В следующей комнате несколько рабочих помешивали деревянными мешалками из березы пенную бражку в чанах из древесины лиственницы, чтобы она не переливалась через край.

– Эта стадия процесса занимает тридцать шесть часов или больше, – продолжил свои объяснения Лахлен. – На конечной стадии процесса получается бражка, прозрачная жидкость крепостью около десяти градусов.

Тут внимание Лахлена было отвлечено одним из рабочих, делавших ему какие-то знаки.

– Я кому-то понадобился. Капитан, не желаете ли взглянуть на перегонные аппараты? Я к вам скоро вернусь.

Тарквин переступил порог двери и очутился в длинной, узкой галерее, выходящей в комнату невероятных размеров. Дневной свет, скудно просачивающийся через высокие сводчатые окна, позволял разглядеть два медных котла грушевидной формы, подогреваемых снизу пламенем каменного угля. Проходя по галерее вниз, Тарквин на некоторое время задержался, прислушиваясь к шипению пара и бульканью воды. Здесь на него никто не обращал ни малейшего внимания. С интересом осматриваясь вокруг, Тарквин заметил рабочего, колдовавшего над трубой. Он подошел поближе и после некоторого раздумья произнес:

– В семье Лесли, по-моему, не принято проявлять щедрость по отношению к слугам и рабочим. Лишнего у них не допросишься.

Человек, склонившийся над трубой, выпрямился и повернулся. Глаза фиолетового оттенка недоуменно уставились на Тарквина, который не преминул язвительно добавить:

– Так как сегодня за утренним чаем кое-кто из членов семьи отсутствовал, то леди Лесли не стала задерживаться в гостиной. Ее сын предложил мне ознакомиться с его хозяйством, то есть с винокурней. Надеюсь, я не сильно вас побеспокоил, мисс де Бернар, я правильно назвал ваше имя?

Легкая краска смущения появилась на щеках девушки.

Тарквин прошел боком мимо нее, чтобы поближе рассмотреть медный чан.

– Процесс дистилляции, как я понимаю, здесь заканчивается. Как это делается?

Ровена де Бернар на какое-то мгновение смутилась, но затем с явной неохотой сказала:

– Перегонка – это превращение сусла в пар и затем через конденсацию снова в жидкость.

– Вы считаете, что освоить этот процесс не так уж и сложно?

– Так оно и есть.

Тарквин с некоторым удивлением посмотрел на нее.

– Мне объяснили, что во всем этом деле есть нечто таинственное, требующее огромного опыта и навыка.

Взгляд Ровены уже не был настороженным, она улыбнулась Тарквину. Черты ее лица, освещенные мягкой и теплой улыбкой, смягчились, стали необыкновенно милыми.

– Кто вам сказал об этом? Мой кузен Иен? Тарквин утвердительно кивнул.

– Полагаю, что мой кузен имеет об этом несколько идеализированное представление. И хотя процесс изготовления виски искусство древнее, в нем нет ничего таинственного.

Она подвела его к первому перегонному аппарату и наклонилась к огню. Отсветы пылающих углей от нижней каменной печи играли на ее волосах, выбивающихся из-под капюшона, и Тарквина удивил их необычайный красноватый цвет. У всех Лесли, если судить по портретам, которые он видел в галерее прошлой ночью, цвет волос более темный, а у леди Файоуны и ее дочери волосы черные, как вороново крыло. Он подумал, что здесь сказывается и ее происхождение, ведь она урожденная де Бернар. По-видимому, у какой-то давно забытой галльской прародительницы были такие необычные глаза фиолетового цвета. Ресницы с золотистым отливом и красивая линия длинной, стройной шеи подчеркивали профиль Ровены де Бернар и придавали ее облику очарование юности. Роста она была выше среднего, у нее была привычка накидывать шерстяной плед подобно тому, как это делают шотландские горцы. Однако даже грубый материал не в состоянии был скрыть стройность ее фигуры и плавный изгиб грудей.

«Неужели она не осознает своей обольстительной привлекательности?» – недоумевал Тарквин.

Как будто не замечая пристального интереса со стороны капитана Йорка, Ровена выпрямилась и сказала как нечто само собой разумеющееся:

– Процесс получения виски из солода действительно не так уж и сложен. Дистиллят просто перегоняется из перегонного куба в перегонный аппарат для спирта, – она показала на чан, находившийся сзади, – а затем заливается в бочки. На этой стадии процесса доливается родниковая вода для уменьшения содержания спирта и улучшения вкуса.

– Но ведь чтобы не испортить напиток и придать ему нужный градус, требуется все очень тонко рассчитать, а для этого нужно обладать определенным внутренним чутьем.

– Это мой кузен сказал вам об этом?

– Да. Но разве дело обстоит иным образом?

– Конечно, заключительная стадия процесса самая ответственная, и, если упустить нужный момент, качество виски будет уже не тем. А поскольку нет способа, с помощью которого можно было бы определить, когда должен наступить этот нужный момент, то, я думаю, у Иена есть все основания утверждать, что для приготовления виски нужной крепости и вкуса требуется не только умение, но и особая интуиция, позволяющая все верно рассчитать. Любая ошибка, допущенная при этом, может быть обнаружена самое малое только через двенадцать лет.

– А что, виски, изготовленное здесь, в Глен Роузе, всегда отличалось отменным качеством?

Ровена критически усмехнулась.

– Если какая-то партия нашего виски получалась низкого качества, то мы в этом не сознавались. У нас на складе скопилось большое количество бочек с виски, которое еще нужно довести до стадии зрелости, и на это потребуется три года. Каким получилось виски, можно говорить только тогда, когда бочки распечатают.

– Ваш кузен говорил мне, что его дедушка, когда он еще был жив и здоров, досконально знал процесс перегонки и обладал в этом деле поразительным чутьем. А кто-нибудь еще в вашей семье имел подобные качества?

– Дедушка не имел себе равных. Думаю, он даже предвидел некоторый упадок винокурни. В настоящее время, насколько мне известно, только Лахлен занимается перегонкой виски, хотя это ему мало нравится. Ответственность за дело, утверждает он, заставляет его нервничать.

– А кто же занимался этим в течение последних дней?

В ее фиолетовых глазах промелькнули искры.

– Это делала я.

И не сказав больше ни слова, Ровена бочком проскользнула мимо капитана Йорка и скрылась за узкой дверью, а капитан так и остался стоять, задумчиво глядя ей вслед.

В эту минуту вернулся Лахлен.

– Капитан Йорк, позвольте вам представить Нила Стрейчленда. В Глен Роузе он присматривает за складским хозяйством. Он так давно работает у нас, что без него мы как без рук.

Тарквин пожал руку человеку с грубоватой внешностью, подвязанному рабочим фартуком. От него веяло холодом и суровостью, как от гранитных стен.

– Рад познакомиться, мистер Стрейчленд, – вежливо произнес капитан, и они отправились смотреть хозяйство Нила.

Склад размещался в пещере и от пола до потолка был заставлен бесчисленными бочками.

– Для хранения виски, – начал Нил Стрейчленд, – подходят только такие помещения, где холодно и сыро. Пористая древесина дубовых бочек способствует тому, что виски как бы «дышит», выделяя через поры определенное количество спирта. Климат в наших местах влажный, и едва ли во всей горной Шотландии найдется место более подходящее для созревания виски в бочках. Не верьте тому, капитан Йорк, кто будет утверждать обратное. Разрешите откланяться, сэр. Мне нужно идти.

– Нам тоже пора возвращаться, – сказал Лахлен и взглянул на часы. – Сегодня мы обедаем раньше, так распорядилась матушка.

Они вышли на улицу, где на них с остервенением набросился ветер и стал трепать их одежду.

Внезапно похолодало, от покрытой шифером крыши винокурни поднимался пар. Туман висел клочьями на деревьях и горных вершинах. Со стороны вересковой пустоши доносилось приглушенное блеяние овец, но за белесой пеленой нельзя было разглядеть склоны холмов, где они щипали траву. Ничего не было видно дальше мутного торфяного потока, отделявшего винокурню от вспаханных полей.

– Только мистер Стрейчленд может быть в восторге от такой погоды, – заметил Тарквин, поеживаясь. – Что касается меня, то я предпочел бы заниматься перегонкой коньячного спирта где-нибудь на юге Франции.

– Бедняга Нил не может смириться с тем, что Ровена возвращается во Францию, – вымолвил Лахлен, вспрыгивая в седло. – Он не хочет, чтобы она растрачивала свой талант, занимаясь изготовлением коньяка.

– А что же в этом предосудительного? Лахлен криво усмехнулся.

– Любому шотландцу это небезразлично. Как вы знаете, немного найдется англичан, а тем более французов, которые бы предпочитали употреблять виски. У них к этому напитку нет должного уважения, а нас, шотландских горцев, это обижает. Пусть Ровена француженка по месту рождения, но сердце ее принадлежит Глен Роузу и тому делу, которое стало для нас традицией. Я думаю, что она еще покажет себя, когда возвратится в Шартро.

– А может, ее родственники не пожелают, чтобы она работала на винокурне?

Это высказывание Тарквина заставило Лахлена громко рассмеяться.

– Как бы они ни старались, им не удастся отговорить Ровену. У нее не тот характер, чтобы сидеть сложа руки. Бедняга Симон! Едва ли Ровена будет считаться с его мнением. Вы ведь знаете, как она упряма!

– Простите, я не имел удовольствия... Лахлен снова коротко рассмеялся.

– О, простите! Я совсем забыл, что вы ведь с ней до сих пор не встретились. Надо поскорее исправить это упущение, чтобы наши манеры не показались вам невежливыми. Интересно, куда это дитя могло запропаститься? Ей отлично известно, что вы приехали вчера ночью, и я считал, что вам уже была оказана честь быть ей представленным.

– С нетерпением ожидаю, что такой случай мне вскоре представится, – произнес капитан Йорк с совершенно серьезным видом.

Однако до самого вечера капитан так и не увидел Ровену.

На землю опустились сумерки, сменившиеся непроглядной темнотой. В комнатах с высокими потолками слуги зажигали лампы. Во время обеда кроме Тарквина и Лахлена, который бормотал неловкие извинения относительно затянувшегося отсутствия своей матери и сестры, за столом больше никого не было. С некоторым смущением он сообщил Тарквину, что платье, присланное для Катрионы из Инвернесса, оказалось ей не по фигуре, и дамы вместе с портнихой срочно занялись переделкой.