— Попроси Лесли, — сказал я.
— Он такой сердитый, — ответила она, взглянув на него.
Тот никак не отреагировал на ее замечание.
— Согласен, Лесли?
— Ты о чем?
— О том, чтобы сходить в Вудсайд ради меня.
— Зачем?
— За рецептом. Ну, будь хорошим мальчиком.
— А слуги на что?
— Они заняты оба… их нет дома.
— Тогда пошли девушку.
— В такой вечер? Кто пойдет!
— Сисси.
— Я не стану просить ее об этом. Мне стыдно.
— Сирил, верно ведь, что мужчины ведут себя зачастую постыдно?
— Да я могу сходить, успокойся, — сказал я. — Дома сейчас все равно нечего делать. Мама читает. Летти шьет. Ей тоже не нравится погода, как и Лесли.
— Но это неудобно, — сказала она, ласково глядя на меня. Окончательно отложив в сторону свою большую книгу, она подошла к Лесли.
— Ты не сходишь, Лесли? — поинтересовалась она, положив руку ему на плечо.
— Женщины! — произнес он, поднимаясь. — Нет предела их желаниям и их капризам.
— Думаю, он сходит, — сказала она весело и побежала за его пальто. Он медленно просунул руки в рукава, но так и не надел пальто до конца на плечи.
— Ну же! — сказала она, приподнимаясь на цыпочки. — Ты — высокое создание! Никак не наденешь пальто, да, дитя?
— Подай ей хотя бы стул, чтобы она встала на него, — сказал он.
Она резко дернула за воротник, но брат стоял бесстрастный, как овца.
— Какой ты плохой мальчик, Лесли. Я же не могу надеть его на тебя силком, ну ты и упрямец!
Я взял пальто и помог ему одеться.
— На, — сказала она, подавая ему шапку. — И не задерживайся там долго.
— Какой противный вечер, какая грязь кругом, — ворчал он по дороге.
— Да, — согласился я.
— В городе лучше, чем в деревне.
— Да. Тебе там понравилось?
Он начал длинное повествование о тех трех днях, проведенных им в столице. Я слушал, но почти не вникал. Куда больше внимания я обращал на крики ночных птиц у Неттермера и на прочие устрашающие звуки в лесу. С каким облегчением я захлопнул за собой дверь собственного дома, оказавшись в освещенном холле.
— Лесли! — воскликнула мама. — Рада тебя видеть.
— Благодарю, — сказал он, оборачиваясь к Летти, которая сидела с работой на коленях, сосредоточенно наклонив голову.
— Как видишь, не могу встать, — сказала она, протягивая ему руку. — Как хорошо, что ты пришел! Мы не знали, что ты вернешься из города.
— Но почему? — воскликнул он.
— Полагаю, тебе там было хорошо, — сказала она мягко.
— Да, спасибо.
Стежок, стежок, стежок; и вот уже игла начала прошивать другую ткань. Потом, не поднимая головы, она сказала:
— Да, без сомнения, ты производишь впечатление человека, которому всегда хорошо.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, у тебя на лице такое выражение… Ты не заметила, мама?
— Да, пожалуй, — сказала мама.
— Полагаю, это означает, что мы не можем задавать ему вопросы, — заключила Летти, сосредоточившись на шитье.
Он засмеялся. Она порвала нитку и пыталась снова вдеть ее в иголку.
— Чем вы занимаетесь в такую ужасную погоду? — неуклюже поинтересовался он.
— Ах, мы сидим дома, оторванные от мира. «О, даже ты, о ком мечтаю»… и тому подобное. Разве нет, мама?
— Ну, — сказала мама. — Я не знаю. Мы представляли его себе окруженным львами.
— Какая досада, что мы не можем попросить его порычать, вспомнив один из своих старых рыков.
— Каких? — спросил он.
— Откуда мне знать? Подобно голубице, могу судить обо всем только по его нынешнему голосу. «Чудовищно тоненький голосок».
Он неуверенно засмеялся. Она продолжала шитье и вдруг стала напевать, словно про себя:
Где ты была сегодня, киска?
У королевы у английской.
И что видала при дворе?
Видала мышку на ковре.
— Полагаю, — добавила она, — что так оно и было. Бедная мышка! Но полагаю, бывают случаи и похуже, чем с киской при дворе. Видел ли ты хотя бы королеву?
— Ее не было в это время в Лондоне, — парировал он саркастически.
— Уж не хочешь ли ты сказать… — спросила она, вынимая две булавки, зажатые в зубах. — Полагаю, ты не станешь утверждать, что она в это время была в Эбервиче… твоя королева?
— Не знаю, где она была, — ответил он сердито.
— О! — сказала она очень ласково. — Думаю, ты встретился все-таки с ней в Эбервиче. Когда ты вернулся?
— Вчера вечером, — ответил он.
— А почему тогда не зашел, не навестил нас?
— Я весь день бегал по делам.
— А я была в Эбервиче, — сказала она невинно.
— Ты там была?!
— Да. Поэтому я так сердита. Думала, повидаю тебя. Чувствовала, что ты должен вернуться.
Она сделала еще несколько стежков, украдкой поглядывая на него, и увидела, что он покраснел. Поэтому продолжила невинным голосом:
— Да… я чувствовала, что ты вернулся. Это невероятно, но всегда чувствуешь приближение того, к кому ты испытываешь симпатию.
Она продолжила шить как ни в чем не бывало. Потом вынула булавку, заколотую на груди, и закрепила свою работу, не давая никакого повода заподозрить, что она хитрит и дразнит Лесли.
— Я думала, что встречусь с тобой… — Снова наступила пауза, потому она опять использовала булавку, — …но не получилось.
— Я допоздна задержался в офисе, — сказал он быстро.
Она спокойно шила, следя за ним исподтишка. Затем снова вынула булавку изо рта, закрепила ткань и сказала ласково:
— Лгунишка.
Мама вышла из комнаты, чтобы поискать кулинарную книгу с разными рецептами.
— Не понимаю, зачем я тебе нужен, если ты так обращаешься со мной, — произнес он.
— Ты мне нужен! — воскликнула она, впервые взглянув на него. — Кто сказал, что ты мне нужен?
— Никто, но если это не так, то я могу и уйти.
На некоторое время воцарилась тишина, нарушаемая только шорохом ткани. Потом она продолжила свой допрос:
— Что заставило тебя подумать, будто ты мне нужен?
— А мне все равно, черт возьми, нужен я тебе или нет!
— Похоже, это тебя расстроило! И не смей так разговаривать со мной.
Так могут беседовать между собой только очень близкие и неравнодушные друг к другу люди.
— По-моему, я говорю в таком тоне только потому, что ты так говоришь со мной.
— Что-то не припомню, — сказала она надменно.
Он саркастически рассмеялся.
— Ну… если ты так считаешь, давай вообще забудем об этом, — сказал он, ожидая более-менее нежного ответа. Но она молчала и продолжала шить. Он, испытывая неловкость, вертел в руках шапку и вздыхал. Наконец он примирительно произнес:
— Ну… послушай, у нас все будет хорошо, наконец?
Она вела себя так, будто поглощена очень важной работой. Подшила ткань, осмотрела ее очень внимательно, что-то подправила, снова начала шить, прежде чем ответить ему. Он притих. Наконец она произнесла:
— Я думала об этом сегодня днем.
— Ну, Господи, Летти, может, хватит, а?
— И что тогда?
— Ну, забудь, если что не так, — попросил он.
— Допустим, — произнесла она тихо, с затаенной нежностью. Он откликнулся на этот призыв, словно гончая. Быстро подошел к ней и тихо спросил:
— Я ведь небезразличен тебе, правда, Летти?
— Допустим, — опять повторила она ласково.
— Так почему ты со мной так плохо обращалась в последнее время? Ты же знаешь, я… тебе известно, как я к тебе отношусь. — И он нашел очень странный способ доказать это.
Она говорила теперь с ним очень нежно, сладко растягивая слова и как бы прощая. И он наклонился, взял ее лицо в свои ладони и поцеловал, промурлыкав:
— Ах ты, моя маленькая дразнилка.
Она отложила шитье и посмотрела вверх.
Следующий день, воскресенье, тоже выдался очень мокрым и противным. Завтракали поздно, а около десяти часов утра мы уже застыли у окна и сетовали, что в церковь идти просто невозможно.
Мелкий, моросящий дождь, точно замызганный занавес, закрывал ландшафт. Листья настурции во дворе были заляпаны грязью, и вместо веселых круглых знакомцев мы впервые увидели черные флаги наступавшей зимы. Трава сплошь усыпана опавшими листьями, мокрыми и бриллиантовыми: глаз выхватывал красные вспышки виргинского вьюнка, золотые — липы, красно-коричневую шаль буков, а чуть подальше, в углу сада, темный ковер кленовых листьев, тяжело колыхавшийся от ветра и уже утративший свой живой лимонный цвет. Вдруг с ближнего дерева сорвался большой черный лист и стал падать, кружась и выписывая зигзаги, танцуя свой танец смерти.
— Ну вот! — сказала вдруг Летти.
Я посмотрел и увидел ворону, сидевшую на большом, старом, оголенном дереве. Она наклонилась раза два, потом восстановила равновесие и поглядела вверх, как бы выражая свое отрицательное отношение к плохой погоде.
— Почему эта старая негодница появилась тут и торчит у нас под носом, — сказала Летти, — ведь ворона предвестница печальных событий?
— Для тебя или для меня? — спросил я.
Она посмотрела на меня.
— А ты способна с такого расстояния определить, на кого она посмотрела?
— Ну, — ответила она, обдумывая, что сказать, — просто я увидела ее раньше.
— «Одна — к печали. Две вороны к радости, я это знаю туго. Три — так к письму. Четыре — к молодому другу. Пять — к серебру. Шесть — к золоту большому сразу нам. Семь — к тайне, тайне нерассказанной». — Произнеся этот стишок, я добавил: — Считай, что это первая ворона. Следом появятся еще три, стало быть, их будет четыре.
"Белый павлин. Терзание плоти" отзывы
Отзывы читателей о книге "Белый павлин. Терзание плоти". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Белый павлин. Терзание плоти" друзьям в соцсетях.