— Она чёрная, — сказал он, выпрямляясь.

Шарлотта странно посмотрела на него, удивляясь, чем окрас кошки заслужил упоминания:

— Да.

— Почему-то я не удивлен. — Он надел шляпу и, прощаясь, поклонился. — Спасибо, миледи, что согласились передать мой свёрток леди Августе.

Шарлотта стояла у двери, не задумываясь теперь, кто мог увидеть её здесь, пока джентльмен, лорд Ноа Идехолл Девонбрук, направлялся к тротуару, у которого его ожидал экипаж.

И какой экипаж! Блестящее ландо, запряжённое парой идеально подобранных лошадей серой масти, такого же оттенка, как его сюртук. Кучер, разодетый в ливрею роскошных тонов золотого и синего, щёлкнул поводьями, когда лорд устроился на сиденье. Маркиза не двинулась с места до тех пор, пока карета не исчезла за углом, и она уже не могла слышать звук её колес. И только после этого захлопнула дверь.

Оказавшись внутри, Шарлотта тщательно осмотрела свёрток, нахмурившись, когда поняла, что тот был запакован как будто специально, чтобы помешать ей открыть без возможности быть необнаруженной: бумажные ленты надёжно удерживали крышку закрытой. Около её ног раздалось мяуканье. Она кинула взгляд на лестницу, неодобрительно посмотрев на кошку. Августа должно быть уже встала, ведь её кошка никогда не покидала комнаты хозяйки, если та ещё была в постели, вместо этого сворачиваясь клубком на подушке у её головы, то есть способом, который одновременно и раздражал, и вызывал у маркизы отвращение. Ведь на этой твари могли быть блохи!

Шарлотта услышала вскоре, как на верхнем этаже открылась дверь. Минутой позже спустилась Августа. Она всё ещё была одета в ночную рубашку и халат, а растрёпанные, тёмные волосы лежали на плечах в унылом и жалком подобии косы. Нелепые очки были сдвинуты на кончик носа, а сама Августа изучала листок с бессмысленными «формулами», абсолютно далёкими для Шарлотты или любого, кто мог бы попасться ей на пути. Хвала небесам, что джентльмен уже ушёл. Если бы он увидел её в таком виде, забрал бы коробку назад и сбежал.

— Предполагается, что горничные должны приносить чай в твою комнату, Августа. У нас есть колокольчики, чтобы вызывать слуг для подобных целей, тогда тебе не пришлось бы спускаться в таком непозволительном виде. Это всё же работа, за которую мы им платим.

Августа даже не подняла глаз от бумаги:

— Они никогда не знают, во сколько я встану. Не вижу необходимости отрывать их от своих обязанностей, когда я могу также легко спуститься вниз.

Шарлотта фыркнула. Этот разговор повторялся уже не единожды и никогда не приводил к какому-либо результату.

— Кто так усердно колотил в дверь? — спросила Августа. Она сделала паузу, достаточную, чтобы просмотреть утреннюю почту, ожидающую на подносе на столике в вестибюле. — Принесли посылку?

Шарлотта пристально глядела на неё:

— Это действительно была посылка, но её принес посетитель.

Августа зевнула, прикрыв рот рукой, в абсолютном безразличии оставив письма, и вернулась к своему листку, зашаркав по направлению к кухне в задней части дома.

— Видно, настойчивый посетитель. Этот стук разбудил меня.

— Посетитель приходил к тебе, Августа.

Августа остановилась, поворачиваясь к маркизе, а глаза её немедленно насторожились за стёклами очков. Её внимание наконец-то было захвачено.

— Вы определённо ошибаетесь. Я не принимаю посетителей.

— О, я не ошибаюсь. И у тебя действительно был этим утром посетитель.

— Кто же, ради всего святого, захотел бы прийти ко мне с визитом?

— Имя на карточке, которую он оставил, гласит: лорд Ноа Идехолл Девонбрук.

Августа нахмурилась. Очевидно, эта новость не пришлась ей по душе:

— Что же он хотел?

Итак, она его знала. Любопытство Шарлотты возросло:

— Он приходил, чтобы принести тебе кое-что. Этот свёрток.

Августа взяла посылку, рассматривая её, как будто та служила вместилищем какого-либо рода болезни, которую девушка боялась вызвать в мир. Она пристально вглядывалась в неё некоторое время, перед тем как поставить на столик. Затем Августа развернулась и снова направилась в сторону кухни.

— Разве ты не собираешься распаковать коробку? — спросила Шарлотта, потрясённая реакцией Августы, вернее, её отсутствием. Какая леди смогла бы противостоять искушению открыть посылку, особенно, если та от джентльмена?

— Я должна подумать об этом за утренним чаем. Возможно, я просто верну её нераспечатанной.

— Августа! — Шарлотта уставилась на неё в изумлении. — Забудь о своём чае. Ты сошла с ума? Ты должна открыть её — немедленно — и посмотреть, что там, перед тем, как решать, возвращать её или нет. Как же ты узнаешь, что это абсолютно неподходящий подарок? Знак уважения к тебе от этого джентльмена?

Августа в раздражении выдохнула перед тем, как снова взять коробку.

— О, ну что ж, хорошо…

Она небрежно сорвала элегантные бумажные банты, что связывали коробку, и сняла крышку. Внутри она сдвинула слои материи, чтобы обнаружить то, что могло бы быть самой изящной шляпкой для верховой езды, будь она любого другого цвета, кроме абсолютного и унылого чёрного, какого и была.

Шарлотта смотрела, как её падчерица достаёт шляпку. Тонкая вуаль такого же чёрного цвета, задрапированная вокруг модно завёрнутых полей. Чёрное перо на шляпке мягко колыхалось, когда Августа подняла вещицу для осмотра перед тем, как отыскать маленькую записку, спрятанную под шляпкой внутри коробки. Она прочитала её, и выражение неодобрения на её лице усилилось, когда она опустила в шляпную коробку руку за чем-то ещё, чем-то круглым и завернутым в бумагу отдельно. Она сняла обертку и обнаружила золотое яблоко.

— Какой странный жест, — сказала Шарлотта. — Я имею в виду, что шляпка определённо очень мила, хотя ты не можешь оставить её, так как это абсолютно неуместно для джентльмена делать такие подарки девушке, с которой он едва знаком. Но я совсем не понимаю, почему он подарил тебе яблоко.

— Я намерена оставить эту шляпку, — сказала Августа. — А яблоко не для меня. Оно для моей лошади.

Сказав это, она громко откусила большой кусок этого самого яблока перед тем, как снова развернуться в сторону кухни.

Глава 12

Карета Ноа свернула с площади Сент-Джеймс, замедляя ход, пока не остановилась на углу Чарльз-стрит. Он вышел и повернулся, чтобы посмотреть на открытое ландо, ожидающее перед парадным подъездом его дома в конце улицы. Ноа отдал распоряжение своему конюху, чтобы тот вернул карету и лошадей на конюшни извозчичьего двора, которые располагались за рядом больших георгианских[31] городских особняков, и направился вперёд.

Он почти дошёл до ландо, когда узнал Катриону, жену его брата Роберта, сидящую в экипаже. Пока Роберт стоял у парадной двери, разговаривая с Уэстманом, она делала всё возможное, чтобы убедить их сынишку, Джеймса, что не следует взбираться на откидывающийся верх экипажа, одновременно жуя превосходные папины перчатки из лайки. Няня, которая их сопровождала, выглядела так, будто в настоящий момент Бедлам ей казался более предпочтительным местом по сравнению с этой каретой. На передке ландо сидел кучер, глаза которого были скрыты под краями шляпы. На самом деле, вполне вероятно, что он дремал, проявляя настоящее мастерство, принимая во внимание суматоху, происходящую позади него.

— Джеймс, милый, пожалуйста, посиди спокойно одну минутку. Я знаю, что мы опоздали с твоим дневным сном, но если ты… — Прежде чем малыш чуть не свалился с задка кареты, Катриона ухватила извивающегося мальчика за пояс его нанковых[32] штанишек и подняла вверх, приблизив к своему лицу. — Что вы имеете сказать в свою защиту теперь, мастер Джеймс? — спросила она с усмешкой.

— Мама, вниз, — промямлил он в ответ, перед тем как схватился за кайму её украшенной лентами шляпки и хорошенько за неё дернул.

Мальчик захихикал, когда его мать вскрикнула. Няня поспешила на помощь Катрионе, а Ноа не смог удержаться от смешка при виде модной шляпки, которая неожиданно кривобоко повисла над одним глазом её хозяйки.

— Дорогая сестра, твой собственный па, Ангус, был прав, утверждая: «Эта девчушка как маленький шквал», — сказал Ноа, имитируя густой шотландский выговор с раскатистым «р». — А наш отец всегда повторял Роберту, что однажды у него появится сын, который будет такой же неуправляемый, каким был он сам. Я вижу, что и он был прав.

Катриона откинула на спину некогда элегантное творение из соломки, позволяя своим медно-каштановым волосам в беспорядке рассыпаться по плечам, разрушив аккуратную прическу. Но сама едва ли заметила это.

— Ноа! Наконец-то! Мы уже начали думать, что ты исчез с лица земли.

Ноа подошел к ландо и взял руку Катрионы для приветственного поцелуя.

— А я думал, что вы в этом году собирались остаться в Шотландии, чтобы избежать сложностей светского сезона, или сложности детской Росмори оказались намного более утомительными?

— Вообще-то, — сказал Роберт, сходя по ступенькам, чтобы присоединиться к ним, — Катриона передумала после того, как ты отбыл обратно в город. Она решила, что хорошая порция лондонского общества — это именно то, что ей нужно, не так ли, дорогая?

Две вещи, несмотря на слова брата, сказали Ноа, что это не Катриона, а как раз Роберт решил поехать в город: взгляд, которым обменялись эти двое и тот факт, что Ноа прекрасно знал о ненависти Катрионы к лондонскому сезону и всему его лицемерному великолепию.

— Это так?

— О, да, Ноа, — сказала Катриона, намереваясь-таки играть свою роль в этом обмане. — Я только что получила от своей сестры Мерид из Парижа это прекрасное новое платье и умираю, как хочу, показаться в нём…

— Катриона.

Она невинно вскинула на него глаза:

— Да?