Грейс снова услышала, как снаружи, на подъездной дорожке, кучер копошится с упряжью, и вспомнила о времени. Она не хотела опаздывать и рисковать вызвать раздражение Кристиана.

— Лиза, помоги мне, пожалуйста, одеться.

Они оставили герцогскую спальню, чтобы перейти в маленькую переднюю, где Грейс прошлой ночью принимала ванну. В углу, в умывальнике, благоразумно скрытом за вышитой ширмой, Грейс тщательно, с ног до головы, вымылась, прежде чем попросить Лизу принести её сорочку и чулки.

Она сидела, уставившись на своё отражение в зеркале, в то время как Лиза быстро уложила её волосы, завивая и причёсывая их в стиле, подходящем титулованной леди, но мало что оставлявшем от облика самой Грейс. Но потом она поняла, что больше не была леди Грейс Ледис. Её имя, её собственное тело, и даже её драгоценности — она посмотрела на кольцо на своей руке — теперь были другими. Она потеряла свою невинность, и была теперь в полном смысле женщиной, и, следовательно, незнакомая причёска представлялась соответствующей. Но что Кристиан? Он тоже станет другим теперь, когда взял на себя роль мужа?

Грейс стояла, пока Лиза осторожно через голову надевала на неё платье, расправляла мягкую ткань и застёгивала пуговицы на спине. Болотный цвет никак не сочетался с изысканной причёской, оставляя чувство противоречия между двумя её «я» — старой Грейс и новой.

Закончив одеваться, Грейс оставила герцогскую спальню и медленно прошла на первый этаж в раздумьи, что сказать Кристиану, когда встретит его за завтраком. Что можно сказать мужчине после того, как потеряла с ним девственность? Спасибо, сэр, что выполнили свой долг?

Чего Грейс действительно хотела, так это спросить Кристиана, что же она совершила, чтобы вызвать у него такое недовольство — нет, что она должна была совершить. От бабушки ей было известно, что большинство супругов, разделяя брачное ложе, тем не менее не делили одну постель. И такое поведение считалось обычным делом. А ещё она узнала от своей бабушки, что те же мужья и жены часто находили других, с кем проводили время, когда их супругов не было рядом.

Именно так намеревался поступать Кристиан? Он собирался обзавестись любовницей, проделывать с другой женщиной то же, что прошлой ночью творил с ней? Искал бы он кого-то, кто сделал бы всё правильно, кого-то, с кем он остался бы до утра? А что, если у него уже есть любовница? Как-никак, он был светским львом, а она — деревенской девчонкой. Несмотря на то, что было принято в других браках, в голове у Грейс никак не укладывалась мысль о Кристиане, который проделывал бы то же самое с другой женщиной. Хотя о прошлой ночи у неё остались размытые воспоминания, то, что она помнила, было глубоко личным и драгоценным, совершенно божественным, завершением клятв, которые они принесли перед Богом и людьми, вершиной судьбы, которая свела их вместе. Теперь, когда Грейс знала, что на самом деле происходит между мужчиной и женщиной, она бы лучше приготовилась. В первый раз она понятия не имела, чего ждать. Она бы просто постаралась поусерднее сделать всё правильно — независимо от того, что бы это, по её предположению, ни было.

Трепет, охвативший её в ожидании встречи с Кристианом, пропал, когда она дошла до двери столовой и увидела пустующую комнату с одиноко стоящим в глубине стулом. От чувства безнадёжности у Грейс всё внутри сжалось. Очевидно, Кристиан не намеревался присоединиться к ней во время завтрака.

Лакей, заметив, что она у двери, встал по стойке «смирно» и отодвинул стул для неё — одной. Грейс осталась стоять у двери, оскорблённая, глубоко уязвлённая пренебрежением Кристиана. Она должна была завтракать одна после своей брачной ночи. Лакей уставился на неё, и его лицо выражало больше, чем она могла вынести. Он жалел её.

Внезапно Грейс решила, что неудобства, доставленные пустым желудком, будут намного предпочтительнее, чем смущение от завтрака в одиночестве на глазах у всех слуг.

— Спасибо, но сегодня я не хочу завтракать, — сказала она лакею, отвернулась и поспешила выйти из комнаты, чтобы тот не смог увидеть уже подступившие к глазам слёзы.

Глава 11

Грейс понятия не имела, куда она идёт, покинув столовую. Ей было всё равно. Она просто развернулась и, выскочив из комнаты, со слезами обиды на глазах кинулась наобум, по первому попавшемуся коридору.

Наконец, перейдя на шаг, Грейс попыталась успокоить свои оскорблённые чувства. Она вступала в этот брак, хорошо понимая, что тот потребует от неё немалого труда, но за такой труд она охотно была готова взяться, особенно если это приведёт к тому, что они с Кристианом когда-нибудь обретут взаимные любовь и уважение, преданность друг к другу, какие нашли её родители и бабушка с дедушкой. Неужели с её стороны глупо было даже пытаться? Она понимала, что ошибки неизбежны, но также знала, что будет учиться на них, как училась всегда и всему в жизни — от умения правильно заваривать чай до владения искусством рисования. Она никогда не оставляла попыток, как бы трудно ей ни приходилось, и всегда старалась решить проблему, рассматривая её со всех сторон. Она ясно сознавала, что им понадобиться время, чтобы для начала узнать друг друга поближе, но вот чего она не ожидала, так это что ей будет просто отказано в малейшей надежде на успех.

С того момента, как она согласилась выйти замуж за маркиза Найтона, Грейс твёрдо решила, что станет женой, которой он мог бы гордиться. Когда священник произносил слова клятвы, она вслушивалась в каждое слово — в богатстве и бедности, в болезни и здравии, в горе и радости — и принимала каждое в своё сердце. И вот, уже на другое утро после венчания Кристиан оставил её одну. Что, во имя Господа, она сделала неправильно? Каким бы ужасным не показался ему опыт их брачной ночи, Грейс просто не могла поверить, что заслужила быть покинутой, да ещё на виду у всей челяди. Неужели Кристиан полагал, будто проснувшись и обнаружив, что он ушёл, она самым обычным образом станет потягивать маленькими глотками утренний чай, есть тосты, а потом спокойно дожидаться его в карете, и, встретившись с ним там, скажет: «Благодарю вас, сэр, что справились с неприятной задачей, лишив меня невинности. Не хотите ли сесть по ходу движения?»

Грейс остановилась и огляделась вокруг: она ничего не узнавала. Прислушавшись и не услышав шагов вечно снующих по дому слуг, поняла, что, должно быть, забрела в заброшенное крыло поместья. И ей вдруг подумалось, что произошло бы, если бы она, заблудившись, задержала их отъезд в город? Кристиан просто уехал бы без неё? Не желая быть причиной нового разлада между ними, Грейс решила найти дорогу назад. Она долго блуждала по незнакомым коридорам и по холодным, неприветливым комнатам. Казалось, смех никогда не касался этих стен, и радость не танцевала на роскошных турецких коврах. Это место не было домом. Это было прошлое, населённое печалью и страданием.

Наконец, она подошла к двери в конце коридора и тихо отворила её. За дверью открылась удалённая от главного здания гостиная, уставленная укрытой чехлами мебелью. Грейс уже было повернулась, чтобы уйти, но чем-то это место её притягивало, оно чем-то отличалось от остальной части дома. Грейс пересекла комнату, подошла к окну и отдёрнула тяжёлые шторы, впустив утренний свет через пыльное окно со средником[21].

Солнечные лучи высветили светло-жёлтые с синим ковры, на которых стояла изящная мебель из дерева ценных фруктовых пород и палисандра, и стены, затянутые изысканным китайским шёлком пастельных тонов. Всё здесь говорило о мягкости и женственности, и Грейс задумалась, почему эта комната настолько отличается от остальной части Уэстовер-холла, выглядя так, как если бы была здесь чем-то чужеродным, в точности, как и сама Грейс — комнату эту тоже, по всему видно, покинули, предоставив самой себе.

Грейс подняла один из чехлов и нашла под ним изящное бюро времён королевы Анны. Оно было сделано из прекрасного вишнёвого дерева, и вверху на латунной пластине были выгравированы слова: «Фрэнсис, моей жене, моей любви».

Она поняла, что комната когда-то была гостиной вдовствующей маркизы, матери Кристиана. Грейс вспомнила её в день свадьбы — как леди Фрэнсис была вежлива с ней. Она также вспомнила ещё кое-что — грустную тень в глазах женщины, словно часть её души была где-то далеко.

Грейс задумчиво пробежала пальцами по полированной поверхности, представляя себе маркизу, сидящую в этой комнате, читающую или наблюдающую за кроликами, которые резвились на лужайке за окном. Была ли она счастлива? Или чувствовала себя пойманной в ловушку неприветливостью этого несчастливого дома? Бюро, без сомнения, было подарком отца Кристиана, но почему оно было здесь, забытое и запертое в брошенной комнате, а не в лондонской резиденции леди Фрэнсис? Ведь на нём была надпись, говорящая о нежном отношении маркиза к жене. Был ли их брак устроен, как у Грейс и Кристиана? Или они поженились по любви? Было ли подобное возможно для Уэстовер-холла?

Толстый слой пыли, накопившийся на каминной полке, свидетельствовал, что прошло много времени с тех пор, как комнатой кто-то пользовался. Отвернувшись от камина, Грейс заметила высоко на стене занавешенную тканью картину. Она с любопытством привстала на цыпочки и потянула ткань за уголок, пока та не соскользнула вниз.

Это был портрет мужчины, женщины и маленького мальчика не более пяти лет. Грейс узнала вдовствующую маркизу, мать Кристиана, но более молодое и живое её отражение. Ребёнок, мальчик, стоял рядом с ней на коленях, положив голову на её пышные юбки, а пальцы матери ласково играли с его тёмными волосами. Стоящий рядом с ними мужчина напоминал Кристиана, особенно в том, как он держал голову. У него были такие же завораживающие серебристо-голубые глаза, которые смотрели на жену с легко узнаваемым выражением.

Он любил её.

Грейс перевела взгляд с маркиза на мальчика, пытаясь лучше рассмотреть изображение ребёнка. Это был Кристиан, беззаботный, невинный мальчик, мало похожий на человека, которого она называла своим мужем. Не было холодной сдержанности и непроницаемости в глазах. Этот мальчик знал счастье и смех. Он знал любовь. Грейс могла только удивляться, что превратило его в настороженного, скрытного человека, каким он был сейчас.