Эльвира Барякина - Белый Шанхай

Интересно, что теперь будет с моей «поющей девой»? Кому она теперь будет нужна?

Пока я рассматривал Нинин дом, из ворот выехал черный «Форд» с желтыми фарами и колесами, и в окошке я разглядел Нину. Она меня то ли не заметила, то ли не захотела узнать, и наша встреча не состоялась.

В течение долгих месяцев я пытался угадать, что привело Нину в Линьчэн. Теперь, по крайней мере, все ясно: она поехала туда из-за Даниэля Бернара. Но как она могла зазвать меня в купе? Что случилось с моей девочкой? Какой дьявол вселился в нее? Боюсь, что на эти вопросы я уже никогда не найдут ответа.

Я пытаюсь осознать, что у Нины будет ребенок от другого… И хотя я уже давно не имею на нее никаких прав, для меня это какое-то святотатство, попрание самых главных законов бытия. Невозможно представить, что когда-то мы сидели в обнимку и придумывали имена для наших будущих детей. Мне хотелось назвать девочку Екатериной, как маму, а мальчика…

Впрочем, об этом тоже не стоит писать. По-моему, я сейчас занимаюсь тем, что ковыряю в ране ржавым гвоздем.

Душа просит драк и безрассудства, и я подрядился вести колонку «Уголовная хроника».

В Шанхае торговлей оружием, людьми и наркотиками занимаются несколько преступных организаций, самая влиятельная из которых называется «Зеленая банда».

История ее возникновения довольно любопытна:

Несколько столетий назад лодочники, живущие вдоль Янцзы, создали гильдию, члены которой давали друг другу пищу и кров на время стоянок. В середине прошлого века в Китае началось восстание религиозных фанатиков тайпинов, приведшее к невиданным человеческим жертвам: торговля замерла, лодочники остались не у дел и, чтобы прокормиться, занялись контрабандой соли, продажа которой являлась императорской монополией.

Вскоре выяснилось, что завезенный британцами опиум куда прибыльнее, и благодаря ему лодочники не только разбогатели, но и сплотились в крепкую, хорошо вооруженную банду, основанную на принципах землячества.

Приезжает крестьянский парень в Шанхай — куда он пойдет, чтобы устроиться? К землякам. Они дадут ему работу и жилье, а за это потребуют беспрекословного подчинения. Надо принять участие в налете? Перепродать краденное? Укрыть раненого бандита? Все задания вышестоящих братьев выполняются беспрекословно.

Могущество Зеленой банды выросло настолько, что терпеть ее в иностранных концессиях стало невозможно, и торговля опиумом была объявлена вне закона. Вот так всегда: сначала выпустим джинна из бутылки, а потом думаем, как загнать его обратно.

Этим летом новым начальником отдела по борьбе с наркоторговлей назначили весьма примечательную личность — отставного британского офицера по имени Джонни Коллор.

Невысокий и плотный, Джонни носит мятый серый плащ и клетчатую кепку, которую не снимает даже в помещении. Через всю его кудреватую голову тянется розовый шрам от удара немецкой сабли, и Джонни называет его своей «главной извилиной».

Он настоял, чтобы ему выдали пачку ордеров на обыск с подписью главного магистрата Смешанного суда:

— Графу с адресом оставьте пустой: я сам впишу, что надо. А если все делать по форме, так судейские крысы быстро сдадут меня наркоторговцам. Те им взятки дают, чтобы точно знать, когда и где будет следующий обыск.

Работа его отдела настолько успешна, что в городской тюрьме хватаются за голову: преступников уже некуда девать. Впрочем, толку от арестов немного: наркоторговцы перебираются на соседние улицы, во Французскую концессию или китайский город, и там все идет по-старому.

Я познакомился с Джонни на публичных слушаниях по проблеме организованной преступности — наши места в зале оказались рядом.

Эдна Бернар от имени Лиги Морального Благоденствия рассказывала о том, что в Шанхае каждый пятый мужчина курит опиум, и требовала жестоко наказывать не только торговцев, но и покупателей.

— Наркоманы выносят из дома все до последней плошки, а потом их дети вынуждены просить милостыню!

Мы с Джонни Коллором только переглядывались и вздыхали.

Если товар прибыльный, то гонения на него только взвинчивают цены и укрепляют власть бандитов. Никто не заставляет китайцев курить опиум — точно так же русских мужиков никто не заставляет пить водку. Это спрос рождает предложение, а не наоборот. Причина наркомании — отнюдь не в доступности зелья, а в отсутствии таких банальных вещей как смысл жизни и уважение к себе. Если человек не в состоянии изменить внешний мир, он меняет мир внутренний, и эта потребность настолько велика, что все полицейские мира не справятся с нею.

По словам миссис Бернар, Лига Морального Благоденствия каждый месяц открывает новые кружки и читальни — дабы отвлечь бедняков от пагубного пристрастия. Дело, конечно, полезное, но Джонни сказал мне, что богатство, которое Эдна расточает на благотворительность, основывается на лихоимстве, взятках и торговле наркотиками. Оказывается, папаша Эдны, будучи комиссаром полиции, двадцать лет пас опиекурильни и обдирал китайских купцов.

Шанхай не перестает меня удивлять: Добро и Зло тут не то что переплетены, а немыслимы друг без друга.

Полицейские в штатском окружили дом с вывеской по-английски и по-китайски:

Сгущались сумерки. Клим, Джонни и его помощник Феликс стояли за углом и ждали, когда вернется хозяин аптеки. По агентурным данным у него всегда можно было купить зелье оптом и в розницу.

Феликс — высокий, смуглый, горбоносый парень — оказался русским из числа бывших кадет.

— Вот мороз завернул! — ворчал он, пряча покрасневшие руки в карманы плаща. — Но это еще ничего… Это не летом в бочках на пристанях сидеть — сверху печет, а снизу москиты жалят. Я после одной такой засады две недели на задницу сесть не мог.

Джонни выглянул за угол:

— Ага, вот и наш аптекарь пожаловал! — Он махнул человеку на противоположной стороне улице: «Приготовьтесь!»

— Мы позавчера разгромили одну опиекурильню, — продолжал Феликс, не сводя глаз с окон «Волшебного облака». — Ворвались в комнату, а там наркоманов — человек двадцать: валяются на лежанках, глаза — как пуговицы. «Господин, я болен. Я должен курить опиум — мне доктор прописал». Знаем мы этого доктора! Он всем пациентам одно и то же прописывает — трубку с зельем. У него обезьяна есть, макака на цепочке, так она тоже курит — я своими глазами видел. А «лекарство» они из «Волшебного облака» получали.

Клим делал пометки в маленьком блокноте.

— Зря на рожон не лезьте, — предупредил их Джонни. — Тут такой народ: пулю всадят — и не моргнут.

Он посмотрел на часы, поднял руку и скомандовал:

— Пора!

Клим помчался вслед за остальными, влетел в аптеку и встал, щурясь от яркого света лампочки. Полицейские ловко, будто на тренировке, проводили обыск. Под ботинками хрустело стекло, в воздухе летал пепел из разворошенной печи.

Клим с любопытством оглядывал тесное помещенье. Вдоль стен стояли темно-красные шкафы со множеством ящичков, на полках громоздились запечатанные горшки, а на столе рядом с медными весами и письменными принадлежностями лежала большая белая кукла, утыканная длинными иглами. На ней были обозначены меридианы, по которым струится «ци» — энергия жизни.

На лестнице послышался стук тяжелых башмаков.

— Там сейф на втором этаже! — крикнул сержант Тротс.

Джонни схватил аптекаря за грудки.

— Спроси его, где ключи? — велел он переводчику.

Аптекарь принялся что-то тарахтеть, брызги слюны попали на Джонни, и тот с отвращением оттолкнул его.

— Что он говорит?

Переводчик скривился:

— Он ничего не понимает, сэр. Кажется, он из другой провинции и не владеет шанхайским диалектом.

— Врет, сволочь!

Джонни достал из кобуры револьвер и пальнул в стену. Аптекарь сдавленно охнул и, помертвев, упал ничком.

— Хлипкий народ… — сквозь зубы процедил Феликс.

Джонни обшарил ящики конторки:

— Вот ключи! Идемте.

Они поднялись наверх. В спальне на втором этаже стояла большая кровать с алым пологом; на ней, забившись в дальний угол, сидела женщина с двумя насмерть перепуганными детьми.

— Уберите! — поморщился Джонни, и полицейские живо вытолкали их.

За кроватью находился сейф, накрытый расписным покрывалом, на котором стояли бронзовые подсвечники и вазы. Джонни сдернул его и, повозившись с ключами, открыл дверцу сейфа.

Клим потянулся смотреть — что внутри.

— Ничего себе! — присвистнул он, увидев сложенные друг на друга пакеты.

Феликс достал из кармана нож и вскрыл несколько оберток.

— Индийский опиум, — сказал он, попробовав содержимое на язык. — И кокаин.

Джонни вытащил из сейфа папку с бумагами.

— Иди-ка сюда! — позвал он переводчика. — Что тут написано?

Тот пробежался взглядом по иероглифам.

— Сэр, это списки поставщиков… и время…

Глаза Джонни загорелись.

— Ого! — Он начал рыться в бумагах. — Да тут и по-английски, и по-французски есть. Ну, аптекарь наш сядет!

На лестнице снова послышался топот, и на площадку вылетел китайский мальчишка лет четырнадцати. Под его зеленой рубахой было что-то спрятано.

— Держи его! — завопили снизу.

Тротс вцепился китайчонку в плечо, но тот выхватил из-за пазухи револьвер и выстрелил. Обливаясь кровью, сержант повалился на ступени. Мальчишка метнулся к окну, врезался в Клима и снова поднял револьвер.

«Вот и приехали…» — пронеслось в голове у Клима, а дальше все смешалось: звук выстрела, детский вопль и стук чего-то тяжелого о пол. Только мгновение спустя Клим осознал, что случилось: Феликс запустил в мальчишку вазой и сломал ему кисть.