Краем глаза Нина увидела свое отражение в зеркале: в лице у нее не было ни кровинки. Она будто очнулась. Ладно, не так страшен черт, как его малюют… Надо успокоиться и хотя бы попытаться выяснить, что произошло.


Через полчаса Нина сидела на кухне в Доме Надежды.

— Клима вызвали в редакцию, и после этого он не возвращался, — сказала ей зареванная Ада. — А потом к нам пришли с обыском.

— Ты не говорила полицейским о нас с Китти? — спросила Нина.

Ада с возмущением посмотрела на нее:

— Нет, конечно! Я сказала, что понятия не имею, с кем Клим дружит и куда ходит после работы. Они стали наседать, а я пригрозила, что нажалуюсь на них миссис Бернар.

Нина сжала Адину руку:

— Спасибо! Если что-нибудь узнаешь о Климе, сразу сообщи мне.

В «Ежедневных новостях» ей сказали, что никакого совещания вчера не было. Старик-привратник, дежуривший прошлой ночью, тоже поклялся, что Клим не приходил в редакцию.

С тяжелым сердцем Нина вернулась домой.

— Мисси, у нас уголь кончился, — сказала вышедшая ей навстречу ама. — И люди, которые стригут газон, спрашивают, когда вы с ними рассчитаетесь.

— Позже, — бесцветно отозвалась Нина.

Она, поднялась наверх и вошла в кладовку, где лежали коробки Гу Яминя. Как теперь от них избавляться? Предложить в первый попавшийся бордель? Но ведь ее наверняка обманут или, того хуже, сдадут в полицию как торговку порнографией.

Вот и все… вот и доигрались: даже если Климу удастся спастись от Уайера, он не сможет вернуться к ней.

2

Каждый день Нина с трепетом разбирала почту в надежде получить весточку от Клима. И в то же время боялась: вдруг полицейские пришлют ей поддельное письмо, чтобы посмотреть, донесет она о нем или нет?

Беспокойство и неопределенность вконец измучили ее. Она постоянно вела воображаемые разговоры с Климом, споры с Уайером и выступления в суде, к которому ее привлекут если не за порнографию, то за что-нибудь другое. При этом во внешнем мире ничего не менялось — только сборщики платежей все чаще появлялись на крыльце ее дома.

Ама решила поговорить с Ниной:

— Когда умер мой муж, я пошла к монахам и сказала, что очень скучаю по нему. Они мне ответили, что я глупая женщина и пытаюсь изменить то, что изменить нельзя. Если муха хочет полакомиться сахаром, а окно в кухню закрыто, ей не стоит биться о стекло. Надо искать другую еду — пусть не такую сладкую, но сытную.

Нина аж вздрогнула, услышав слова «когда умер мой муж» — она и сама не раз спрашивала себя: а вдруг Клима убили? Но все-таки ама заставила ее призадуматься: с одиночеством и беспокойством за Клима действительно ничего нельзя было сделать, но Нина все-таки могла заработать денег и избавиться хотя бы от страха перед нищетой.

Просматривая газету, она увидела статью об иезуитах, которые собирали пожертвования на художественную школу для сирот. По их словам в стенах монастырского приюта выросло немало блестящих художников, чьи работы находили спрос не только в Китае, но и в Европе.

Нине пришла в голову безумная мысль: а что если предложить иезуитам коллекцию Гу Яминя? Раз они занимаются искусством, значит, у них есть связи с коллекционерами. Разумеется, монахи могли сдать Нину полицейским, но она знала, что святые отцы не особо щепетильны, когда дело касается извлечения прибыли. Они занимались всем на свете — от театральной рекламы до колбасных кишок: игровые автоматы в шанхайских барах принадлежали миссии Общества Святого Франциска Сальского; под покровительством августинцев делались фальшивые духи, а в других миссиях «перерабатывали» суммы, присланные Муссолини на пропаганду итальянского языка и католицизма — их вкладывали в недвижимость.

Нина прочитала все, что смогла достать о монастыре иезуитов, расположенном в районе Сиккавэй на границе Французской концессии. Он был основан около шестидесяти лет назад и за это время превратился в город в городе. Здесь были построены колледжи, обсерватория, музей, библиотека, общежития, больницы и несколько храмов. Особой гордостью иезуитов стали знаменитые детские приюты, куда ежемесячно приносили до четырехсот подкидышей. Смертность среди них была чудовищной, но те, кто выживал, получали образование и специальность. Мальчики плотничали и работали в подсобном хозяйстве, а девочки шили, вышивали или обучались завезенному из Европы искусству кружевниц. Жизнь там была суровой, сиротской, но это все-таки была жизнь, а не смерть. А особо одаренные дети учились в художественных мастерских — лучших во всем Китае.

Нина отправилась в Сиккавэй, как нахальная русалочка в гости к морской ведьме: «Пусть меня лишат голоса, пусть моя затея изначально глупая, но мне надо наконец встать на ноги!»

Оставив машину в тени платанов, Нина поднялась по раскаленным ступеням крыльца и постучала в двери главного монастырского корпуса. Мальчик-послушник отвел ее в кабинет отца Николя, стройного седовласого монаха в темной рясе.

— Чувствуйте себя как дома! — сказал он по-французски.

Нина скорее ощущала себя в кабинете директора гимназии: вокруг стояли шкафы с книгами и пыльными чучелами, а по углам громоздились свернутые в трубки географические карты.

Нина еще дома решила, что будет вести себя подобно бесстрастному искусствоведу, но, рассказывая отцу Николя о своем предложении, она так смутилась, что ни разу не взглянула ему в глаза.

— Мне надо посмотреть на ваши предметы, — проговорил иезуит, и Нина поспешно выложила на стол зуб мамонта с тонкой резьбой.

Отец Николя долго изучал его через лупу.

— У вас есть полная опись коллекции?

— Вот, пожалуйста!

Он не торопясь читал, и Нина с тоской ждала, когда иезуит доберется до слов «Мужской половой орган, аметист, цвет сиреневый». О, господи, сейчас будет скандал, на крики примчится вся братия, и Нину отведут в тюрьму…

Вскоре она уже готова была все бросить и бежать на край света.

— Я должен посоветоваться с братьями, — сказал отец Николя, оторвавшись от бумаг. — Это непростое дело, но если остальные предметы под стать этому, возможно, мы договоримся.

Нина сама не помнила, как вышла на улицу и села в автомобиль. Неужели все обошлось? Ей одновременно хотелось и хохотать и плакать от чувства невероятного облегчения. Кто сказал, что у нее ничего не получится? Главное — осмелиться и сделать первый шаг, а там видно будет.

3

В течение двух недель Нина жила как в угаре: что решат иезуиты?

«Даже если они согласятся дать тебе денег, ты их просто проешь, — шептал ей внутренний голос. — Ты знаешь, что тебе не преуспеть. Покупай швейную машинку и строчи простыни — именно это тебе на роду написано, как родителям».

Наконец ей позвонили из Сиккавэя:

— Мы согласны принять вашу коллекцию, — сказал отец Николя. — К сожалению, у нас нет наличных денег, чтобы расплатиться с вами, но вы можете забрать какой-нибудь товар с монастырских складов. Например, кружевные зонтики или воротнички. Вы деловая женщина, так что без труда сможете продать их.

Иезуиты догадались, что Нина находится в отчаянной ситуации и решили сбыть ей лежалую рухлядь. Но она готова была взять любой товар — лишь бы им можно было торговать на законных основаниях.

Нина приехала в Сиккавэй, и отец Николя повел ее по складам:

— Возьмите изображения Иисуса и Святой Девы, — предлагал он, показывая на стопки плакатов, пахнущие свежей типографской краской. — Сейчас все молят Господа о мире, так что ваш товар не залежится.

Нину поразило качество плакатов — они были великолепно нарисованы и отпечатаны на прекрасной бумаге.

— Это работы наших учеников, — объяснил отец Николя. — А печатается все тут, в Сиккавэе. Мы недавно закупили самое современное типографское оборудование.

Нина попросила отвести ее в художественные мастерские. Там, в небольших светлых комнатах трудились десятки молодых художников-китайцев. Только часть из них занималась изображением святых, а остальные рисовали вывески, открытки и киноафиши.

В мастерскую вошел невысокий кривоногий китаец и встал к мольберту. Нина посмотрела на его работу: на холсте, как живой, был нарисован усатый генерал.

— Как зовут этого художника? — спросила она у отца Николя.

— Это Шао. Он занял у нас крупную сумму и не смог расплатиться, так что мы подыскиваем ему заказы, чтобы он мог отработать долг.

Вернувшись в кабинет, Нина сказала отцу Николя, что согласна «пожертвовать» монастырю свою коллекцию, если ей дадут пятьсот долларов деньгами, позволят забрать Шао и еще четверых художников, а также выпишут кредит на печать в типографии. Она все-таки решила открыть издательство календарей.

Бумаги были подписаны, и мальчики-сироты, присланные отцом Николя, вынесли из Нининого дома коробки Гу Яминя.

4

Нина позвонила Олману и спросила, не знает ли он китайских актрис, которые согласятся позировать для ее календарей.

— Обратитесь к Хуа Бинбин, — посоветовал ей Тони. — Это моя давняя клиентка — очень хорошая и умная девушка из приличной семьи.

По его словам отец Бинбин был прогрессивным человеком и запретил бинтовать ей ноги, а когда девочка подросла, ее отправили в католическую школу — изучать иностранные языки и математику. Однако после смерти отца брат забрал Бинбин из школы и выдал замуж за управляющего шахтами далеко на севере. Он считал, что образование женщинам ни к чему.

Супруг был старше Бинбин на тридцать лет, и у него было еще две жены, которые возненавидели ее за «огромные лапы» и за отчаянную тоску по школе и друзьям. Она не ценила то, что было смыслом их существования, — милость господина, и каждый раз плакала, когда он даровал ей счастье, оставаясь в ее покоях.