Джилли Купер - Белла

— Ты теперь, небось всюду бываешь.

— Я только что была на прослушивании у Гарри Бэкхауза для главной роли в его новом фильме.

Давай, жми вовсю, подумала она про себя.

Черт бы тебя побрал, Стив, я не могу без тебя жить.

— Дорогая, ты же настоящая звезда! Я должен пойти на спектакль. Под каким именем ты выступаешь? Не Мейбл Фигги, конечно?

— Нет, — выдавила из себя Белла. — Я… я сменила имя. Я теперь Белла Паркинсон.

Она заметила, что на нем очень хорошо сшитый костюм и массивные золотые запонки.

— У тебя, Стив, дела тоже идут неплохо.

— Не жалуюсь, — сказал он, усмехнувшись. — У меня пара клубов в Буэнос-Айресе. Одна из причин, почему я здесь — помимо, конечно, задачи найти тебя — подыскать место для дискоклуба в Лондоне.

Он дал знак официанту.

— Выпьем еще?

— Мне не надо, — сказала она, — я больше не осилю.

Однако из-за стола Белла не встала. Когда принесли выпивку, он поднял стакан:

— За нас, малыш.

— Никаких «нас» уже не будет, — отрезала она. — У меня есть другой.

— Был, ты хочешь сказать. Кто он?

— Ты его не знаешь. Его зовут Руперт Энрикес.

— Не из банкиров? — спросил Стив, подняв брови.

Бела кивнула с вызывающим видом.

— Ах ты, моя радость, ты добралась до богатых мира сего.

— Ты его знаешь?

— В Буэнос-Айресе я сталкивался с его кузеном Ласло.

— Этого, похоже, знают все. Руперт его обожает. Какой он?

— Жестокий, довольно опасный. Странная смесь. Наполовину еврей — мать его австрийская оперная певица. В Сити не знают, что с ним делать. Там не одобряют его длинные волосы и духи. Но им приходится признать, что в ловкости, с какой он проворачивает дела, ему нет равных. У него стальные нервы, что при слабой активности рынка дает ему большое преимущество. Он владелец отличных лошадей.

— Почему он не женат?

— Не верит в брак. Думаю, несколько лет тому назад он сильно обжегся на одной замужней женщине. Хотя у него всегда самые умопомрачительные подружки.

Последовало молчание. Потом Стив спросил:

— Но ты неравнодушна к Руперту?

— Да, — быстро ответила Белла.

— Тогда зачем ты пришла сегодня сюда?

— Хотела посмотреть на призрака. Стив, я должна идти.

Как по-дурацки звучали все эти немногосложные ответы! Надо было идти домой, переодеваться и ехать к Энрикесам, но она не могла сдвинуться с места.

— Дорогая, — тихо сказал Стив. — Я знаю, что вел себя как мерзавец, отчалив в тот момент, когда ты больше всего во мне нуждалась. Но я там всем много задолжал. Если бы я задержался в Нейлсуорте, меня бы арестовали.

— А как насчет всех этих девиц, что у тебя бывали каждую ночь?

Ей не удалось удержаться от враждебной интонации.

— Я был слишком молод, чтобы иметь прочную связь. С тех пор я повзрослел. Теперь бы я с тобой не сплутовал, если ты про это думаешь.

Но она только видела рядом с собой его большое сексуальное тело и чувствовала, что желает его, как никого и никогда.

— Ты мне не подходишь, Стив. Я хочу выйти за человека доброго и постоянного.

— А я только добрый, — вздохнул Стив, — в наши дни приходится рано выбирать себе амплуа.

Он переменил позу, и его колено коснулось ее ноги. Она вздрогнула так, будто ее током ударило.

— Э, да ты на взводе, — заметил он.

Она нервно рассмеялась.

— Когда ты научилась так смеяться?

— Как?

Он показал, как, и она опять нервно засмеялась.

— Да, вот так.

— Ты нисколько не изменился, — взорвалась она. — Тебе всегда доставляло удовольствие меня подкалывать.

— И голос у тебя стал другой. Театральная школа совсем выбила из тебя йоркширский акцент.

Когда она резко поднялась, он попытался ее задержать.

— Отпусти мою руку, — проговорила она, задыхаясь.

— Послушай, душа моя, не сердись.

— Пусти меня, — сказала она уже громче.

— Говори потише. На нас все смотрят. Ну что ты? — он притянул ее и усадил рядом. — Неужели ты не понимаешь? Я проехал тысячи миль, чтобы вернуть тебя. Я знаю про тебя все, дорогая. Держу пари, что ты не рассказывала мальчику Энрикесу про жизнь в трущобах и про уголовника-отца, правда?

— Заткнись! — прошипела Белла, побелев от гнева.

— А это, как тебе хорошо известно, только начало истории. Теперь допивай, как послушная девочка, и я увезу тебя куда только пожелаешь. Но с завтрашнего дня забег начинается. Я не позволю Энрикесам прибрать тебя к рукам. Тебе не надо с ними связываться, дорогая. К чему вырываться из своего круга?

Когда такси покатило в сторону Чичестер Террас, Белла принялась спешно причесываться и подправлять косметику на лице.

— Да брось ты это, — сказал Стив.

— Но я же так неподходяще одета, — всполошилась Белла. — Я купила себе такое отличное черное платье.

— Ты актриса. Энрикесы были бы страшно разочарованы, если бы оказалось, что ты выглядишь, как положено. Скажи им, что Гарри Блэкхауз держал тебя несколько часов и только что отпустил.

Они ехали по Олд-Бромтон-роуд, и цветущие вишни ослепительно белели на фоне темнеющего неба.

— Весна, — сказал Стив, обнимая ее. — Чувствуешь прилив сил?

Она ответила на его поцелуй, убежденная уже только в одном — что она в его объятиях и что так и должно быть.

— Не ходи туда, — прошептал он.

— Нет, Стив. Ради Бога! — Она резко оттолкнула его и отодвинулась, дрожа и будучи не в силах говорить. Так она и сидела, пока такси не повернуло на Чичестер Террас.

Он записал помер ее телефона на сигаретной пачке.

— Не потеряй, — ее взбесило, что она это сказала. — Меня нет в телефонной книге. О, Господи, ты сел на цветы для матери Руперта.

Стоя на тротуаре и наблюдая, как его увозит такси, она чувствовала какую-то опустошенность. Пробежав мимо больших белых домов, расположенных в отдалении от мостовой и окруженных садами, где цвели ранние розы и азалии, она подошла к самому белому и самому большому из них. По обе стороны ворот стояли с ощеренными мордами два каменных льва. Дверь открыла горничная, но не успела она принять пальто Беллы, как в прихожую влетел Руперт с бледным и искаженным лицом.

Каким юным и неоперившимся кажется он по сравнению со Стивом, подумала Белла.

— Дорогая! Что случилось? Уже десятый час!

Белла недаром была актрисой. Она тут же изобразила замешательство и раскаяние.

— Я так сожалею! Гарри Бэкхауз заставил меня ждать целую вечность, потом несколько часов ушло на прослушивание, а потом он стал самым ужасным образом ко мне приставать. — Глаза ее наполнились слезами. — Я хотела позвонить, правда, но было уже так поздно, что я решила лучше сразу ехать сюда. У меня даже не было времени переодеться. Пожалуйста, прости меня.

Она подумала, что за это в нее вот-вот должна ударить молния. Но Руперт в конце концов успокоился.

— Бедняжка, — сказал он, схватив ее за руку, — Ну, ничего страшного не случилось. Проходи и познакомься со всеми.

Они вошли в большую неприветливую комнату, нечто среднее между музеем и джунглями.

Золоченая мебель, элегантные и неудобные кресла. На стене висели огромные картины в тяжелых золоченых рамах, очень скверно освещенные. Повсюду стояли растения в горшках.

— У бедняжки Беллы был ужасный вечер, — объявил Руперт. — Проклятый режиссер только что ее отпустил.

— Я так сожалею, — сказала Белла, одаривая присутствующих одной из своих самых пленительных улыбок. — Он заставил меня прождать несколько часов, а потом…

— Мы слышали, как вы говорили это за дверью, — холодно сказала какая-то крупная женщина.

— Моя мать, — представил ее Руперт.

Констанс Энрикес была высокая, и отнюдь не худая. Ее лицо с большим вывернутым наружу ртом и стеклянными глазами навыкате напоминало лежащую па сковородке треску. Голос ее мог бы перекрыть любой военный плац.

— Приятно познакомиться, — сказала Белла, решив про себя, что ничего приятного в этом нет.

— Я полагаю, ты сказал мисс Паркинсон, что мы всегда одеваемся к ужину, — бросила Констанс Руперту.

В этот вечер Белла выпила слишком много виски.

— А я не одета, — сказала она, поглядев на свою расстегнутую блузку, и, почти бессознательно перейдя на утрированный великосветский акцент, добавила: — Я крайне сожалею.

Наступила мертвая пауза, потом кто-то рассмеялся.

— Мой отец, — представил его Руперт, усмехаясь.

Чарлз Энрикес, возможно, когда-то был очень видным мужчиной, но давно уже стал терять форму. Лицо его покрывала сетка пурпурных жилок, под маленькими темными глазками, которые бегали по декольте Беллы, как пара черных жучков, висели большие мешки.

— Как поживаете? — осведомился он, задержав ее руку в своей гораздо дольше, чем требовалось. — Руперт уже несколько недель ни о ком другом и не говорит. Но даже он не смог отдать вам должного.

Он протянул Белле щедро наполненный стакан.

Сестра Руперта Гей и ее жених Тедди являли собой типичную дебютантку и типичного гвардейского офицера. Когда им представили Беллу, они едва прервали свой разговор.

Белла не смогла удержаться и посмотрела на живот Гей. Она совсем не была похожа на беременную. Да и Тедди не производил впечатления мужчины, способного произвести на свет хотя бы мышь.

— Я же говорил тебе, они полностью поглощены собой, — сказал Руперт, пожимая Белле руку. — А теперь я хочу познакомить тебя со своей кузиной Крисси, сестрой Ласло. Она мой добрый ангел.

Она могла бы походить на ангела, если бы ей больше повезло, подумала Белла. Но Крисси была явно не в форме. Ее черные глаза заплыли, на щеке алел прыщ, и, должно быть, она в последнее время немало прибавила в весе, потому что платье слишком плотно обтягивало ее тяжелый бюст и бедра.

— Как поживаете? — спросила Крисси. У нее был тихий хрипловатый голос, в котором была слышна какая-то иностранная интонация. — Как это гадко устраивать прослушивание. Это, наверное, отвратительная процедура.