— Хорошо, — кивнула Верочка, — возьмем его к себе. Он такой милый!

— К себе? — В голосе Наташи звучало сомнение. — У тебя же и так не повернуться! Квартира маленькая, и потом — гулять с ним негде, а он побегать любит. — Она помолчала недолго, задумчиво помешивая соломинкой в стакане, и добавила: — Лучше переезжайте к нам на недельку!

— Ну, это, наверное, неудобно…

— Неудобно знаешь что? На потолке спать.

— Почему? — растерялась Верочка.

— Потому что одеяло падает!

Обе прыснули от смеха. Верочка даже сок пролила, и от этого они почему-то развеселились еще больше. Наконец, отсмеявшись, Наташа сказала уже серьезно:

— Ты прости меня, Вер. Я к тебе была несправедлива. Характер такой дурацкий — сама все понимаю, но иначе не могу.

— Что ты! Все нормально.

— Теперь — да, — упрямо продолжала Наташа, — а раньше… Стыдно вспомнить!

— Забудь. — Верочка беззаботно махнула рукой, как будто отгоняя неприятные воспоминания. — Что было, то прошло. Знаешь, я, наверное, вообще уйду с работы.

— Совсем? Ты что это вдруг? — удивилась Наташа. — Другое место нашла или здесь не нравится?

— Не в этом дело. Если мы с Максимом поженимся — больше не до этого будет. Знаешь, он тут сказал недавно — не век же тебе в секретаршах сидеть! Я ему нужна.

— Ну, не знаю… — Наташа с сомнением покачала головой. — Быть зависимой от мужчины… Хоть он мне и брат, но все равно! Заработки у него нерегулярные, то густо, то пусто. И профессия какая-то ненадежная. Ты же самостоятельная, умная, зарабатываешь неплохо, зачем тебе все это?

— Да надоело. Я ведь на работе что делаю? Кофе варю, бумажки печатаю, нужным людям улыбаюсь. Неужели я только для этого на свет родилась? Скучно.

— Ага, а братика моего обихаживать — нет? — ехидно спросила Наташа.

— Максим — он особенный, — сказала Верочка, и в ее словах была такая убежденность, что Наташа даже удивилась, — я тут как-то все его книги перечитала разом, и странное такое ощущение появилось… Я даже выразить толком не умею.

— А ты попробуй.

— В них свет есть. Мне иногда кажется, что он и сам не понимает до конца, что делает.

— Ну хорошо, допустим, он и правда весь из себя великий. Лет через десять классиком станет. А что, если он тебя тогда бросит? Ты полжизни положишь на него, и с чем останешься? Трудно будет все с нуля начинать. Ты об этом подумала? Не боишься?

— Нет. — Верочка улыбнулась светло и немного грустно. Наташе даже неловко стало за свои «неудобные» вопросы. — Этого — совсем не боюсь.


Остаток дня до самого вечера Максим не знал, чем себя занять. Как-то слишком много всего свалилось сразу. Он даже сходил в магазин, приготовил ужин и стал ждать, пока Верочка придет с работы. Сегодня она почему-то задержалась. Максим даже волноваться начал. В городе, где человек может просто «уйти и не вернуться», а потом в грязной речонке вылавливают его труп, никогда нельзя быть спокойным за своих близких. Чуть запоздает кто — и уже в голову лезет всякое…

Он сидел на диване, бесцельно щелкая пультом телевизора, но совершенно не понимал, что там происходит, на экране. Мысли Максима были далеко…

Вот, наконец, ключ повернулся в замке, простучали каблучки, и из прихожей послышался Верочкин голос:

— Привет! А вот и я!

Максим почти выбежал ей навстречу, подхватил пакеты из рук.

— Ну что ты так долго?

Верочка кокетливо улыбнулась:

— Соскучился?

— Очень, — серьезно ответил он.

— А что такой грустный? Случилось что?

— Да так… День какой-то дурной сегодня. Не бери в голову. Ты проходи, сейчас ужинать будем. Я еще не ел, тебя ждал.

— Ой, как здорово! А то я как раз такая голодная…

Они сели за стол. Максим накрыл в комнате, зажег свечи и выключил верхний свет.

— Вот тебе и романтический ужин! Не знаю, как получилось, но я старался.

Верочка сначала была весела, рассказывала про их с Наташей «шоп-тур» и даже порывалась демонстрировать покупки, но потом вдруг примолкла. Максим поймал ее взгляд — печальный и виноватый почему-то. На душе у него стало совсем нехорошо.

— Белка, а у тебя-то что стряслось? Ты сегодня сама на себя не похожа.

Верочка вздохнула:

— Даже не знаю, как сказать… Кажется, я кольцо твое потеряла. Так жалко!

— Да ладно тебе, не грусти! — Максим вздохнул с облегчением. — Как моя мама говорила — пусть это будет самая большая неприятность! Сто лет жили без этого кольца, и еще обойдемся.

— Все равно жалко. И примета плохая — оно же вроде как обручальное.

— Не переживай. Если хочешь — куплю другое, дай только гонорар получить. А может, еще и это найдется… Скажи лучше, как там сестренка моя поживает? — спросил он, торопясь переменить тему.

— В отпуск собралась. Просила за Малышом присмотреть, пока ее не будет. Пожить звала… Ну, там у вас.

— Когда уезжает? И — куда?

— Может, на этой неделе еще, пока на работе затишье. В Прагу. — Верочка пожала плечами. — По мне, так город как город. На море лучше. Да, Максим! — спохватилась она. — А мы-то когда поедем? В августе слишком жарко и дорого, и народу много, так что, может, лучше до осени отложить?

Максим задумался. В свете последних событий, пожалуй, и неизвестно. Поспешил девушку обнадежить, поспешил. Она вон уже и тряпочек всяких накупила, а тут такой облом! Не зря еще бабушка говорила: «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь!»

— Не знаю, Веруня, не знаю… Ты потерпи пока, ладно? Поедем обязательно, вот только с делами разберусь.

— Максим. — Верочка смотрела ему в лицо строго и прямо. — Расскажи все как есть. Я же вижу…

— И что ж ты у меня такая проницательная? — Улыбка Максима получилась немного натянутой, он и сам это почувствовал. Это ведь только в американских фильмах герой всегда отвечает «I am ОК!» и улыбается на все тридцать два зуба — даже если только что вылез из-под асфальтового катка пли вырвался из лап космического монстра.

А Верочка все смотрела на него, и под ее взглядом Максим почувствовал, что больше увиливать и отшучиваться он не сможет. Какой смысл врать, когда тебе все равно не верят? Он набрал в грудь побольше воздуха и принялся рассказывать все с самого начала — про исчезнувший роман, про Николая Алексеевича, погибшего так страшно и глупо, про неожиданный форс-мажор в издательстве… Только о странном письме, что пришло по электронной почте, все-таки умолчал.

Верочка слушала внимательно, не перебивала, только лицо у нее становилось все более испуганным. Глаза стали большие и круглые, губы задрожали, брови поднялись домиком… Ну прямо вот-вот заплачет! Максим даже пожалел о своей откровенности.

— Ну что ты так расстроилась, глупенькая? Это же просто стечение обстоятельств! Роман вот только жалко. Но я все равно придумаю что-нибудь, не волнуйся. Будет тебе Греция, ты только подожди немного.

— Да бог с ней, с Грецией! — отмахнулась Верочка. — Не очень-то и хотелось. Знаешь, я боюсь за тебя в последнее время.

— Чего за меня бояться? — удивился Максим. — Я же не олигарх! Не нефтяной магнат, не политик, даже не главарь преступного сообщества. Денег больших у меня нет, взять нечего, кроме анализов, к тому же весь из себя такой законопослушный, что аж самому противно. Кому я нужен? Это у тебя, милая моя, фантазия разыгралась, скоро в соавторы приглашать придется!

— Нет. — Верочка упрямо сжала губы. Максим даже удивился, он никогда раньше не видел ее такой. — Ты, конечно, не олигарх. Ты — писатель. Ты мир изменить можешь, а они — нет, как бы ни старались.

— Ну, ты и загнула! — Максим рассмеялся. Нет, конечно, это очень даже льстит самолюбию, когда молодая и красивая (а главное — любимая!) женщина столь высокого мнения о твоей персоне. Но чтобы мир изменить — это, пожалуй, чересчур!

— Да, и нечего смеяться! — Верочка упрямо сжала губы. — «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется…»[2] Умный человек сказал, между прочим, жаль, не помню, кто именно. Если ты можешь придумать свой мир, что же тебе мешает изменить этот? Или он уже меняется — а ты пока об этом не знаешь?

В полумраке строгое, сосредоточенное лицо Верочки выглядело странным, почти незнакомым. Игра света и тени резче обозначила высокие скулы, большие карие глаза таинственно блестели в полумраке, распушенные длинные волосы волной падали на плечи. Ну прямо пифия! Максим даже поежился от странного ощущения — как будто устами его подруги, с которой он спал несчетное количество раз, чье лицо и тело давно знал, как свое, с ним говорило нечто совершенно новое и неожиданное, что так резко и грубо, незвано-непрошено, ворвалось в его жизнь.


Наташа пришла домой усталая. Длинный жаркий день, привычная суета в офисе и беготня по магазинам утомили ее.

Почему-то Малыш не встретил ее в прихожей, как обычно, а так и остался лежать на своем любимом месте возле балконной двери. Только голову поднял, навострил уши и смотрел на нее в упор совершенно человеческим взглядом. Как будто сказать что-то хотел — и не мог…

Наташа бросила свои пакеты прямо в прихожей, скинула туфли и подошла к собаке.

— Ну что, мой хороший, соскучился? Бросили тебя на целый день? Ничего, сейчас я тебя покормлю, а потом гулять пойдем…

Пес пару раз лениво вильнул хвостом, даже на волшебный глагол «гулять» никак не прореагировал.

— Эй, ты не заболел, а? Нет, нос вроде холодный. Жарко тебе, бедненький? Ладно, пойдем, кушать дам…

Малыш нехотя поднялся и лениво затрусил на кухню. Наташа высыпала ему в миску изрядную порцию сухого корма из пакета. Каши бы с мясом сварить, конечно, так ведь некогда же! Пес важно обнюхал содержимое миски и не торопясь, с достоинством, принялся за еду. Наташа грустно посмотрела на коробку мюсли. Такой же сухой корм, только человеческий! Хоть и пишут в женских журналах, что это — здоровое питание, а вечером вообще лучше бы не есть, но под ложечкой-то все равно сосет!