчет Китти мы что-нибудь придумаем: в любом законодательстве есть потайные лазейки».

3

Когда она вернулась домой, праздник был в самом разгаре. На веранде играл оркестр и кружили пары; веселые гости то и дело провозглашали тосты за здоровье Клима, но его самого нигде не было видно.

К Нине подскочил раскрасневшийся Дон Фернандо.

— Мадам танцует? — заорал он, пытаясь ее обнять.

Она вырвалась из его рук:

— Отстаньте от меня!

— Ну, как хотите. Встретите супруга, передайте, что я его обожаю!

Дон Фернандо схватил со стола бокал с шампанским, выпил залпом и побежал танцевать с какой-то барышней.

После долгих поисков и расспросов Нина обнаружила Клима за домом на скамейке, окруженной зарослями бамбука. Рядом в инвалидном кресле сидела Тамара.

Они были так увлечены разговором, что не заметили Нину, даже когда она подошла почти вплотную.

— Смысл жизни либо в творчестве, либо в заботе о ближних, — говорил Клим.

Тамара вздохнула.

— Мне и о себе-то позаботится трудно, а мое творчество вообще никому не нужно.

— Оно нужно вам — ваши собственные потребности тоже считаются! Когда человек из праха создает что-то хорошее, у него вырастают крылья: он делает этот мир лучше и становится… соавтором Бога, если хотите.

Клим и Тамара были едва знакомы, но она поверяла ему сокровенные мысли и признавалась, что вот уже несколько лет не понимает, зачем живет на свете. А он, вместо того, чтобы веселиться с гостями, участливо слушал ее.

— Приезжайте ко мне на радиостанцию, — предложил Клим. — У вас приятный голос, а на акцент не обращайте внимания — такие мелочи смущают только мистера Стерлинга и его подпевал. Радио — демократичная штука, так что нам на них плевать.

Нина невольно сжалась: под «подпевалой» Клим подразумевал ее — кого же еще? Он был готов спасать кого угодно — даже женщину, из-за которой погибла его дочь, а на долю Нины у него не оставалось ничего, кроме колкостей.

Пакет с документами выскользнул из ее пальцев и упал под скамейку.

Клим обернулся:

— Тебе чего?

Нина торопливо собрала разлетевшиеся бумаги.

— Мне… вернее, нам с тобой дали американское гражданство.

— Поздравляю! — воскликнула Тамара.

Но Клим нисколько не обрадовался.

— Надеюсь, ты благополучно доберешься до Америки. О нас с Китти можешь не беспокоиться.

Нина онемела. Для Клима лучшим подарком был ее отъезд, и он, ничуть не стесняясь, заявил об этом в присутствии Тамары.

4

Когда последние гости уехали, Нина вышла вслед за Климом на террасу, где все еще стояли накрытые столы. Он взял персик из вазы и, несколько раз подкинув его на ладони, предложил Нине:

— Хочешь подкрепиться? Впрочем, шофер мне сказал, что ты ужинала в «Астор-хаусе» — в компании мистера Стерлинга.

Нину трясло от еле сдерживаемой ярости.

— Не твое дело с кем я ужинаю! Убирайся из моего дома!

Клим положил персик на тарелку и принялся разделывать его резкими ударами ножа.

— Это не твой дом, — произнес он холодно. — Я узнал у Тамары, что все это время ты платила ей символическую плату, хотя давно не нуждаешься в деньгах. Мы договорились, что я буду вносить полную сумму.

— Ты с ума сошел?!

— Нет, дорогая моя, это ты сошла с ума. Ты не замечаешь, что постоянно используешь людей, и даже не задумываешься о том, что они чувствуют. Ты играешь с Китти только под настроение — и тебе плевать, что ребенок скучает без матери. Ты погубила Лабуду, ты не платила жалованье сотрудникам издательства — хотя могла бы заложить посуду или все это барахло, которым ты завалила дом!

Клим швырнул нож во фруктовую вазу, и тяжелая рукоятка разнесла ее вдребезги. Апельсины запрыгали по столу, сбивая на пути фужеры с недопитым вином.

— Прекрати! — вскрикнула Нина, но Клим и не думал униматься. Он перечислял ее ссоры с полковником Лазаревым и телохранителями, сомнительные сделки, дружбу с нечистоплотными клиентами и все вольные или невольные грехи.

Нина была поражена: она думала, что Клим не интересуется ее делами, но оказалось, что он следит за каждым ее шагом и подмечает любой промах.

— Знаешь, чем ты сейчас занимаешься? — зло бросила она. — Ты пытаешься доказать себе, что меня не за что любить. Ты сам устроил себе ад и населил его демонами, которых не существует в природе.

Нина вышла, хлопнув дверью, и замерла, пораженная странной мыслью:

«А я ведь никому тут не нужна. И не потому что я сделала что-то неправильное, а потому что я не такая, какой меня хотят видеть. Телохранителям досадно, что я женщина, а не мужчина; председателей комитетов злит, что я дружу со Стерлингом, а Клима возмущает, что я совершаю ошибки и веду себя как живое существо, а не как безгрешный ангел. Что я тут делаю?»

5

Клим привез Тамару на радиостанцию, до потолка заполненную фантастическими приборами. Он был здесь правителем: бойко переговаривался по-шанхайски с техниками, гонял охрану за пирожками, писал новые скетчи и бездумно, по привычке, жонглировал яблоками, принесенными секретаршей.