Жаклин Рединг - Белый рыцарь

Кристиан стоял, окаменев. Это были не те слова, которые он хотел услышать.

— Я предупрежу матушку, что мы уезжаем. Пойду заберу наши плащи и позабочусь о карете. — Он посмотрел на неё. — Грейс, я не смею надеяться, что вы поймёте…

Кристиан не смог продолжить свою мысль, потому что Грейс встала и с превеликой нежностью приложила свои пальцы к его губам, прошептав:

— Ш-ш. Пожалуйста, не надо портить это мгновение, Кристиан.

Её глаза ярко блестели в лунном свете, а на лице застыла мечтательная улыбка. Он отнял её пальцы.

— Грейс, вы не понимаете, это не те отношения, что должны быть между мужчиной и женщиной. Мужчины, которые ведут себя так, как только что я, которые совершают такие поступки, как я — это животные. Мужчина должен управлять своими порывами настолько, чтобы взять женщину в своей собственной постели, и настолько, чтобы она могла бы, в конце концов, успеть снять свои перчатки.

Грейс посмотрела на свои руки и тут как будто вдруг осознала, что перчатки, действительно, всё ещё были на ней. Она подняла на него глаза:

— Но это было не так страшно, Кристиан, даже в нашу первую брачную ночь. Простите, если что-то я сделала неправильно, и это заставило вас уйти в ту ночь. Я не знала, что будет больно, но всё равно это продлилось лишь мгновенье, а всё остальное, что вы делали до этого момента — особенно поцелуи — всё было прекрасно. И сегодняшний вечер не был ужасным. И в этот раз совсем не было больно. Я была несколько удивлена, но думаю, по крайней мере, надеюсь, что это немного сблизило меня с вами.

Кристиан уставился на неё. Боже милостивый, она винила себя. Он не мог поверить, что она извиняется перед ним за то, что он лишил её девственности так ужасно.

— Проклятье, Грейс! Вы мечтательница. — Он хотел встряхнуть её, выбить из её головы эти причудливые мысли. — Я этого не вынесу. Я не выдержу, если это случится вновь!

— Кристиан, вы сердитесь на меня. — Она положила ладонь ему на руку. — Вы не довольны из-за того, что я танцевала с лордом Уитли вместо того, чтобы подождать вашего приглашения. Это было ошибкой. Теперь я понимаю. Обещаю, это больше не повторится.

Кристиан закрыл глаза, ему захотелось разбить что-нибудь: его буквально взбесило то, что он снова уступил своей страсти. Сама мысль о том, что он сделал — вытащил её из многолюдного зала, завёл в комнату для гостей в доме Роберта, взял её, излился в неё снова — наполнила его холодной яростью, которая грозила взорваться где-то внутри него. Он маркиз, наследник уважаемого герцогского титула. Он был воспитан так, чтобы не проявлять своих чувств и душевных волнений, подавляя их, скрывая под маской холодного равнодушия. Так поступали мужчины из рода Уэстоверов, а сам он потратил двадцать лет своей жизни, пытаясь развить в себе холодную сдержанность, которая держала его на безопасном расстоянии от остального мира. Он не понимал, что же такого было в этой женщине, что заставляло его совершенно забыть, кем он являлся. Как бы то ни было, это безумие должно быть остановлено. И он решил, что так и будет.

Когда Кристиан двинулся к двери отдать необходимые распоряжения, чтобы они могли быстро уехать, он старался вызвать в себе бессердечие, пусть даже самое малое, какое только мог, ожесточая своё сердце против воспоминаний о её глазах, её сладости, и в то же время молча дал себе клятву, одну из таких, которой он не изменит.

И даже если это означает, что он должен отослать её в деревню, он не намерен нарушать свою клятву.

Ни при каких условиях он не намеревался спать со своей женой снова.

На протяжении последующих двух недель Кристиан ещё дважды повторял клятву не делить постель со своей женой. Каждый раз, давая обет заново, он был всё так же решительно настроен соблюдать его. И каждый раз, когда это не удавалось, его отвращение к самому себе только усиливалось.

С этим сумасшествием нужно было что-то делать.

Слава богу, всю прошлую неделю Грейс была занята приготовлениями к своему первому званому ужину. Несомненно, это Катриона подала мысль таким способом упрочить положение Грейс в свете. И вместо того, чтобы по мере необходимости обращаться за советами к Элеанор, или леди Френсис, или хотя бы с ним самим обсудить список приглашённых, Грейс без оглядки пустилась в рискованное предприятие, взвалив на себя все приготовления. Приглашения были отправлены более чем полутора десяткам гостей — друзьям и знакомым семьи Найтон, а также нескольким особам, играющим важную роль в обществе. Ни одно из приглашений, посланных Грейс, не было отклонено — безусловно, хороший знак, указывающий на то, что свет её принял.

Однако когда Кристиан, стоя перед большим зеркалом, готовился к вечернему событию, его мысли занимал вовсе не список гостей и не то, что им подадут к столу. Нет, он размышлял о необычном послании, полученном двумя днями ранее, анонимной записке, которую дворецкий Найтонов Форбс нашёл лежащей на пороге.

Она была адресована Кристиану и запечатана сургучной печатью — чёрной сургучной печатью, — одной из тех, что обычно приберегали для траурной переписки. Почерк не был ни ярко выраженным мужским, ни сугубо женским, а ничем не примечательная писчая бумага на деле не предоставляла ни малейшей возможности найти отправителя. Всё послание состояло из единственной фразы:

Устрашающе таинственные слова несли в себе намного больше смысла, чем Кристиану хотелось бы признать. Он много раз перечитывал записку, и при этом всякий раз у него возникало сильное тошнотворное чувство, заставлявшее болезненно сжиматься желудок. Он подумывал отменить приём, но было уже слишком поздно. И в итоге Кристиан просто никому ничего не сказал о записке, надеясь, что сможет установить её происхождение тайно, не тревожа других. Но больше всего его беспокоило то, что он не знал наверняка, к кому имело отношение это письмо, ведь существовало так много возможностей. Никого из домашних — ни Грейс, ни Элеанор, ни леди Френсис или его самого — нельзя было исключить, угроза, содержащаяся в послании, могла касаться любого. Все они находились в опасности, а Кристиан оказался перед лицом как раз той ситуации, избежать которой пытался последние двадцать лет.

Кто-то ещё знал правду о прошлом и выжидал до сих пор с тем, чтобы раскрыть её именно сейчас, когда Кристиан женился на Грейс и вот-вот должен был состояться дебют Элеанор в обществе. Более неподходящее и злополучное время трудно было бы выбрать.

Кристиан отвернулся от зеркала, когда его камердинер Питер вошёл в комнату, неся только что начищенные сапоги.

— Этот сюртук превосходно на вас смотрится, милорд. Тёмно-синий — прекрасный выбор, — Питер поставил сапоги на пол рядом с креслом. — Что-нибудь ещё, милорд?

Кристиан покачал головой, и камердинер, поклонившись, собрался уходить, но прежде добавил:

— Леди Найтон просила передать вам, что она вместе с другими членами семьи и гостями будет ожидать вас в гостиной.

Кристиан поправил обшлаг:

— Гости уже начали прибывать?

— О да, милорд. Прибыли герцог и герцогиня Девонбрук, а также лорд и леди Иденхолл. Леди Френсис и леди Элеанор тоже уже спустились. А когда я начал подниматься по лестнице, у входа остановились две или три кареты.

Кристиан кивнул. Он быстро натянул сапоги, поправил галстук перед зеркалом и поспешил из комнаты, желая, чтобы хоть на этот вечер удалось выбросить из головы угрожающие слова таинственного послания.

Спустившись с лестницы, он услышал смех и разговоры, доносившиеся из парадной гостиной. Кристиан не вошёл сразу, а немного постоял за дверью, осторожно заглядывая внутрь. И вот, когда он изучал лица присутствующих в комнате, его поразила ужасная мысль. Что, если автор послания находится среди приглашённых? Конечно, это не его ближайшие друзья Девонбрук или Иденхолл, но множество других гостей знакомы с их семьёй с тех пор, как был жив его отец. Что, если один из них всё это время знал правду?

Обведя комнату взглядом, Кристиан увидел у камина Грейс. Она разговаривала с Катрионой и Августой. Кристиан помедлил, глядя на неё. Перемены, произошедшие за последний месяц, были разительны. Исчезла кроткая простодушная деревенская девочка, с дрожащими руками стоявшая перед алтарём в церкви Литл Бидлингтона. Её место заняла молодая женщина, которая делала всё, что в её силах, чтобы успешно играть свою новую роль — роль маркизы. Платье, которое она выбрала, чтобы надеть, он заметил раньше этим вечером, когда оно висело, переброшенное через спинку в изножье кровати, а он проходил мимо растворённой двери её спальни. Бледно-лиловый шёлк, усыпанный бриллиантами, мерцающими в пламени свечей. Он, помнится, подумал, что с её глазами и волосами это будет выглядеть восхитительно. И оказался прав.

Если бы только он оказался прав и в том, что касается его способности управлять собственной похотью.

До того, как было доставлено послание, Кристиан обдумывал возможность отослать на время Грейс и её горничную из Лондона в Уэстовер-Холл, на безопасное от себя расстояние, пока он не сообразит, как найти способ снова сделать их союз браком только по названию. Но теперь отослать её прочь уже невозможно, не сейчас, когда перед лицом полученного им угрожающего письма нужно и её, и всех остальных членов семьи удерживать поблизости. Если из-за этой тайны что-нибудь случится с кем-то из них, Кристиан никогда не сможет жить в мире с самим собой.

При звуках смеха Элеанор Кристиан огляделся и увидел, что его сестра, увлечённая разговором, отошла в сторонку. Она вся сияла, и Кристиан радовался её удовольствию, пока не осознал, что человек, с которым сестра так счастливо и непринуждённо болтает, это лорд Херрик. При виде графа, и той свободной, почти задушевной манеры, в которой тот обращался к Элеанор, Кристиан мгновенно похолодел. Едва ли он запамятовал, и имени Херрика не было в списке гостей, когда Грейс ему этот список показывала. Более того, он совершенно точно помнил, что специально искал имя графа, так как хотел убедиться, что тот не будет присутствовать.