– Мы уже почти на месте, дай ю, – прошептал он.

Льюис кивнул и подал сигнал заглушить двигатели. Катер бесшумно заскользил по зловонной черной воде, а он напряг слух, пытаясь уловить звук постороннего движения. Ничего.

– Что ж, вот мы и прибыли, трунг ю, – негромко сказал он Грейнгеру. – А теперь давай помолимся, чтобы все это не оказалось западней.

Молитвы Льюиса были услышаны. Действуя быстро и умело, он разместил свои силы в две колонны вдоль обоих берегов канала. Армейские катера хорошо вооружены, и он располагал пулеметами 30-го калибра, которые были сняты с судов и установлены в местах засады, усиливая огневую мощь группы.

Льюис включил портативную рацию, которую постоянно носил с собой, и негромко спросил командира местного отряда самообороны, занимавшего позицию на левом фланге, все ли у него в порядке. Услышав утвердительный ответ, Льюис связался с лейтенантом Грейнгером, который вместе с отрядом Ваньбинь залег на противоположном берегу канала.

– «Лима», говорит «Фокстрот», прием.

– «Фокстрот», здесь «Лима», – послышался голос Грейнгера, такой тихий, что его едва можно было расслышать. – Слушаю вас.

– Здесь «Фокстрот»... Нет ли у вас каких-либо затруднений?

– Говорит «Лима»... Все в порядке. Прием.

Все участники засады заняли свои позиции. Катера с установленными на их палубах минометами были предусмотрительно укрыты от постороннего взгляда в нескольких ярдах от пересечения главного канала с боковой протокой. Теперь оставалось лишь укрыться среди пропитанных влагой кустов высотой по грудь и ждать.

Скорчившись в неудобной позе, Льюис затаился в темноте. Он был уверен, что не одинок в своих предположениях: когда появится конвой противника – если появится, – то это будут не солдаты северовьетнамской армии, а вьетконговцы. В противном случае их ожидало куда более ожесточенное сражение. Солдаты армии Северного Вьетнама были великолепными воинами, они никогда не сдавались и не отступали. Льюис не сомневался: если бы Южный Вьетнам располагал такими же несгибаемыми и дисциплинированными бойцами, то мог бы вести войну собственными силами, без помощи Америки. Однако по какой-то причине многие подразделения армии Юга отличались лишь полным отсутствием силы духа и верности долгу.

Заговорила рация:

– «Фокстрот», это «Лима», ответьте.

– «Лима», я «Фокстрот», слушаю вас.

– Мы видим приближающиеся огни. Прием.

Сеть каналов была столь запутанной, что лодки, движущиеся ночью в составе колонны, как правило, оснащались маленькими огоньками на носу, чтобы плывущие за ними суда могли без труда идти следом, не теряя ориентировки.

– Говорит «Пеликан». Сколько огней? Прием.

Оставалась слабая надежда, что это рыбачьи суда. И еслитак, Льюису совсем не хотелось подвергать их обстрелу крупнокалиберных пулеметов и минометов.

– Говорит «Лима». Вижу цепочку огней. Восемь или девять. А может, дюжина. Прием.

Льюис вполголоса выругался. Караван из двенадцати судов никак не мог принадлежать рыбакам. Рации его подчиненных были настроены на одну волну, и Льюис знал: все участники засады слышат его переговоры с Грейнгером.

– «Фокстрот» обращается ко всем группам, – отрывисто произнес он. – Доложите готовность к атаке. Прием.

Заманить в ловушку лодочный караван куда труднее, чем ничего не подозревающую пешую колонну. Льюис знал, что первым делом бойцы северовьетнамской армии попытаются спрыгнуть в воду и укрыться на берегу, чтобы воспользоваться преимуществами, которые дает в бою твердая земля. Если им это удастся, бой станет рукопашным, развиваясь по наихудшему сценарию, а Льюис хотел избежать этого, расстреляв вьетнамцев из пулеметов еще до того, как они получат возможность покинуть свои суда.

Однако его замысел представлялся невыполнимым. Лодки находились слишком далеко, чтобы одновременно накрыть их пулеметными очередями. Льюис опасался, что еще до того, как он подаст сигнал своим подчиненным обрушиться на противника всей доступной мощью, они окажутся под Ответными выстрелами. Все шло не по плану; скорость катеров слишком мала, чтобы успеть выйти из укрытия и оказать поддержку огнем. Вьетнамцы, плывущие на замыкающих лодках, окажутся в воде, достигнут берега и расстреляют их из автоматов «АКМ-47» прежде, чем люди Льюиса успеют подавить огонь передовых судов.

С той самой секунды, когда Льюис отдал команду начинать, он видел, что их ждет поражение. Невзирая на яростный огонь крупнокалиберных пулеметов и неумолчный грохот винтовок «М-16», северовьетнамцы продолжали приближаться к засаде, на ходу стреляя от бедра из «Калашниковых». Льюис не мог рассчитывать даже на помощь Грейнгера – тот прокричал по радио, что его группа подверглась жестокой атаке и вынуждена отступить.

Когда Льюис узнал, что в составе каравана от восьми до двенадцати судов, ему показалось, что помощь с воздуха не понадобится. Но теперь он горько сожалел, что не вызвал с самого начала штурмовые вертолеты, упустил драгоценное время и потерял людей. Он обратился за поддержкой в то самое мгновение, когда в полной мере осознал масштабы сражения, в которое они были втянуты, однако вертолеты до сих пор не появились.

– Ну! Где же вы? – бормотал Льюис сквозь зубы. Уже две минуты он не мог связаться с Грейнгером. Это могло означать, что лейтенант лишился рации. А может, погиб.

И тут на помощь подоспели катера. Минометы потопили лодки и подавили ответный огонь с их стороны. Теперь главную опасность представляли северовьетнамцы, которые засели на заболоченных берегах и поливали все движущиеся предметы автоматными очередями. Если они успеют скрыться в джунглях, Льюису уже не удастся настичь мерзавцев.

– Не давайте им уйти с берегов! – рявкнул он Дрейтону и бросился вперед, открыв на бегу огонь. Ему на глаза попался ополченец из Ваньбинь. Вьетнамец стоял в нескольких футах от него и стрелял из пулемета, уперев приклад себе в живот. – Шевелись! – крикнул ему Льюис. – Догоняй этих ублюдков!

Целую минуту темнота была до такой степени пронизана огнем, дымом, воплями и руганью, что Льюис почти ослеп и оглох. И вдруг воцарилась тишина.

Он лежал, распластавшись на животе, наполовину погрузившись в воду, и все стрелял, стрелял в оставшихся противников. Он приподнялся на колене и осторожно осмотрелся. В трех ярдах от него раненый северовьетнамец с трудом готовился к стрельбе.

– Ну нет, этот номер не пройдет, сынок, – пробормотал Льюис. Он молниеносно вскинул автомат и всадил шесть пуль в грудь вьетнамца. В ярком свете луны он увидел, как на лице солдата появилось выражение ужаса, потом его тело обмякло и повалилось в кровавую лужу.

Тишину разорвал грохот винтов приближающихся вертолетов. Они прилетели, но слишком поздно. Теперь два штурмовика были Льюису ни к чему. Ему и его людям скорее пригодились бы «пылесосы».

Из двадцати четырех человек, выступивших в поход из Ваньбинь, шестеро были убиты и четверо ранены. Еще до того, как Льюис, шлепая по воде, перебрался на противоположный берег канала, он понял, что лейтенант Грейнгер погиб, а вместе с ним и все бойцы, занимавшие позицию на том берегу. Они лежали, продолжая сжимать в руках оружие, их лица были обращены в сторону противника.

Льюис был слишком закаленным и подготовленным воином, чтобы терзаться угрызениями совести. Он сделал все, чтобы наилучшим образом подготовить операцию, и с точки зрения командования вышел победителем. Погибли пять вьетнамских ополченцев и один американец, но их судьбу разделили две дюжины солдат Северного Вьетнама. Вдобавок был перехвачен караван с припасами для Вьетконга. Однако смерть Грейнгера тяжким грузом легла на сердце Льюиса.

– Мне очень жаль лейтенанта Грейнгера, – с трогательной искренностью сказала Там и тут же пылко добавила: – Но если судьбе было угодно, чтобы погиб американец, то я счастлива, дай ю, что им оказался Грейнгер, а не ты!

Несмотря на все попытки девушки приободрить его, Льюис продолжал мучительно размышлять о смерти Грейнгера. Как и он сам, Грейнгер почти отслужил свой срок, ему оставалось лишь несколько недель до окончания контракта. И вот теперь он мертв. С каждым новым днем Льюис все больше мрачнел и замыкался в себе. Только теперь он начал считать сутки, оставшиеся до того мгновения, когда он сможет навсегда отряхнуть землю Вьетнама со своих ног.

Через десять дней после гибели Грейнгера поступило сообщение о группе северовьетнамцев, укрывающихся в одной из отдаленных деревень. Льюис не имел ни малейшего представления, были это солдаты, сумевшие скрыться с места схватки на берегах канала, или же это новый отряд, доставивший очередной караван с припасами взамен потерянного. Но кем бы ни оказались эти люди, у Льюиса не было причин полагать, что охота на них будет чем-то отличаться от десятков предыдущих операций подобного рода.

Нежданно-негаданно у Там возникли дурные предчувствия.

– Не ходи туда, дай ю, – настойчиво повторяла она. Льюис ласково улыбался ей, называя глупышкой, но онапродолжала умолять его, и наконец он с легким раздражением сказал:

– Хватит, Там. Ты ведешь себя так, словно я твой муж или отец!

Девушка посмотрела на него так, словно он ее ударил, после чего негромко произнесла:

– Ты не отец мне, дай ю.

В тот миг Льюис укладывал карты в планшет. Он медленно завершил работу, ощущая, как поток крови толчками отдается в ушах. Он был потрясен – потрясен не теми чувствами, которые вспыхнули в глазах девушки, но теми словами, которые сам произнес в ответ на ее мольбы. Ради всего святого, как его угораздило обронить слово «муж»?

– Я пойду, Там, – бросил он самым безразличным тоном, на какой был способен. Господи, неужели он не понимал, к чему может привести та непринужденная фамильярность, что возникла в их отношениях? Нет, Там придется уволить. Девушка не должна оставаться при штабе, после того как он признался себе, насколько велика ее власть над ним.