— Не может быть! — удивилась Ирина. — После всего, что с нами сделали, что мы потеряли… Мы для них что, красные?!

— Именно так я ему и сказала. — Розалина кивнула головой. — «Молодой человек, вы что, действительно считаете, что я могу поддерживать власть, которая расстреляла моего отца?»

— Это из-за конфликтов в Корее, — вмешалась я. — В каждом русском они видят шпиона.

— Азиатам еще хуже, — сказала Ирина. — Виталий говорит, что цветных вообще не пускают в страну.

Раздался мощный гудок, и мы дружно повернулись к крану, который опускал на причал сетку с багажом.

— Это мой. — Розалина указала на синий чемодан с белой каемкой. Когда пассажирам разрешили забрать вещи, мы встали в общую очередь.

— Аня, вон тот черный футляр тоже мой, — сказала Розалина. — Сможешь его поднять? Он тяжелый. А Ирине дадим чемодан.

— А что в нем? — спросила я, хотя уже догадалась сама, как Только почувствовала вес футляра и уловила запах машинного масла.

— Это швейная машинка, я купила ее во Франции, — объяснили Розалина. — Я собираюсь заняться шитьем, чтобы помочь вам.

Мы с Ириной переглянулись.

— В этом нет необходимости, бабушка, — мягко произнесла Ирина. — У нас для тебя приготовлена комната. Денег за нее просят немного, и мы вполне справимся сами, пока работаем по контракту.

— Не может быть, чтобы вам это было по карману, — недоверчиво произнесла Розалина.

— Может, — ответила я, однако не стала говорить, что продала привезенные из Шанхая драгоценности и открыла счет в банке. Денег за камни я выручила не так много, как рассчитывала, потому что, как объяснил ювелир, сейчас в Австралии очень многие иммигранты распродавали свои драгоценности. По на то, чтобы оплачивать жилье Розалины до окончания нашего контракта, денег хватило бы.

— Глупости, — отрезала Розалина. — Вам нужно экономить изо всех сил.

— Бабушка, — сказала Ирина, поглаживая ее по руке. — Ты так долго болела. Нам с Аней хочется, чтобы ты отдохнула и не думала ни о чем.

— Да ну! Я и так уже отдохнула, — отмахнулась Розалина. — Теперь я хочу помочь вам.

Мы настояли на том, чтобы поехать домой на такси, хотя Розалина, чтобы не тратиться лишний раз, хотела везти свою швейную машинку на трамвае. Она согласилась на такси только после того, как мы сказали, что из автомобиля она сможет лучше осмотреть город. Несколько таксистов не захотели нас брать, но в конце концов мы сели в машину.

Город, в котором ей предстояло жить, явно вызывал у Розалины такой интерес и восторг, что нам с Ириной даже стали немного стыдно. Она открыла окно и рассказывала о разных достопримечательностях, мимо которых мы проезжали, как будто прожила в этом городе всю жизнь. Даже таксист был впечатлен.

— Это башня компании «Объединенные Радиокомпании Австралазии», — говорила она, указывая на коричневое строение, на крыше которого стояла конструкция, напоминающая маленькую Эйфелеву башню. — Это самое высокое здание в городе. Они даже выше максимально допустимой высоты. Ее разрешили построить только потому, что посчитали не домом, а коммуникационной конструкцией.

— Откуда ты столько знаешь про Сидней? — спросила у нее Ирина.

— Мне несколько месяцев нечем было заняться, поэтому я читала о нем все, что мне попадалось под руку. Медсестры приносили мне книги и газеты, один раз даже привели австралийского солдата. К сожалению, он был из Мельбурна, но все равно довольно много рассказал мне о культуре этой страны.

Добравшись до Поттс-пойнт, мы застали Бетти и Виталия в кухне. Они спорили. Пахло жареной картошкой, ростбифом, и, несмотря на то что на дворе стояла зима, все окна и двери были открыты, чтобы проветрить душное помещение.

— Ему, видите ли, захотелось приготовить какое-то экзотическое иностранное блюдо, — недовольно говорила Бетти. Вытерев пальцы о передник, она протянула руку Розалине. — А я хочу, чтобы наши гости ели только самое лучшее.

— Рада с вами познакомиться, миссис Нельсон, — вежливо произнесла Розалина, пожимая ей руку. — Хочу поблагодарить вас за то, что вы позаботились об Ирине и Ане.

— Зовите меня Бетти, — ответила хозяйка, поправляя прическу. — И не стоит меня благодарить. Они мне стали как дочери.

— И что за иностранное блюдо ты собрался готовить? — спросила у Виталия Ирина, толкнув его локтем в бок.

Он закатил глаза.

— Спагетти-болонезе.

В зимние дни было достаточно тепло, чтобы обедать на улице, поэтому мы решили вынести на веранду стол и несколько стульев. Виталию поручили резать мясо, а Ирина разложила на тарелки овощи. Розалина села рядом с Бетти, и я не могла не засмотреться на них, дивясь их поразительному сходству. Если смотреть на каждую в отдельности, было понятно, что это две разные женщины, но когда они находились рядом, сразу становилось заметно, до чего они похожи. На первый взгляд у них как будто не было ничего общего: одна — аристократка старого мира, повидавшая на своем веку войны и революции, другая — женщина из рабочей семьи, которой удалось скопить денег, чтобы открыть кафе и поселиться на Поттс-пойнт. Но после первых же слов, сказанных друг другу, между Розалиной и Бетти установились такие отношения, которые бывают между давними подругами.

— Так ты сильно болела? — спросила Бетти, поднимая над столом тарелку Розалины, чтобы Виталий положил на нее мясо.

— Мне казалось, что я умру, — ответила Розалина. — Но теперь, не кривя душой, могу сказать, что чувствую себя лучше, чем когда бы то ни было.

— Это все французские доктора. — Бетти стрельнула глазами в сторону. — Уж они-то знают, как вылечить женщину.

Розалина рассмеялась, и я удивилась, что она мгновенно отреагировала на шутку Бетти.

— Да, если бы мне опять стало двадцать.

На десерт мы ели парфе в высоких стеклянных вазочках. Увидев несколько слоев мороженого и желе с фруктами и орехами наверху, я подумала, что после мяса все это в меня уже не влезет. Откинувшись на спинку стула, я вздохнула и сложила руки на животе. Бетти рассказывала Розалине о пляже Бонди и о том, что она хотела бы переехать туда, когда отойдет от дел, а Ирина, к моему удивлению, внимательно слушала подробнейший, сопровождаемый оживленными жестами рассказ Виталия, который утром купался в лагуне.

— Вижу, холод на тебя никак не влияет, — заметила Ирина.

Я смотрела на улыбающиеся лица и чувствовала, что внутри нарастает ощущение счастья. Тоска по матери меня не оставила, но, несмотря на это, я поняла, что уже очень давно мне не было так хорошо. Мне многое пришлось пережить, но все постепенно утряслось. Розалина приехала в добром здравии и прекрасном настроении. Ирина, похоже, с удовольствием работала в кафе и ходила на курсы английского языка в технический колледж, Что касается меня, то я прекрасно чувствовала себя в маленькой квартире Бетти. Здесь мне было уютнее, чем когда я жила в шикарном доме в Шанхае. Я, конечно, любила Сергея, но в его доме меня всегда подстерегали неприятности и коварство. Нм Поттс-пойнт царила такая же спокойная и доброжелательная атмосфера, как в Харбине, несмотря на то что трудно было представить себе два более несхожих города, не говоря уже о столь разных людях и их вкусах, как мой отец и Бетти.

— Аня, ты плачешь, — услышала я голос Розалины.

Все разом замолчали и повернулись ко мне. Ирина дала мне свой носовой платок и взяла за руку.

— Что с тобой? — спросила она.

— Тебя что-то расстроило, милая? — Бетти участливо смотрела на меня.

— Нет, — сказала я, покачав головой и улыбнувшись сквозь слезы. — Просто я счастлива, вот и все.

Усилия Розалины на ниве пошива одежды не сразу увенчались успехом. Многие женщины из семей эмигрантов, которые никогда раньше не работали, вооружились иголками и нитками, чтобы иметь какие-то деньги помимо зарплаты мужей. Хотя Розалина владела искусством шитья в совершенстве, более молодые женщины работали быстрее. Единственный заказ, который получила Розалина, был от швейной фабрики в Сарри-Хиллс. Не сказав нам ни слова, она согласилась шить на дому по десять платьев для коктейлей в неделю. Но на платьях было столько мелких деталей, что ей приходилось работать с шести утра до поздней ночи, чтобы уложиться в срок. Уже через две недели Розалина снова стала бледной и изможденной. Ирина запретила ей впредь брать заказы от фабрик, но сладить с Розалиной было не так-то просто. Она могла быть невероятно упрямой.