На расположенной в полуподвале кухне всё ещё горел огонь, освещавший ей путь, когда Августа начала подниматься по небольшой лесенке, которая должна была привести её на первый этаж, а там уже и в кабинет. Даже Цирцея, попробуй она, не смогла бы так тихо проскользнуть по дому, как это сделала Августа. Оказавшись в кабинете, ей пришлось пробираться к столу, полагаясь только на свет газового фонаря, расположенного на углу улицы. Задёрнув шторы, она вытащила из кармана запаянную трубочку с тонкой фосфорической свечой.


Августа разломила трубочку, и свеча тотчас же вспыхнула[82].


Какое-то время она рассматривала комнату, удовлетворяя своё любопытство. Её немного удивило обилие книг, но ещё больше Августа была поражена тем, что в библиотеке Ноа встречались очень редкие издания. Однако она была готова увидеть собрания предметов искусства, так как много слышала о коллекции Девонбруков. И Августа не разочаровалась. Предметы античного искусства, картины, скульптуры, их расположение в превосходно выбранных местах на стенах комнаты, обшитых роскошными резными деревянными панелями — всё говорило о великолепном вкусе лорда Ноа.


Шагнув за аккуратно прибранный стол, Августа уселась в большое кожаное кресло и начала размышлять, куда он мог положить её записи. Решив, что стол — это слишком очевидно, она встала и направилась через всю комнату к креслу, расположенному около камина. Рядом с креслом стоял столик, на котором страницами вниз лежала раскрытая книга.


Заинтересовавшись, Августа подняла её.


Это было исследование по истории ведьм на протяжении нескольких веков. Перелистывая страницы, она вспомнила слова графа Эвертона, что Ноа подозревает её в колдовстве. Августа начала читать.

«… И стоит мужчине решить соединиться с ведьмой, как он сам станет слугой дьявола, а ребёнок, зачатый от него, отродьем дьявола…»

Августа перевернула страницу, и на неё тотчас же обрушились отвратительные изображения, гравюры, запечатлевшие порочных женщин в различных стадиях поглощения мужчин, прижимающие одновременно к груди злобных рогатых младенцев.


Именно такой представлял ее себе Ноа?


Отложив книгу, она взяла другую, написанную доктором Ричардом Пиклингтоном, известным врачом и наиболее сведущим человеком в работе с одержимыми так называемым «колдовством». В книге доктор Пиклингтон рассказывал о своих многочисленных встречах с ведьмами и даже перечислял общие для всех них черты, так, чтобы незнающий человек мог лучше защитить себя. Прочитав этот список, Августа вынуждена была признать, что многие признаки на самом деле могли быть отнесены к ней самой.


Указывалось ношение чёрной одежды, что само по себе не было неопровержимым доказательством того, что женщина занималась колдовством, но вкупе с такими вещами, как привычка бодрствовать по ночам, таинственность и присутствие рядом медиума (создания, которое связывает ведьму с потусторонним миром) — всё это указывало на ведьмовство. Медиум же этот зачастую принимал образ кошки, причём чёрной. Так что родись Августа сто лет назад и раньше, могла бы предстать перед инквизицией.


Перевернув страницу, она продолжила читать о том, что ведьмы, как хорошо известно, носят странные символы, говорящие об их чёрном искусстве. Потянувшись, Августа расстегнула своё ожерелье с лунной и звездной подвесками и подняла его на уровень глаз. Овальный лунный камень[83] в свете фосфорной свечи сиял неземным образом.


— Ну, определённо не каждый день мужчина, вернувшись домой, застает женщину-воришку, сидящую в его кресле.


Задохнувшись, Августа обернулась и увидела Ноа, неожиданно возникшего в дверях кабинета. Она посмотрела на часы. Была почти полночь. О, ну почему она погрузилась в чтение этой смехотворной книги?


Ноа вошёл в комнату и направился к Августе, остановившись только тогда, когда подошёл уже опасно близко. Она знала, он ждёт, что она отступит, сделает шаг назад, но осталась стоять неподвижно, отказываясь позволить ему запугать себя. Хоть и была поймана с поличным.


Вопрос был в другом. Что собирался делать с ней Ноа, теперь, когда она находилась у него в руках.

Глава 20

— Забавно, — взирая на Августу сверху вниз, заметил Ноа. Сейчас он неожиданно показался ей выше, чем она помнила. — Уверен, в вашей записке говорилось, что я должен встретиться с вами в саду на балу лорда и леди Денби, а не здесь. Подумать только, в моём кабинете! Но мне следовало понять, что что-то не так. Ведь когда я пришёл в сад, то наткнулся там совершенно на другого человека, поджидающего, однако, именно меня.


Глядя на него, Августа по-прежнему молчала. Ноа был одет в безупречный чёрный костюм, вокруг шеи повязан накрахмаленный белый галстук. В свете свечи блестели его тёмные волосы и отчётливо прорисовывалась напряжённая линия подбородка. От него исходил приятный лёгкий запах бергамота, взъерошенные волосы слегка закрывали лоб, и Августе с нестерпимой силой захотелось протянуть руку и потрогать их. Ну почему, почему он должен выглядеть таким чертовски привлекательным?!


Ноа опёрся рукой о стену позади неё. Он находился так близко, что, когда говорил, Августа чувствовала у себя на виске его дыхание. Его голос смягчился:

— Вы не очень вежливо со мной поступили, миледи. Ещё несколько мгновений наедине в саду, и я мог бы оказаться вынужденным жениться на милейшей Вивиане.

Пытаясь не обращать внимания на его близость (совершенно бессмысленная попытка), Августа вздёрнула подбородок:

— Да, милорд, определённо это была бы весьма неловкая для вас ситуация, учитывая, что вы уже помолвлены с другой.

Ноа в недоумении уставился на неё:

— Прошу прощения?

Августа нахмурилась в ответ. Улыбнувшись, он продолжил:

— Молю, миледи, просветите меня, о чём вы, чёрт возьми, говорите.

— Думаю, она представилась как мисс Сара Прескотт.

— Сара? Какое отношение она имеет ко всему этому?

Его замешательство выглядело таким искренним, что Августа заколебалась.

— Кажется, она верит, что вы поженитесь.

Ноа покачал головой.

— Она ошибается. Я никогда не делал ей предложения и не собираюсь делать этого в будущем.


Было очевидно, что он говорил правду. И Августа поразилась тому чувству облегчения, которое охватило её после этих слов. Но ей нельзя забывать о цели своего прихода сюда. Она должна забрать свои записи и покинуть этот дом, прежде чем вновь забудется. Как тогда, в кабинете его брата.


— Разумеется, это ваше дело, милорд. А теперь, если вы просто вернёте принадлежащие мне по праву вещи, я оставлю вас.


Но Ноа не сделал ни одного движения, чтобы достать её бумаги. Вместо этого он отступил и направился к серванту.


— Прежде чем вы уйдёте, позвольте мне, по крайней мере, предложить вам бокал кларета[84]. Решительно, взламывание домов должно неизбежно вызывать жажду.


Пока он шёл к серванту и наполнял для них бокалы, единственное, на что была способна Августа, это просто стоять и ждать. Ноа вернулся с двумя бокалами — один с кларетом, другой с виски. Он протянул ей тот, где было вино, но вместо того, чтобы принять его, Августа подняла руку и взяла другой, вызвав на лице Иденхолла лёгкую улыбку. Прижав бокал к губам, она сделала небольшой глоток, пытаясь не обращать внимания на тот пожар, который вспыхнул у неё внутри. И когда Ноа потянулся к её бокалу, она не пошевелилась. Но он не стал забирать его у неё. Вместо этого он обхватил рукой бокал поверх её пальцев, поднял его к своим губам и сделал глоток. Интимность этого жеста заставила её странным образом задрожать. Закончив пить, Ноа не убрал руку с её руки. И так ни разу и не отвёл глаза.


— Вы совсем не боитесь пить из того же стакана, что и ведьма? — спросила Августа поддразнивающим ехидным голосом. Она пыталась подавить те странные чувства, которые вызывала в ней его близость, но ощущение его рядом было почти непреодолимым.


— Не знаю, — ответил Ноа. — Возможно, мне следует попробовать и выпить ещё. Мне действительно нравится жить, подвергая себя опасности, — сделав новый глоток, он взял у неё бокал и поставил его на столик. Затем медленно шагнул вперёд и, обхватив подбородок Августы большим и указательным пальцами, начал нежно его поглаживать. У неё участился пульс, перехватило дыхание, и она стояла как вкопанная, пока он неторопливо склонялся к её губам.


Его губы источали вкус бренди, а весь он само желание. Стоило Ноа прикоснуться к ней, как Августа стала совершенно беспомощной, способной только отдаться его обжигающей ласке. Чувства, испытанные ею той ночью, когда она оказалась наедине с ним в кабинете его брата, тотчас же вспыхнули с новой силой. И неважно, что она пыталась убедить себя, мол, необходимо остановиться, необходимо бежать отсюда так быстро, как только могут её унести ноги. Августа знала, что не могла сделать этого, так же как не могла расправить крылья и улететь. Она хотела быть с этим мужчиной. Так или иначе, она должна была узнать его. Ни один другой мужчина не заставлял её чувствовать себя так — такой соблазнительной, такой желанной, такой невероятно женственной. В тот самый миг, когда в саду на балу Ламли она обернулась и увидела его, когда он обнял её и впервые поцеловал так, как мужчина целует женщину, Ноа разбудил в ней нечто новое. Разбудил чувства, о существовании которых она не смела даже мечтать.


И сейчас Августа хотела, чтобы он — только он, и никто другой — утолил её желания.


Неуверенная, чту должна делать женщина, Августа подняла руки к его плечам и провела пальцами по шее, пока они не запутались в его волосах, притягивая Ноа ближе. Ближе. Пока, наконец, она инстинктивно не прильнула к нему всем телом и, уловив губами исторгнутый им стон, поняла: она сделала что-то, что доставило ему удовольствие, и ей захотелось порадовать его ещё больше, хотелось понять его желания так же, как она начала понимать свои. Медленно её пальцы скользнули вниз по его шее, ощущая там пульс, отбивающий яростное стаккато[85], а затем проследовали по груди к животу.