— Ты не хочешь выходить именно за меня или это твоё отношение к браку в целом?

— Я вообще не хочу выходить замуж. Мне нужно ещё кое-что сделать… — она запнулась, — …я хочу ещё кое-что сделать.

Она говорила. И это уже было неплохо. Возможно, она решила попробовать довериться ему. Ноа продолжил:

— Ты говоришь о своих заметках?

В неверном свете луны он видел, как она пристально смотрит на него, явно борясь с собой. Наконец, Августа кивнула.

— И замужество может помешать тебе в этом занятии?

— Немногие мужья будут терпеть подобное, — она, нахмурившись, снова уставилась прямо перед собой.

Она что и вправду замешана в чём-то вроде колдовства? Не верится. Тут нечто большее.

— Августа, люди не всегда таковы, каковыми кажутся на первый взгляд. Ты мне не доверяешь. Во всяком случае, ты не уверена в том, стоит ли мне доверять. Но разве я давал тебе повод не верить мне? Может быть, совершил нечто такое, отчего ты подумала, что я могу предать тебя?

— Нет… — она никак не могла решить. — Да… Я не знаю.

Она напряжённо всматривалась в глаза Ноа, будто пытаясь проникнуть в душу. Решая, должна ли она, может ли она… Августа порылась в кармане сюртука и достала клочок бумаги.

— Это ты мне послал? — спросила она. Он видел, как внимательно она следила за его реакцией, силясь отыскать малейшие признаки того, что он имеет какое-либо отношение к этому письму.

Ноа взял листок и прочёл его. Молча сложил письмо и вернул ей. Потом порылся в своём сюртуке и, достав другой листок, протянул его Августе.

— Прочти это письмо. Я получил его только сегодня утром.

Августа взяла послание и быстро пробежала его глазами. Его сообщение было очень похоже на её.

— Не понимаю. Кто мог послать нам подобные послания? И зачем? — и взглянула на него.

Ноа помедлил с ответом. Только он хотел заговорить, как впереди раздался громкий треск. И в следующую секунду он схватил Августу в охапку и повалился вместе с ней на землю, оттаскивая дальше под укрытие густой растительности у садовой стены.

Августа почувствовала резкую боль в руке, ветви впивались ей в ноги и хлестали по лицу.

— Что это…?

— Ш-ш-ш, — прошептал он, осторожно пробираясь в темноте. Единственным звуком, нарушающим тишину, было их движение между деревьями. Шуршание листьев, тихий скрип подошв по земле. Она не могла с уверенностью сказать, преследовали ли их. Биение её сердца отдавалось громким стуком в ушах, и она почти ничего не слышала.

Казалось, прошла целая вечность, когда Августа, наконец, распознала резкий звук отодвигаемой задвижки на воротах. Спустя мгновение они шагнули в мрачный, тёмный внутренний двор городского дома Финсминстеров.

— Что случилось? — спросила она. Рука всё ещё болела от падения.

Ноа взял её за руку и потянул дальше, с кошачьей грацией огибая угол конюшни.

— Думаю, в нас кто-то стрелял. Должно быть, нас преследуют. Нам нужно спрятаться.

Он дошёл до места, где внутренний двор выходил на смежную улицу, и остановился, чтобы осмотреться. Спустя мгновение отвёл Августу за угол и окликнул ожидавший там наёмный экипаж.

Когда они тронулись, Августа откинулась на сиденье.

— Зачем кому-то стрелять в нас в саду Финсминстеров?

— Я могу только предположить, что автор этих писем решил таким образом избавиться от угрозы. Августа, с кем ты должна была встретиться сегодня в саду?

— Ноа, а почему внезапно потемнело?

В сгущающейся темноте она видела, как Ноа повернулся к ней.

— Августа?

Ей показалась, она слышала, как он постучал по крыше кареты. Они остановились, решила она, потому что услышала, как открылась дверь. Ноа откуда-то достал лампу и смотрел на неё, но свет от лампы всё больше тускнел, давая всё меньше и меньше света, и скоро она с трудом её различала. Она слышала его голос, будто он говорил с ней, но голос раздавался откуда-то издалека. Она попыталась заговорить, но не смогла пошевелить внезапно распухшим во рту языком.

И прежде чем темнота окончательно поглотила её, она услышала последние слова Ноа:

— Боже правый, Августа, тебя подстрелили!

* * *

Августа медленно приподняла веки, гадая, с чего это они такие тяжёлые.

В комнате было темно, но она заметила узкую полоску света, проникающую сквозь небольшую щель между занавесками. Она почувствовала подушку под головой, и озадаченно нахмурилась, когда не обнаружила Цирцею на её обычном месте. Не понятно, что именно, но что-то определённо было не так.

Эта мысль подтвердилась, когда она попыталась сесть. Острая, резкая боль судорогой пронзила её руку до самых кончиков пальцев. Она бы вскрикнула от этой боли, но вдруг сообразила, что находится в комнате не одна: кто-то раздвигал занавески, впуская солнечный свет. Щурясь от ворвавшихся слепящих лучей, Августа уставилась на силуэт, вырисовавшийся прямо перед ней. Её взгляд начал проясняться, и она увидела Ноа. И тут она поняла, что находится вовсе не в своей комнате. Эта комната совсем не походила на её: тёмная старомодная орехового дерева кровать с толстыми, точно бревно, опорами, сверху донизу покрытыми резьбой. И у неё не было ни малейшего понятия, как она здесь оказалась.

— Где я? — уставилась она на него.

— В моём городском доме на Чарлз-стрит.

— Почему я здесь?

— Ты ничего не помнишь? — Ноа сел на стул у кровати.

Она задумалась, но не смогла вспомнить ничего после их встречи в саду и покачала головой.

— Ты здесь, потому что прошлой ночью, на маскараде у Финсминстеров, когда ты была со мной в саду, в нас кто-то стрелял и ранил тебя в руку.

Августа опустила глаза и на самом деле увидела белую перевязь на её приподнятой руке, попыталась что-то сказать, но у неё внезапно пересохло в горле.

Ноа взял стакан воды с прикроватного столика и поднес к её губам. На вкус — как божественный нектар. Она закрыла глаза и медленно, большими глотками пила, пока он наклонял стакан. Потом посмотрела на него.

— Почему я ничего не помню?

— Ты потеряла сознание.

— Я никогда не теряю сознания, — Августа попыталась подняться с кровати, и сразу же темнота накрыла её снова.

Когда она в следующий раз пришла в себя, у её носа кто-то держал нюхательную соль. Она закашлялась от резкого запаха, приходя в себя. Взглянула на Ноа. Она и в самом деле потеряла сознание.

— Лежи, я позову врача.

Врач появился в ту же секунду. Он мягко ей улыбнулся, представившись доктором Мерримором, и спросил, не болит ли у неё что-нибудь. Она медленно кивнула. Он попросил её лечь, пока он проверяет состояние её руки и меняет повязку. Затем глубоко всмотрелся ей в глаза, изучив сначала один глаз, потом другой.

— Что такое? — спросила она.

— Не советую ей двигаться, по крайней мере, дня три, — врач смотрел на Ноа.

— И почему бы не сказать ей об этом напрямую? — нахмурилась Августа.

— Скорее, даже четыре дня, — врач по-прежнему смотрел на Ноа.

Четыре дня? Одной в доме с мужчиной? В его кровати? Ну что ж, если ей хотелось разрушить свою репутацию, сейчас ей это определённо удалось.

— А как ребёнок? — спросил Ноа врача, очевидно уже уведомив его о возможном положении.

— Еще слишком рано утверждать, ждёт ли она вообще ребёнка, — доктор покачал головой. — Но если она беременна, это бы объяснило её затяжной обморок. Хотя в той же мере, это может быть из-за раны. Хороший врач должен учитывать все обстоятельства ради своих пациентов. Но пока мы не знаем наверняка, я советую постельный режим, продолжительный сон и никакого перенапряжения.

— Спасибо, сэр. Я за этим прослежу, — кивнул Ноа.

Августа нахмурилась и, дождавшись, пока врач выйдет, попыталась встать с постели.

— Ты что творишь? — в мгновение ока подлетел к ней Ноа. — Ты что, не слышала, что сказал врач?

— Как это интересно я могла слышать, если он ко мне ни разу не обратился?

— Августа, ты слышала его предписания, — он уложил её обратно. — Ты должна лежать.

— Невозможно! У Шарлотты случится апоплексический удар.

— Боюсь, уже случился.

— Шарлотта знает, что я здесь? — Августа взглянула на него. О, Боже. — Что я в твоей кровати?

— Я должен был рассказать о случившемся и о причинах твоего внезапного исчезновения с бала-маскарада.

— Вряд ли она волновалась.

— Пока я ей всё не рассказал, не волновалась. Но расстроилась, узнав, что тебя подстрелили.

Августа откинулась на подушки, опуская одеяло до талии.

— Она скорее расстроилась, узнав, что я наедине с тобой в твоём доме.

— Августа, она искренне беспокоилась о тебе, — нахмурился Ноа. — Она даже послала твою горничную, Мину, чтобы та была с тобой до выздоровления, — немного поколебавшись, добавил. — А ещё она согласилась на наш брак от лица твоего отца.

— Она не могла, — Августа резко повернулась к нему. — Я достаточно взрослая, чтобы самой решить за кого и где выходить замуж, а также выходить ли мне замуж вообще. Ты сам слышал врача. Мы ещё даже не знаем, существует ли вероятность того, что я беременна.

— Августа, это уже не только из-за ребёнка. Одно твое присутствие здесь делает брак неизбежным.

Августа, нахмурившись, рассматривала свои пальцы, теребившие край одеяла. Она ругала себя за слишком резкие высказывания. Она не имела права злиться на Шарлотту, Ноа или на кого-либо ещё. Не они втянули её во всё это. Виновата только она, и только она и должна расхлёбывать последствия. А последствия будут крайне тяжёлыми.

— Тебя неприятна даже мысль о нашем браке?

— Сначала врач, потом Шарлотта. Каждый норовит всё решать за меня, — произнесла она, опустив голову.

— Забудь о враче. Забудь о Шарлотте. Только ты принимаешь решения, Августа, — Ноа взял её за руку. — Окажешь ли ты мне честь стать моей женой?