Закрыв за собой дверь, она разочарованно и хмуро оглядела железную кровать и тумбочку, которые составляли всю меблировку комнаты. В камине горел огонь, но в комнате было довольно прохладно, сквозь дверные щели так сильно сквозило, что даже шевелились занавески.

– Придется устраиваться, – пробормотала Ровена, – хоть условия не из лучших.

Шум с улицы привлек ее внимание, и Ровена подошла к окну. Взглянув вниз, она увидела, как капитан Йорк помогает Шарлотте сесть в подъехавшую карету. Неукротимая Хивер стояла позади капитана на обочине дороги и грозно посматривала то вправо, то влево, будто ожидала нападения и собиралась его отразить. Через замерзшее стекло Ровена все же смогла разглядеть, как рассмеялся Тарквин в ответ на какую-то остроту, изреченную Хивер, а затем и сам не без некоторых усилий забрался в карету. Дверь с шумом захлопнулась, под скрип колес и цокот лошадиных копыт экипаж тронулся с места.

Чувство невообразимого одиночества охватило Ровену. Глядя поверх крыш, она увидела, как причаливает пакетбот и волны плещутся вокруг него. Завтра, как только начнется прилив, «Фанни» выйдет в море, и Англия, дававшая Ровене приют и бывшая ее единственным домом более шести лет, останется за кормой. От этих размышлений ей стало грустно, несмотря на страстное желание снова увидеть Шартро. Ополоснув лицо и руки в тазике с ледяной водой, стоявшем на тумбочке, Ровена разделась и распустила волосы, которые роскошным водопадом упали ей на плечи. Дрожа, забралась она в постель и укрылась грубым тонким одеялом. Угольки в каминной решетке шумно потрескивали, а под окном жалобно мяукал кот. В коридоре хлопнули дверью, было слышно, как в соседней комнате передвигают кресла, раздался хриплый хохот, и Ровена с сожалением подумала, что ночь не обещает быть спокойной. Глядя в потолок, она размышляла о том, что последние дни, проведенные ею в Англии, были поистине унылыми и безрадостными, и ей оставалось только надеяться, что земля Франции встретит ее приветливо и благосклонно.

– До Лиссабона мы доберемся за десять дней, – сообщила Ровене Хелин Синклер после того, как сама узнала об этом у капитана пакетбота. – И восемь дней проведем в море, пока доплывем до Ла-Коруньи. Если погода позволит, там судно станет на якорь. Мне это путешествие кажется ужасно утомительным и нескончаемо длинным, хотя есть надежда, что крепкий попутный ветер поможет сократить путешествие.

– Поможет, но при условии, что наше судно не будет задержано в пути французским или американским фрегатом, – вставила миссис Пемберли-Мартин, жена британского полковника от инфантерии, которая вместе со своим мужем возвращалась в штаб армии, базирующийся в Брюсселе.

– Я вовсе не исключаю возможности такой нежеланной встречи, – добавила она, придав своему голосу интонацию зловещей таинственности, поскольку почувствовала, что сказанное ею встревожило миссис Синклер. – Время от времени подобное случается. В прошлом месяце один из наших пакетботов был перехвачен вражеским судном. Вы только представьте себе, что такое могло произойти!

Так как муж миссис Пемберли-Мартин и капитан Йорк уже познакомились и неплохо поладили, то она сама не считала нужным тратить время на такие пустяки, как формальное представление друг другу, и не задумывалась, что ее присутствие для миссис Синклер и Ровены не всегда желательно. У Ровены уже сложилось твердое мнение о миссис Пемберли-Мартин как о даме необыкновенно болтливой, властной, критикующей всех и вся. Ровена предпочла бы пореже встречаться с нею, но свободных уголков, где можно было бы уединиться, на пакетботе не было. Положение осложнялось еще и тем, что миссис Пемберли могла затаить недовольство, заподозрив Ровену в нежелании разделять ее общество, а Ровене не хотелось нажить себе врага в ее лице.

За исключением четырех леди (четвертой была довольно робкая женщина, которую все называли просто Аделаида) и нескольких слуг, редко появляющихся на палубе, остальной контингент пассажиров пакетбота состоял преимущественно из военнослужащих. Офицеры-кавалеристы и новобранцы, независимо от их чинов и званий, ютились в тесных каютах и трюмах, словно дрова в поленнице. Военных было так много, что, поднявшись наверх, невозможно было не столкнуться сразу с несколькими из них. Несмотря на жестокий холод и сильный ветер, они группами собирались на палубе, чтобы поговорить на политические темы и поделиться друг с другом скудным запасом табака или рома. Среди них было много ветеранов – участников военных кампаний на Пиренейском полуострове, имеющих боевой опыт и приученных переносить трудности. Все они верили, что возвращаются во Францию, чтобы свергнуть с трона ненавистного корсиканца, и моральный дух этих солдат поддерживался на высоком уровне.

Унылой медленной чередой проходили дни за днями, сменяя друг друга то бешеными порывами завывающего ветра, то холодными секущими дождями.

Как-то Ровена заметила, что капитан Йорк стал часто появляться в компании военных, которые, по-видимому, знали его. Поскольку в кают-компании людей набивалось как сельдей в бочке, они выходили на палубу и, стоя с подветренной стороны, проводили время в беседах об окопной жизни или обсуждали нерешенные проблемы прошлой военной компании. Наблюдая за ними, Ровена пришла к выводу, что капитан забыл о ее существовании.

Это показалось Ровене обидным. Капитан Йорк был, несомненно, очень доволен, что встретил людей, чей жизненный опыт равнялся его собственному, и у них всегда находились общие темы. Для Ровены же интересы, мысли и чаяния этих людей мало что значили.

«Для капитана Йорка, – продолжала рассуждать Ровена, – я всегда, наверное, была неприятной обузой, от которой он с удовольствием бы избавился при первом удобном случае. Тогда почему же меня так огорчает и раздражает, что при случайных встречах в кают-компании или на узком сходном трапе мы едва обмениваемся парой слов?! Нужно держать себя в руках и не показывать виду, что его невнимательность портит мне настроение. Но лучше всего вовсе не думать о нем, а помечтать о родном доме во Франции, порог которого я переступлю через две недели».

Опасность встречи с разбойничающими на море французскими фрегатами благополучно миновала, и менее чем через неделю «Фанни» стала на якорь в гавани небольшого испанского городка Ла-Карунья. Сам город был скрыт за пеленой дождя. Ураганный ветер гнал пенные морские валы, которые бешено ударялись в дамбу, перехлестывали через нее и устремлялись дальше к берегу, вдоль которого неровными рядами выстроились неказистые домишки.

На тесной пристани было пустынно, и «Фанни» не стала долго задерживаться в порту. Спешно выгрузив на берег дорожный экипаж, несколько чемоданов и восемь незадачливых пассажиров, судно покинуло гавань, взяв курс на юг в сторону Лиссабона.

Сильный дождь с порывами ветра заставил невезучих путешественников искать укрытие под деревянным навесом, смастеренным на скорую руку специально для защиты пассажиров от непогоды. Миссис Пемберли-Мартин подозрительно осмотрела его и заявила, что сомневается в надежности этого сооружения, которое в любой момент может рухнуть им на голову.

Это предостерегающее замечание заставило Аделаиду Такер и миссис Синклер с беспокойством оглянуться вокруг. Но, честно говоря, их тревога была преувеличенной, ибо до сих пор ни один предмет не свалился на голову кого-либо из пассажиров.

Через три часа все они целые и невредимые уже находились на палубе шлюпа «Ла Сьюдад», взявшего курс на запад вдоль побережья с подступающими к нему Чантабрийскими горами. Кроме женщин и Тарквина на шлюпе находилось еще три пассажира, все коренные испанцы.

Четыре дня путешествия вдоль северных берегов Испании оказались для Ровены тяжелыми и изматывающими. Шквалистый ветер с Северной Атлантики дул с неослабевающей силой, рвал снасти и скрипел мачтами, и маленькое суденышко словно скорлупку швыряло по волнам. Палубу заливало водой, и Ровене не оставалось ничего другого, как сидеть в своей каюте, словно на привязи. Приступы морской болезни доконали миссис Синклер, которая чувствовала себя очень неважно. Однако и Ровене приходилось не сладко, приступы тошноты все время подступали к горлу, хотя она отчаянно им сопротивлялась. И Ровена, и миссис Синклер вздохнули с заметным облегчением, когда услышали пронзительный свисток боцмана, торжественно извещавший, что пора становиться на якорь. Шлюп повернул в длинный, укрытый от ветров заливчик, по которому суденышко доплыло до пристани небольшого городка Сан-Себастьян. Вскочив с места, Ровена поспешила на палубу.

Шел сильный непрекращающийся дождь. Ровена отыскала укрытие под тентом, откуда ей хорошо было видно широкое водное зеркало гавани и величественные горные утесы, служащие естественной защитой от жестоких ветров. На одной из самых высоких скал высилась монументальная статуя пресвятой Богородицы девы Марии, покровительницы и защитницы этого маленького городка с его гаванью. Вид действительно открывался великолепный, несмотря на дождь.

«Длительное путешествие, можно сказать, закончено», – подумала Ровена. Полковник Пемберли-Мартин говорил ей, что граница Франции находится менее чем в двадцати милях отсюда, вон за теми холмами, и проходит вдоль реки Бидасоа, берега которой связаны мостом. Капитан Йорк заметил, что испанцы мост пока не взорвали, но могут это сделать при попытке французов овладеть им. Несмотря на мерзкую погоду, на пристани столпилось множество людей, но из-за дождя и дальности расстояния Ровена не могла рассмотреть их отчетливо. Она была уверена, что в толпе встречающих находятся ее брат и дядя, приехавшие, чтобы забрать ее отсюда. Вместе с ними, может быть, и тетушка Софи или Феликс – невероятно развязный и нахальный мальчишка, сын дяди Анри и тети Софи. Ровена прикинула в уме, что теперь ему, наверное, уже исполнилось четырнадцать лет, и он уже не тот пострел в коротких штанишках, каким запечатлелся в ее памяти. Хорошо будет снова встретиться с ним и посмотреть, как он изменился. Приятное чувство от предвкушения встречи охватило Ровену. Она ухватилась за поручни, напрягая зрение и всматриваясь в толпу на пристани.