Умел он весело поспорить,

Остро и тупо отвечать,

Порой расчетливо смолчать,

Порой расчетливо повздорить,

Друзей поссорить молодых

И на барьер поставить их…

Я тряхнула головой, прогоняя из головы некстати вспомнившиеся строки из великого романа в стихах, и подумала, что стоять просто так, пока мой ученик разбирается с сумасшедшими, я больше не могу. Нужно и мне что-то делать – бездействие меня сковывает почище железных наручников. Я развернулась и направилась к двери. В носу совершенно некстати что-то защекотало, и я совершенно машинально утерла его все той же тыльной стороной ладони.

– Перестаньте, пожалуйста! – попросила администратор, которая, видимо, уже не знала, как угомонить эту тетку, любительницу сладких духов и скандалов.

– И извинитесь, – влез Ярослав, не сдавший позиции и замерший на пороге. – Немедленно. Передо мной и перед моей подругой.

– Ярослав, не надо, давай просто уйдем, – тихо сказала я, подходя к нему сзади, и осторожно подергала за рукав, чувствуя себя идиоткой, которая опять врет, да еще и на публике. Он обернулся на меня, и глаза мальчишки стали большими, как у испугавшегося ребенка, рассказывающего родителям, что под кроватью живет жуткое страшилище. Вид у администратора стал еще более растерянный, впрочем, и у всех тех, кто еще не успел уйти из туалета и видел мою скромную персону позади Зарецкого.

– Тебе… стало хуже? – с огромным недоумением спросил Яр, разглядывая мое лицо. Нос у меня опять зачесался и кожа под ним – тоже. Я вновь провела рукой по нему и только потом догадалась посмотреть на свои костяшки – они были в крови. Совершенно неведомым, странным образом у меня впервые в жизни носом пошла кровь. Не скажу, что я испугалась за свою жизнь, но пару неприятных минут пережила, это точно. Кажется, с моим здоровьем явно что-то не так. Совсем не так. Что еще за странности со мной происходят? Не надо было Зарецкому притворяться, что я больна, это как-то сумело визуализироваться и воплотиться в жизнь. Я в детстве один раз сказала, что у меня болит зуб, чтобы не присутствовать на дне рождении моей сестренки Яны, и он действительно заболел! с тех пор я никогда не говорю, что у меня что-то болит, а у Зарецкого, видимо, язык черный – как что каркнет, то и сбудется.

Я почувствовала металлический вкус крови на губах и спешно утерла ее, вспоминая, что надо делать в случаях, когда открывается подобное кровотечение.

Меня тут же принялись жалеть.

– Девушке так плохо, а она сцену устроила!

– Какая женщина грубая!

– Бедняжка! – тут и там раздавались голоса людей, сочувствие которых по отношению ко мне просто-таки росло с невидимой силой.

– Да вранье это все, – заявила вспыльчивая скандалистка Татьяна уже не таким уверенным, как раньше, голосом, а Ярослав молча схватил несколько салфеток, протянул мне и велел запрокинуть голову вверх.

– Дурак, что ли? – прошептала я раздраженно, припоминая уроки ОБЖ, на которых учитель настоятельно советовал не запрокидывать голову назад при носовых кровотечениях. – В таких случаях голову опускать надо.

Подарив мне тяжелый взгляд, Ярослав с силой запихал мне в ладонь еще одну порцию салфеток, которые я прижала к носу.

Администратор и подоспевшие к ней две коллеги с перекисью, ватой и даже льдом все-таки заставили народ покинуть туалет и усадили меня на пуфик около рукомойников. Слава богу, внезапное кровотечение кончилось так же быстро, как и началось, я даже не успела толком испугаться или разозлиться.

– Вам лучше?

– Лучше, – отвечала я, все еще прижимая лед к переносице.

– А что случилось? – спросила администратор, по виду моя ровесница, с сочувствием глядя на меня. Зарецкий наклонился к ней и что-то очень тихо принялся объяснять.

По мере того, как его губы почти беззвучно шевелились, глаза девушки становились все больше и больше, а выражение в них все удивленнее и удивленнее. Я расслышала только слово «синдром», и это мне не очень понравилось, но говорить я ничего не стала. После того, как Ярослав поднял голову, администратор перевела взгляд на меня, и я явственно разглядела в нем сочувствие. На Яра же она смотрела с уважением – с таким, с каким обычно смотрят на героев войны.

– Прошу прощения, что из-за нас вышел этот инцидент, – извинился он и туманно пояснил голосом профессионального мошенника: – Эта девушка – моя подруга детства. И с детства она больна, – его голос доверительно понизился, а на лице мелькнуло вполне себе искреннее сожаление. – Я случайно встретил ее в кафе, когда понял, что у нее приступ. И хорошо, что встретил, как видите.

– Все в порядке, вы что, – замахала администратор руками. – И не переживайте! Эта женщина, которая затеяла скандал, больше вас не побеспокоит.

– Отлично, – кивнул молодой человек. – Настя, ты как? В порядке? – обратился он ко мне. Забота в его голосе настораживала.

– В порядке, – все еще несколько глухим голосом отозвалась я, понимая, что опять пропала, а девчонки ждут меня уже минут как пятнадцать или двадцать, хотя мне казалось, что наши приключения в туалете длятся уже час или два.

– Может быть, вам еще льда все-таки принести или нашатырного спирта? – обеспокоилась работница кафе.

– Нет-нет, все нормально, – поспешно отказалась я, чувствуя себя очень даже хорошо и выбрасывая остатки стремительно таящего льда в раковину.

– Тогда, позволь, я провожу тебя к твоему столу, Настя, – показывал чудеса галантности Ярослав. Я устало кивнула в ответ.

Извинившись еще раз, мы вышли наконец из туалета, который успел мне порядком надоесть. Я ожидала, что на нас с Зарецким уставятся все, кто был в зале, но на нас, казалось, никто не обращает внимания, за исключением идущих с нами администратора и двух ее коллег, а также той самой молодой мамочки с ребенком, которые ожидали свой обещанный фруктовый десерт в компании с каким-то унылым мужчиной – видимо, ее мужем. Еще на нас обратил внимание дружок Зарецкого, тот самый незадачливый пикапер, который крайне удивился, увидев нас вместе, но Енот Адольфович крикнул ему, что сейчас придет, и тот угомонился, но все-таки успел мне подмигнуть.

– Где ты там сидишь, веди меня, – приказал мне Ярослав, одновременно очень мило улыбаясь администратору и придерживая меня за локоть.

– Я сама дойду.

– Играй до конца, – было мне ответом. Я поморщилась, но не стала спорить.

– Кстати, об игре. Тебе бы актером быть. Или мошенником. Отлично людей обманываешь, – отозвалась я сварливо.

– Тебе, – с легкостью отдал мне эту сомнительную честь Яр. – Ты такая артистичная, что у тебя даже кровь носом пошла. Ты продемонстрировала верх умения вжиться в роль! Профи. Считай, что я аплодирую. И Станиславский тоже.

– Какая честь, Зарецкий.

– Это даже более круто, чем, если бы ты просто заплакала, – все никак не мог угомониться парень.

– Считай, что я и так плакала. Кровью из носа.

– А ты образец милашества. Тебе бы быть чуть дружелюбнее к людям и…

Я одарила Зарецкого выразительным взглядом, он хмыкнул, но заткнулся.

– Ну, где ты сидишь-то?

– Вон мой столик, третий после арки, у окна. Отпусти меня, я сама дойду, – устало сказала я и даже попыталась вырвать руку, но Зарецкий меня так просто не отпустил.

– Я же сказал играть до конца. Или ты хочешь, чтобы они что-нибудь заподозрили? Боже, почему я так опозорился сегодня? Все из-за тебя. Ну, хотя бы по школе не поползут глупые слухи, – заныл парень.

Пока он жаловался на судьбинушку, я вдруг узрела, что за нашим столиком пополнение – за ним сидит Женька. Сидит на месте Алены, а сама она расположилась там, где раньше пила кофе я. Друзья негромко разговаривали о чем-то, и после того, как Алсу пошутила, Женька негромко, но так знакомо мне рассмеялся. Наверное, только он умеет смеяться так – весело, заразительно и симпатично. Да, знаю, что симпатичный смех – весьма странное понятие, но из моих наблюдений я сделала вывод, что есть люди трех категорий: которые смеются некрасиво, которые смеются симпатично и которые вообще не умеют смеяться.

Этот темноволосый парень с рассеченной бровью – она до сих пор не совсем зажила после памятной драки в клубе – всегда смеется симпатично.

Я сама не заметила, как успела соскучиться по Женьке – так долго мы не виделись.

Наши взгляды встретились, и мне захотелось улыбнуться. Но всего лишь захотелось, улыбаться я не стала. Свои чувства я упрямо заткнула за пояс – если он меня игнорирует, я бегать за ним не буду. Женя, прекратив веселиться, тоже не улыбался – со смесью недоумения, удивления и неприязни смотрел на того, кто держал меня за локоть и болтал о том, какой он бедный и несчастный и судьбой обделенный.

– О, Наська! – заметила меня Ранджи и помахала – в ее карих глазах с темной тонкой каемкой, всегда спокойных и уверенных, появились лукавые искорки. Алсу обернулась и, увидев меня, идущую под руку с незнакомцем, сощурилась, тонкая черная левая ее бровь поползла вверх с явным изумлением. Невозмутимый вид сохраняла только Алена.

Я вяло помахала друзьям. Зарецкий, узрев наш столик, остановился, не выпуская мой локоть, и с любопытством оглядел ребят, проигнорировав неприятный взгляд Хирурга.

– Ты где так долго была? – спросила Алсу, впрочем, глядя не на меня, а на моего спутника. Она, да и не только она, явно узнала Ярослава, хотя видела только однажды – в печально для меня и для всей нашей компании запомнившемся клубе «Горячая сковорода». Кажется, Ярослава никто из моих друзей не забудет.

– У тебя сегодня день теряния, – весело добавила Алена, заказавшая, видимо, уже второй бокал все того же коктейля ядовитого цвета.

– Да так, встретила знакомого, – отозвалась я устало, между делом вырывая руку из лап застывшего Зарецкого. Я так и не поняла, узнал ли мой вынужденный спутник моих друзей. – Извините.

– Все в порядке. Но мы хотели уже пойти искать тебя, – отозвалась Алсу, все так же разглядывая Ярослава, чуть склонив голову. – А вы кто? – спросила она в лоб у Зарецкого, видя, что я не желаю представлять им его.