– Да, Эббра. Это нелегко объяснить, но для большинства военных пять дней – слишком короткий срок, чтобы отдохнуть от Вьетнама. Им нужны девушки, выпивка, наркотики. То, как они проводят свои отпуска, столь же далеко от их обычной жизни, как служба во Вьетнаме.

Эббра хотела сказать, что, если бы он согласился поговорить с ней о Вьетнаме, она могла бы его понять. Ей хотелось спросить, неужели и он порой расслабляется, предаваясь пьянству и разврату, но она не могла произнести ни слова. Заметив мучительную боль, застывшую в ее глазах, Льюис взял ее руки в свои и с жаром воскликнул:

– Господи, Эббра! Я не Коуторн! Меня не посылали во Вьетнам вопреки моей воле. Я профессиональный военный и выполняю работу, к которой готовился всю жизнь! Мне нет нужды искать забвения в сексе и наркотиках. А если бы и потребовалось, я бы ни за что не связался с проституткой! – Он говорил резким голосом, его глаза с золотистыми крапинками тревожно потемнели. – Я люблю тебя, Эббра. Неужели ты этого не видишь? Неужели не понимаешь, что это значит? Я не сплю с другими женщинами, они мне не нужны. У меня есть только ты. Ты одна. И так будет всегда.

На ресницах Эббры засверкали слезы стыда за то, что она допустила такую мысль.

– Прости меня, – сдавленно прошептала она. – Я даже не думала... Это из-за того, что я увидела Деса Коуторна с девушкой... Просто я подумала, что его жена скучает и тоскует по нему так же, как я по тебе.

– Вот и хорошо, – хрипловато отозвался Льюис, осторожно стирая слезы с ее лица. – Давай-ка сократим экскурсию по каньону и поедем домой.

Когда Льюис и Эббра вернулись в квартиру, солнце еще стояло высоко, но они закрыли жалюзи и улеглись в кровать, намереваясь всеми известными им способами доказать друг другу, как они любят и как будут тосковать друг без друга грядущие полгода.

Когда Эббра проснулась на скомканных простынях, воспоминание о том, что время отпуска почти истекло, наполнило ее мучительным страхом. Лишь теперь она поняла, отчего многие жены не хотят встречаться с мужьями до тех пор, пока не закончится их служба во Вьетнаме. Встретиться только для того, чтобы почти сразу расстаться вновь, было невыносимо. Льюис повернулся к Эббре, раскрыв сонные глаза, и она подавила страх, опасаясь, что, если Льюис его заметит, их последние часы будут испорчены.

Еще в первый день они договорились, что Эббра не поедет с Льюисом в аэропорт провожать его на рейс до Сайгона. Ее самолет отправлялся на шесть часов позже. За это время она собиралась прибрать в квартире, вернуть хозяевам ключи и вызвать такси, которое отвезет ее в Лихуэ. До той поры она не допустит даже мысли о том, что их идиллия подошла к концу. Она будет воображать, что Льюис уехал на рыбалку или поиграть в гольф – все что угодно, лишь бы не омрачить последние секунды близости с ним.

Она приготовила роскошный завтрак – плоды манго и папайи, копченую лососину и яичницу, шампанское и свежий апельсиновый сок.

– Эббра, – вдруг напряженным тоном заговорил Льюис, протягивая к ней руку поверх украшенного цветами стола, и слезы, которые она до сих пор ухитрялась сдерживать, едва не хлынули из ее глаз.

– Нет, – сказала она, заставив себя улыбнуться. – Пожалуйста, не будем об этом, Льюис. Не говори ни слова. Давай сделаем вид, будто у нас еще есть время.

И только когда Эббра открыла сумочку, чтобы отыскать свой билет, она увидела там письма, которые впопыхах схватила со столика в прихожей тем утром, когда покидала Сан-Франциско.

– Что это? – лукаво осведомился Льюис. – Письма от поклонников? Приглашение на съемки в Голливуд?

Эббра рассмеялась и прильнула к нему, наслаждаясь мимолетным ощущением привычного покоя, которое возникло у нее при виде нераспечатанных конвертов.

– Кто бы их ни написал, вряд ли это что-нибудь важное. Я носила их с собой целую неделю.

Первое письмо было из клуба книголюбов, второе – от тетки, проживавшей в Небраске. Третьим оказался положительный отзыв редактора журнала, в который она отправила свои рассказы.

Эббра ошеломленно взирала на письмо.

– О Господи! Получилось! Меня напечатают! Ох, Льюис! – Она повернулась в объятиях мужа и крепко прижалась к нему. – Не могу поверить. Я – писатель! Подумать только!

По-прежнему держа Эббру за руку, Льюис вынул письмо из ее пальцев.

– Что такого ты могла сочинить, если твое произведение согласились опубликовать? – с изумлением спросил он.

Эббра уже хотела сказать, что она написала повесть о жене офицера, которая живет в разлуке с мужем, но в тот же миг, будто по наитию свыше, поняла, что ее признание внушит Льюису не гордость, а досаду.

– Я написала... рассказ о любви, – слабым голосом ответила она, чувствуя, как головокружительный восторг уступает место горькому разочарованию.

– Хорошо, что об этом никто не узнает, – весело произнес он, вновь привлекая Эббру к себе и мягко прикасаясь горячими губами к ее виску.

Эббра судорожно сглотнула, не в силах мыслить отчетливо. Почему никто не узнает? Разве ее имя не будет напечатано под названием рассказа в журнале? Хочет ли она, чтобы люди узнали о ней, восхищались ею? Да, конечно, она хочет, чтобы о ней узнали!

– Это совсем не плохой рассказ, Льюис! – с жаром произнесла она. – Иначе журнал, в который я его направила, отказался бы его публиковать. У них тысячи подписчиков...

При виде ее волнения Льюис лишь еще больше удивился.

– Хорошо, хорошо, – заговорил он, пытаясь умиротворить Эббру и прижимая ее к себе. – Я только хотел сказать, что ты жена военного и должна быть осторожной.

– Но почему... – начала она, но тут же осеклась, вспомнив о том, что драгоценные минуты истекают и что было бы глупо потратить их ссорясь.

– Что? – спросил Льюис, поворачивая лицо Эббры к себе и глядя на нее карими глазами, в которых светилась любовь.

– Ничего, – прошептала она. – Обними меня, Льюис. Пообещай мне, что между нами всегда все будет хорошо.

– У нас все будет хорошо, Эббра, – сказал Льюис голосом, в котором сквозила уверенность, что страхи Эббры исчезли так же быстро, как возникли. Он долго держал ее в объятиях, чувствуя, как бьется ее сердце, чувствуя на своей щеке ее мягкие волосы. – Уже половина одиннадцатого, Эббра, – хрипло произнес он наконец. Мне пора.

Эббре показалось, что под ее ногами качнулся пол. Она глубоко вздохнула, напомнив себе, что ее муж – военный, что разлуки – неотъемлемая часть их жизни и что она не должна давать волю слабости.

– Да, – дрожащим голосом отозвалась она. – Уходи, и побыстрее. Береги себя.

Льюис в последний раз поцеловал ее, крепко и жадно, повернулся и торопливо вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь.

Эббра застыла на месте, слушая, как Льюис отъезжает от крыльца и как звук мотора постепенно стихает вдали.

Он уехал. Следующие шесть месяцев пройдут, как прошли предыдущие. Ей лишь нужно запастись терпением.

– Я люблю тебя, Льюис, – прошептала Эббра. – О Господи, как я тебя люблю! – С этими словами, забыв о своих намерениях сохранять выдержку, она упала лицом на скомканные простыни и разрыдалась.

Глава 6

– Вы... что? – недоверчиво переспросил отец Серены, приставляя ружье к ноге.

– Мы поженились, – невозмутимо произнесла Серена и показала ему палец, на котором поблескивало простенькое обручальное кольцо – единственное, что они умудрились раздобыть в спешке.

– Вы... что? – повторил отец, скептически посмотрев сначала на дочь, потом на Кайла, которого лишь смутно припоминал, потом опять на Серену.

– Мы поженились, – повторила Серена. – Это несколько неожиданно, папа, но...

– Вы... что?

Кайл вздохнул. Серена настояла на том, что уже пора сообщить родителям новость, но было ясно: либо она не в силах доходчиво ее втолковать, либо ее отец глух как тетерев.

– Мы поженились, сэр, – сказал Кайл. Небрежная поза и скучающий голос полностью лишали слово «сэр» какой-либо почтительности.

– Черта с два! – рявкнул граф. – Что за чушь вы несете? Поженились, подумать только! Приберегите свои выдумки для других, а меня оставьте в покое!

Теперь настала очередь Серены вздыхать. Порой отец удивлял ее своей непроходимой тупостью.

– Мы женаты, – в четвертый раз сказала она. – Мы поженились под именами Дерби и Джоан, поклялись хранить верность в радости и печали...

– Браки свершаются на небесах... – ввернул Кайл.

– ...но кто поспешит, тот раскается, – равнодушным тоном закончила Серена.

– Если это очередная шутка, то здесь для нее не место и не время! – сказал отец.

Они стояли у вершины холма, повернувшись лицами к дому. Кайлу и Серене потребовалось целых десять минут, чтобы пройти от припаркованной машины по аллее вязов и отыскать графа, но, на взгляд Кайла, затраченные усилия оказались напрасными.

– Какой кошмар, – пробормотал он себе под нос и добавил уже громче: – Мы с Сереной вчера поженились. Если вы отказываетесь верить, ничем не можем помочь. Мы поставили вас в известность, и, если хотите знать мое мнение, от нас больше ничего не требуется.

Граф смотрел на молодых людей во все глаза. Его рука крепче стиснула ствол ружья, и Кайл отступил на несколько шагов.

– Как ты смеешь, щенок! Кто тебе дал право находиться на моей земле? Убирайся немедленно!

– Кайл – наш гость, – с достойным восхищения терпением заметила Серена. – Он сын Ройда Андерсона. Они живут у нас с конца прошлого месяца. Помнишь?

Отец вперил взор в Кайла, и его пальцы, стискивавшие ружье, ослабили хватку.

– Ага. Кажется, я погорячился. Давайте оставим этот разговор на потом. После этого ужасного концерта у меня не было ни одного спокойного дня. Вчера в шесть утра рабочие все еще продолжали убирать мусор, и какой-то болван едва не оборвал телефон, требуя повторить этот кошмар на будущий год.

Кайл повернулся к Серене и устало произнес:

– Мы попусту тратим время. Ты сказала ему четырежды, я – дважды.