Две девчонки, которые оказались ученицами параллельного класса, надолго окопались около рукомойника и зеркал, явно наводя марафет перед отбытием из кафе.

– Слушай, Аля, если я завтра в том новом вязаном голубом платье приду, он обратит на меня внимание? – донесся до нас голос одной из девушек.

– Кто он? – спросила с ноткой недоумения ее подруга низким голосом, который не совсем вязался с образом школьницы.

– Ярочка, конечно, – отозвалась ее подруга с некоторым придыханием. – Аль, как ты думаешь, ему нравится романтический стиль в одежде?

– А я-то откуда знаю? – удивилась еще больше Аля. – Оксан, ты чего?

– Ну, ты же его заместитель! – возмутилась Оксана. – Должна знать, что Ярославу нравится! Ну, скажи, он обратит на меня внимание, если я в этом новом платье приду и случайно с ним столкнусь, а? И оно как будто бы задерется.

– Кто?

– Да платье же! Или, может быть, мне на Ярочку упасть. К нему прямо на грудь.

Я, окинув повеселевшим взглядом торс Ярочки, еле сдержалась, чтобы не засмеяться, а вот Зарецкий был чуть ли не в ярости – речь явно шла о нем. Губы на его бледном лице сжались в тонкую полоску, ноздри гневно раздувались, а во взгляде метались туда-сюда искры негодования и, кажется, смущения.

– Вы меня достали, – басовито и слегка грозно отвечала Альбина, заместительница господина президента школы № 8. – Откуда я знаю, обратит или не обратит? Хватит за ним бегать, оставьте вы его в покое, он с вами скоро чокнется.

Яр тут же закивал в знак согласия со словами своей заместительницы.

– И вообще, Зарецкий, как президент, должен многое делать для школы и для всех нас, – явно идеализировала она парня, – а не глупостями заниматься!

Я показала Ярославу большой палец, поднятый кверху, а он не без отвращения глянул на дверь. Кажется, такое внимание было Еноту не по душе.

– Каки-и-ими глупостями? – обиженно протянула влюбленная девушка за дверью, включая кран.

– Любовными! – четко и громко произнесла Альбина, перекрывая своим громовым голосом журчание воды. – У Зарецкого дел по горло, пусть ими и занимается, а не вами и вашими соплями. Знаешь, сколько у нас проблем, Оксана? Знаешь, как совет и президент заняты предновогодней подготовкой? А что насчет олимпиад и городского КВНа? А трудовые отряды и помощь ветеранам? А день самоуправления? Мы с Ярославом вообще-то от нашей школы будем заменять чиновников, если ты не знала! – выдала она пафосно, так, словно они с Зарецким должны были встретиться с генеральным секретарем ООН, дабы обсудить важнейшую общемировую проблему. – Там подготовки не день и не два! А ведь мы еще и учимся, и к экзаменам готовимся!

Не знаю, в курсе ли была эта самая влюбленная Оксана, что на день самоуправления ее пассия поедет заменять чиновников в нашем местном правительстве, а вот мальчишка точно не знал – лицо у Яра слегка вытянулось – видимо, от удивления, а во взоре появилась почти что ненависть. Я хмыкнула про себя – а вот и цена за то, что всем окружающим Зарецкий кажется прекрасным и добрым милашкой. Общественная работа. Много общественной работы.

– В общем, не лезьте вы к Зарецкому со своими глупостями, он занят. Между прочим, пока ты ходишь по магазинам и по кафе сегодня, он навещает больного дедушку. Каждую неделю навещает или даже дважды в неделю. – В голосе Альбины слышалось искреннее восхищение.

– Какой же он добрый, – выдохнула за дверью Оксана.

Я с усмешкой взглянула на Яра, который сейчас должен был находиться у больного дедушки. Значит, господин президент нагло врет. Понятно, почему он не захотел, чтобы девицы его увидели – уличили бы во лжи и разочаровались в нем, по крайней мере, басовитая Аля.

– Не знала, что ты раздваиваться можешь, – шепнула я парню, а он волком взглянул на меня и прижал указательный палец к губам, явно призывая к молчанию.

Я умолкла, надеясь через пару минут убраться из этого места, чтобы до пятницы не видеть Зарецкого. А в пятницу увидеть в последний раз и навсегда забыть. Однако жизнь внесла свои коррективы.

Судя по звукам, к рукомойнику вышли мама и ее вертлявый ребенок в комбинезоне, которому она принялась мыть руки, попутно за что-то ругая. Школьницы замолчали, перестав обсуждать Ярослава, и одна из них скрылась в освободившейся туалетной комнате. Зато вернулась та самая крикливая красноволосая тетка, переборщившая со сладкими цветочными духами, и вернулась она не одна, а вместе с администратором и подругой.

– Они, значит, там заперлись, – громко вещала она, – и не выходят! Еще и нагрубили мне! Тогда я позвала по телефону свою подругу…

– Меня, – вставил какой-то незнакомый жизнерадостный женский голос.

– Сказала ей сторожить дверь, пока эти двое не выйдут…

– Да-да, я стояла под дверью и сторожила, – вновь перебила ее подруга.

– А я побежала искать администратора, то есть вас, чтобы вы эту парочку оштрафовали!

– За что? – не совсем поняла администратор, которую явно притащили сюда против воли. Кажется, она не въезжала в ситуацию.

– За что? – возмутилась тетка. – За аморальное поведение в общественном месте! Закрылись вдвоем в одном туалете. Девица и ее хахаль. Думаете, для чего? В прятки решили поиграть, что ли? Смею вас огорчить, дорогая моя. Они там совсем другим заняться решили.

Ярослав провел ребром ладони по горлу, явно желая придушить эту скандальную женщину, заподозрившую нас невесть в чем. Я, впрочем, тоже нахмурилась. Да что ей от нас надо-то? Совсем чокнулась. Что у кого болит, тот о том и говорит. У меня бы не хватило ума обвинить людей в том, в чем обвиняют нас с Зарецким.

Невольно мне захотелось обвинить во всем его, но я подумала, что виновата сама – не надо было мальчику подавать плохой пример с самого начала.

– Это вы про ту парочку, которая тут стояла? – совершенно некстати влезла мамочка, мывшая своему ребенку руки.

– Да-да, вы их тоже видели? Закрылись тут вдвоем в одном туалете!

– Да вы что? – удивилась молодая мама. – Ужас какой. Точно, они тут стояли вдвоем, а как выходили, я не слышала даже. Ну совсем уже обнаглели. До дома подождать не могли.

– А мы с подругой никого не видели, – пискнула школьница Оксана. – Зашли, а тут никого, но обе комнаты заняты.

– Они все там же вдвоем сидят, – совершенно уверенно заявила наша преследовательница. – В наше время такого, не побоюсь этого слова, разврата, совершенно точно не было.

– Извините, а вы уверены, что они там вдвоем? – несколько испуганно спросила администратор.

– Уверена, – отрезала тетка. – Растлители общества! Вот, милая моя, чему научат такие как они вашего ребенка? – обратилась она к молодой маме. – Какой пример подадут? Вы собираетесь что-нибудь делать или нет? – спросила она администратора, которая, видимо, стояла в нерешительности. Она прокашлялась и осторожно постучалась к нам.

– Извините, вы не могли бы выйти, когда закончите? – попросила она очень вежливо.

Конечно, не могли бы. Мы что, смертники?

– Когда закончите? Нам что, еще ждать этих бесстыдников? – заорала женщина с бурной фантазией, решившая, что мы с Ярославом закрылись в одном туалете не просто так, а с некой нехорошей целью.

– Вот именно! – поддакнула ее подруга. – Выходите, негодники. – Она вдруг захихикала.

– Откройте, – завопила красноволосая тетенька, дергая нашу дверь на себя, а после принялась стучать обеими руками, ногами и, кажется, даже головой. Даже если бы она взяла дверь на таран, мы бы не стали выходить, иначе что бы о нас подумали эти самые Альбина и Оксана, ученицы из параллельного класса? Бьюсь об заклад, уже бы завтра вся школа судачила о том, что я и этот умник с русыми волосами, которые вот-вот из-за обувших Ярослава негативных чувств, поднимутся ирокезом, занимаемся непонятными вещичками в туалете кафе. Кажется, в таком случае, практику я бы точно не прошла. Да и на репутации Зарецкого это плохо бы отразилось. Мы оба это понимали и молчали, таращась в зеркало, висевшее на стене напротив.

Господи, как я оказалась втянута в такой позор? И как выпутываться из всего этого? Выход один – ждать, пока школьницы уйдут, и сдаться. Тогда я выговорю этой ненормальной все, что о ней думаю.

– Откройте, пожалуйста, – вновь робко попросила администратор. – Женщина, не шумите вы так, – сделала она несмелое замечание красноволосой сумасшедшей. – Сейчас мы во всем разберемся.

– А что там разбираться? – встряла смешливая подружайка громкоголосой тетки с красными волосами. – Понятно, что молодые тут делают. – Она вновь зашлась смехом.

– Открывайте! – вновь заорала самая громкоголосая в этом театре абсурда. Не надо было все же Зарецкому ей хамить.

– Я в ваше кафе больше ни ногой, – вставила и свои пять копеек молодая мама. – Я тут с ребенком маленьким, а они тут вертеп устраивают.

Каким-то волшебным образом ко всему этому балагану присоединились еще пара человек, решивших заглянуть в туалет, и гвалт усилился, как, впрочем, наши с Зарецким перспективы попасть в очень плохую ситуацию. Да что сегодня за день такой мерзкий? Все из-за дяди Тима, он всегда приносит неудачу.

– Что тут такое? – вышла из второй туалетной комнаты Альбина. Я не без труда слышала ее голос из-за всеобщего шума. – Оксан, что тут такое? Почему все так орут?

– Да там, представляешь, парочка засела, – почти с восторгом отвечала школьница приятельнице. – И заперлась. Ну, сама понимаешь, для чего. Хи-хи-хи. Это даже романтично.

– Капец, – вынесла суровый вердикт вторая школьница. – Оксан, пойдем, пора уже.

– А я подумала, если так с Ярочкой запереться…

– Прекрати ты уже со своим Ярочкой. Пойдем, говорю.

– Но я хочу посмотреть, – явно была против та.

– На что смотреть? Пошли уже, мой папа за нами приехал, ждет, я эсэмэску только что получила, – вновь не без труда расслышала я.

– Но Аля! Интересно же!

– Пошли, папа уже звонит. Если опоздаем, он больше не согласиться меня забирать.